– Сейчас стемнеет, пойдем, – сказала Фатима, с которой они ходили к колодцу.

Зюлейка еще немного постояла, вдыхая неповторимые запахи пустыни. Потом повернула назад. Она держала в руках небольшой кувшин. Теперь, когда до родов осталось совсем немного, ни Ясин, ни женщины-соседки не позволяли девушке поднимать и носить тяжести. Она отправилась с Фатимой просто для того, чтобы немного пройтись.

– Когда ждешь? – спросила Фатима, кивая на живот Зюлейки.

– Я ходила к Саламат, и она сказала, что это, наверное, случится на днях.

Саламат была повитухой; она успокоила молодую женщину, заверив ее, что все идет хорошо, стоит надеяться, что роды не окажутся трудными.

– Волнуешься?

– Очень. Ты придешь ко мне?

Зюлейка с надеждой посмотрела на подругу.

– Да, и не только я. И Саламат, и другие женщины. Ведь ты будешь рожать впервые, а первый раз всегда страшно!

Фатима была всего на два года старше Зюлейки, но уже имела двоих детей. Она была очень смуглой, как большинство бедуинских женщин, ладно сложенной, хотя и худощавой.

– Не могу понять, – промолвила женщина, когда они с Зюлейкой шли к своим шатрам, – почему ты осталась с нами?

– Мне нравится у вас, – уклончиво ответила та. – Здесь хорошие люди.

– Разве в Багдаде не лучше? Наша жизнь от начала и до конца – это борьба с трудностями. Пустыня только кажется неизменной. На самом деле она непредсказуема и опасна. И потом… В большом городе ты могла бы выйти замуж за человека, который богат, который слышит и говорит.

Несколько секунд Зюлейка неподвижно смотрела вдаль, будто зачарованная светом далеких огней, потом легко улыбнулась и сказала:

– На, любовь Ясина безыскусна, как и здешняя жизнь, но это… настоящая любовь.

– А ты, ты его любишь?

Девушка тайком вздохнула. Трудно любить того, кого приходится обманывать. Она не стала отвечать на вопрос, вместо этого промолвила:

– Здесь никто не захочет и не сможет меня продать, никто не предаст и не бросит. Я рада, что вышла за Ясина. Богатый и знатный человек стал бы требовать от меня того, чего я не знаю, чему никогда не училась. Я хочу, чтобы меня ценили такой, какая я есть: без всяких хитростей, без украшений и золота.

– Золото… – задумчиво повторила Фатима. – Зачем оно, если живешь в краю, где полно воды и зелени? Я не понимаю багдадцев и никогда не пойму!

Зюлейка рассмеялась.

– А они не поняли бы тебя!

– Потому меня и удивляет твой выбор, – заметила Фатима. – Когда я впервые тебя увидела, никак не думала, что мы подружимся. Ты казалась не похожей на нас.

– Почему?

Лицо Фатимы сделалось очень серьезным, взор устремился в невидимую даль.

– Красивая. И взгляд другой. Было ясно, что ты видела что-то иное, другой мир, другую жизнь… Хорошо, что ты вышла именно за Ясина, – добавила она после паузы, – иначе едва ли наши женщины приняли бы тебя.

– Ясин хороший, – сказала Зюлейка. – Он лучше других мужчин.

– Разве ты знала других?

Молодая женщина прикусила губу. Нужно быть осторожной в словах! Пройдет много времени, прежде чем она перестанет бояться, что когда-нибудь тайное станет явным.

– Мне так кажется, – коротко ответила Зюлейка.

– Не тяжело все время молчать? – спросила Фатима.

– Нет. Когда молчишь, можно спокойно думать.

Они подошли к шатрам. За спиной пламенела ровная оранжевая черта – последний привет дня, который уйдет и больше никогда не вернется. Над головой темнели купы пальм, меж шатров пролегли угольно-черные тени.

Зюлейка понимала, что хотела сказать Фатима. Женщины пустыни похожи друг на друга, словно сестры: кожа обожжена солнцем, как и земля, на которой им приходится жить; вокруг глаз – даже у самых молодых – змеятся морщинки; лица жесткие и усталые, а худые, жилистые тела иссушены жарой и постоянным, порой непосильным трудом.

Зюлейка была рада стать такой, как они, ее не пугали отметины, которые оставляют на лице солнце и ветер. Куда сложнее жить с теми невидимыми ожогами, которые ранят душу и память! Ее ребенок вот-вот появится на свет. Повитуха сказала, что, судя по приметам, это будет мальчик. Он вырастет среди кочевников, и ему придется стать пастухом или воином. Никто не сможет научить его грамоте: бедуины, как и сама Зюлейка, не умеют читать и писать. Зато он познает мудрость пустыни, научится жить настоящим и слушать голос своего сердца.

Молодая женщина улыбнулась своим мыслям, а Фатима сказала:

– Ты много размышляешь о будущем и предаешься воспоминаниям. Я способна думать только о том, что вижу в эту минуту, и ни о чем другом.

– Почему?

– Потому что вчерашний день навсегда остался позади, и никто не знает, что будет завтра.

Подруги простились возле шатра, в котором жили Ясин и Зюлейка. Молодая женщина вошла внутрь.

Муж был дома и ждал ее возле огня. Он поднялся навстречу с неповторимой, присущей только ему улыбкой на губах, и Зюлейка ощутила прилив горячей нежности. Он был безраздельно предан ей, она это знала и ценила так, как только могла ценить чувства другого человека.

Ясин взял кувшин из ее рук. Он был очень гибким, его тело состояло из одних мускулов, которые двигались под кожей с напряжением и силой, какие бывают у мужчин, чья жизнь состоит из бесконечного физического труда.

Зюлейка глубоко вздохнула. Когда ее тело освободится от бремени, а душа – от неусыпной тревоги, тогда она заново раскроется для радостей любви. Это горячее и сильное тело прильнет к ее телу, и они сольются в страстном объятии. Сны станут радостными и глубокими, а на рассвете душу пронзит радужно-яркое ощущение счастья.

Ясин не мог облечь чувства в слова, но он видел ее душу – за пеленой обмана, за туманом сомнений и угрызений совести, которыми она беспрестанно истязала себя.

Молодая женщина легла и постаралась заснуть. Зюлейка чувствовала себя раздавшейся, грузной, она с трудом поворачивалась с боку на бок. Благо, что ребенок притих и не двигался – видимо, тоже решил поспать.

Она пробудилась среди ночи. В шатре было душно, и Зюлейка выползла наружу. Луна сияла в бездонном небе, переливаясь круглыми жемчужными боками, а вокруг рассыпались серебристые зерна звезд. Прохладный ветер приятно овевал тело. Молодая женщина глядела на ночное светило и думала: «Интересно, как оно держится в вышине, почему не падает вниз? Это Аллах! Только он может творить чудеса, только благодаря ему птицы летают в небе, а рыбы плавают в море. Он сотворил землю и создал горы, он назначил каждому человеку день рождения и день смерти, которые нельзя ни предвидеть, ни отвратить».

Зюлейка сидела возле шатра, то вглядываясь в бескрайний мрак пустыни, то поднимая глаза на искрящееся миллиардами огней небо, пока не почувствовала первые, пока еще слабые схватки. Молодая женщина растерялась. Разбудить Ясина? Послать за Фатимой? Или лучше подождать?

Пока она размышляла, оазис начал просыпаться: ночной мрак прорезали красные огни факелов, послышались тревожные крики. Из темноты вынырнула женская фигура. Зюлейка узнала Фатиму.

– Поднимай Ясина! Соседи прислали гонца: сюда движется племя эль-вахиб. Их много, надо собираться и уходить!

Соседний оазис находился примерно в двух днях езды на верблюде. Тамошний шейх был в дружеских отношениях с Абдулхади: они предупреждали друг друга об опасности, в случае голода делились припасами и объединяли усилия в борьбе с врагами. Далеко не все племена признавали невидимые, но четкие границы пустынного царства. Случалось, сильные нападали на слабых, изгоняли из плодородных оазисов, брали в плен женщин, убивали мужчин, присваивали себе имущество и скот. Абдулхади предпочитал не ввязываться в драку, поскольку на первом месте у него всегда была жизнь людей.

Зюлейка разбудила Ясина и как могла объяснила, что произошло. Они собрали нехитрые пожитки и свернули шатер. Про схватки молодая женщина решила не говорить: сейчас бедуинам не до нее. Возможно, пройдет много времени, прежде чем она начнет рожать.