Он ехал на том поезде!

Сначала она пыталась убедить себя, что это не он. Чарли никогда, никогда не поступил бы так с ней. Или с детьми. Только не Чарли… И почему? Почему?! Она смотрела на его лицо. Люди выглядели такими похожими. Глаза, надежды… от них можно ждать любого подвоха. И картинка чуть расплывалась. Но всякий раз, когда она возвращалась к телевизору, прокручивала этот крошечный отрезок документального фильма, может, уже и в тысячный раз, перед ней возникало лицо Чарли. И ошибки тут быть не могло. Карен прошиб пот. Ноги стали ватными.

«Почему?!»

Шли дни. Карен пыталась делать вид, будто ничего не произошло, но лицо Чарли на экране телевизора просто раздавило се. Она слегла. Сказала детям, что это нервное. Годовщина смерти Чарли. Нахлынувшие чувства. Однажды они даже принесли ей обед в постель. Куриный суп, купленный в кулинарии, чашку зеленого чая. Карен поблагодарила детей, заглянула в их встревоженные глаза. «Поправляйся скорее, мамочка». Когда они ушли, она расплакалась.

Потом, когда дети спали или уходили в школу, она бродила по дому, всматривалась в лицо мужа на фотографиях, которые висели везде. Они так много значили для Карен. Только они у нее и остались. Чарли на пляже. Чарли и она на свадьбе ее кузины. Личные веши Чарли, которые лежали в ящиках его стола: визитки, квитанции, наручные часы.

«Ты не мог так поступить со мной, Чарли, правда? С нами… Только не ты…»

Должно быть, это какое-то совпадение. Пусть и странное, невероятное. «Я верю тебе, Чарли… Я верила тебе всю жизнь, и я собираюсь верить и теперь. Ты никогда бы не причинил мне такую боль».

Карен то и дело подходила к еще одному свидетельству того страшного дня. Вырванному из блокнота листу, который кто-то нашел на Центральном вокзале. «Со стола Чарльза Фрайдмана».

Она чувствовала его присутствие. Она ему верила. Верила все восемнадцать лет. Что бы она ни видела на экране. Карен чертовски хорошо знала, каким был ее муж.

А вот тут Карен впервые посмотрела на вырванный лист. Действительно посмотрела. Не как на память о муже. Меган Уолш. Случайное имя, нацарапанное неразборчивым почерком Чарли. Рядом телефонный номер: 964-1650. еще номер, подчеркнутый несколько раз: В1254.

Карен закрыла глаза.

«Не звони туда, — приказала она себе, отгоняя подозрения. — Лист прислал не Чарли. Быть такого не может».

Но через мгновение Карен вновь смотрела на телефонный номер. Сомнения рвали душу. Его лицо на экране. И вот этот лист, кусочек прошлого, ниточка к Чарли… единственная ниточка.

«Звонить по этому номеру — безумие, Карен. Но если не хочешь окончательно сойти с ума, ничего другого не остается».

Карен пришлось собрать всю волю в кулак.

Ей казалось, что она изменяет Чарли, его памяти. А если в документальном фильме она увидела вовсе не его? Если она пошла на поводу собственного воображения, приняла за Чарли совсем другого человека?

Ее муж уже больше года как погиб!

Но она набрала номер, моля Бога, что не попадет в какой-нибудь отель, где Чарли с кем-то встречался в номере В1254. Получалось, что она подозревала мужа в измене. Самое время.

— Банк «Чейз Манхэттен», отделение на Сороковой улице и Третьей авеню, — прозвучал женский голос.

Карен шумно выдохнула — от облегчения и… от стыда. Но раз уж она сделала первый шаг, останавливаться не имело смысла.

— Я бы хотела поговорить с Меган Уолш.

— Одну минуту.

Как выяснилось, Меган Уолш работала менеджером отдела частных вкладов. И после того как Карен сказала, что ее муж умер, а она единственная наследница его состояния, выяснилось, что В1254 — банковская ячейка, которую Чарли арендовал в этом отделении банка на свое имя примерно за полгода до смерти.

Наутро Карен поехала в город. Отделение «Чейз Манхэттен», просторное, светлое помещение с высоким потолком, находилось всего в нескольких кварталах от работы Чарли. Там ее встретила Меган Уолш, миловидная женщина лет тридцати пяти с длинными темными волосами, в дорогом, элегантном костюме, отвела в свой кабинет.

— Я помню мистера Фрайдмана. — На ее лице читалось сочувствие. — Сама открывала ему счет. Очень сожалею о вашей утрате.

— Я разбирала его старые записи. Эта банковская ячейка не упоминалась в списке. Я даже не знала о ее существовании.

Менеджер банка внимательно изучила копии свидетельства о смерти Чарли и судебного решения о признании Карен единственной законной наследницей. Задала несколько вопросов. Прежде всего спросила кличку их собаки. Карен улыбнулась (как оказалось, речь шла о Саше). Потом девичью фамилию матери. Наконец отвела Карен в небольшую комнатку без окон, расположенную рядом с хранилищем, и усадила в кожаное кресло перед высоким конторским столом.

— Счет мистер Фрайдман открыл восемнадцать месяцев назад, в сентябре. — Мисс Уолш положила перед Карен соответствующие бумаги. Подписи явно принадлежали Чарли.

Вероятно, какие-то документы, предположила Карен. Она посмотрит, что в ячейке, и передаст ее содержимое Солу.

Меган Уолш извинилась, вышла и вскоре вернулась с достаточно большим металлическим ящиком.

— Никуда не торопитесь, временем вас никто не ограничивает. — Она поставила ящик на стол и открыла дубликатом ключа, выданного Чарли. — Если вам что-то понадобится, я вам с радостью помогу.

— Спасибо, — поблагодарила ее Карен.

Дверь закрылась, но Карен еще пару минут сидела неподвижно, не решаясь прикоснуться к той части жизни своего мужа, которой он не делился с ней.

Лицо на экране вызвало у нее шок. А теперь она смотрела на банковскую ячейку, которая не упоминалась ни в каких документах и не являлась частью наследства Чарли. Она осторожно провела рукой по металлической поверхности.

«И что он там хранил в тайне от меня?»

Карен откинула крышку и заглянула внутрь.

Ее глаза широко раскрылись.

Металлический ящик заполняли аккуратно уложенные банковские упаковки денег. Точнее, стодолларовых банкнот. По сто штук. И перевязанные резинками государственные облигации на предъявителя, в каждой пачке лежала бумажка с записанной почерком Чарли суммой. Семьдесят шесть тысяч долларов, двести десять тысяч… Карен подняла пару пачек, не веря своим глазам.

«Как минимум пара миллионов долларов».

Карен сразу поняла: что-то здесь не так. Откуда у Чарли взялось столько денег, да еще и наличными? Они всегда делили все. Положила пачки денег обратно. Почему он никогда ей об этом не говорил?

Желудок скрутило. Она вспомнила двоих мужчин из «Арчера», которые приходили двумя месяцами раньше. «Пропала крупная сумма денег». И это происшествие с Самантой. «Двести пятьдесят миллионов долларов». Это всего лишь малая часть.

Она все еще таращилась на содержимое банковской ячейки: эти деньги начали ее пугать.

«Что, черт побери, происходит, Чарли?»

На дне металлического ящика, под деньгами, Карен обнаружила конверт из плотной бумаги. Открыла его, и на стол выскользнуло содержимое конверта. Вновь Карен ждал сюрприз.

Паспорт.

Совершенно новенький. Карен полистала его. Увидела фотографию Чарли.

Фотография была Чарли, а вот имя и фамилия стояли другие. Вымышленные.

Уайзман. Алан Уайзман.

Компанию паспорту составляли две кредитные карточки на ту же вымышленную фамилию. У Карен разболелась голова.

«Что ты от меня скрываешь, Чарли?»

В полном замешательстве Карен откинулась на спинку кресла. Как, как все это объяснить? Возможно, лицо на экране принадлежало не Чарли.

Но это… Ей становилось все труднее противиться очевидному. Она пробежалась взглядом по листу, в котором указывалось, когда владелец брал ячейку из хранилища. Первый раз это случилось при открытии счета, 24 сентября. За шесть месяцев до гибели Чарли. В соответствующей графе стояла его роспись. Собственно, все росписи принадлежали ему. Пару раз — через несколько дней после открытия счета. А потом дважды в месяц, регулярно как часы. Наконец взгляд Карен добрался до последней заполненной строки.