Если бы их пути могли пересечься, Фридрих Ницше (1844–1900), скорее всего, оказался бы пациентом Грегори Хауса. Ницше всю жизнь страдал от целого букета неизвестных болезней и приступов депрессии — случай как раз из тех, что Хаус неделю за неделей разбирает в клинике Принстон-Плейнсборо. Список «недомоганий» Ницше включал жестокие головные боли, сопровождавшиеся ухудшением зрения; изнуряющие приступы тошноты; желудочные колики; дифтерит и дизентерию. Всю жизнь преследовавшие философа, к тридцати годам его болезни обострились настолько, что в 1876 году он вынужден был оставить преподавание в университете. Ницше писал: «У меня больше не осталось сомнений, что я страдаю от серьезной болезни мозга, а глаза и желудок — следствия этого центрального процесса».[23] В 1890 году, за десять лет до смерти, у Ницше случился приступ безумия, от которого он уже никогда не оправился.

Пожалуй, больше всего Ницше известен благодаря своей теории Übermensch — «сверхчеловека», личности незаурядной, способной на великие свершения, но, что более важно, благородной, уверенной в себе, стремящейся преодолеть тяготение уравнивающих и удушающих обычаев и морали.

Напоминает нашего доктора Хауса? Подходит он под идеал Ницше?

С одной стороны, Ницше не раз писал, что время сверхчеловека еще не пришло: «Никогда еще не было сверхчеловека!» — восклицает Заратустра. Сверхчеловек остается идеалом, возможностью, потенциалом: «Человек — это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, — канат над пропастью».[24] Ницше говорит, что развитие всей цивилизации, даже самого заурядного общества, будет оправдано, если это общество произведет хотя бы горстку великих людей.

Исходя из того, что никто в настоящее время не соответствует критериям сверхчеловека, нет смысла примерять эту роль к Хаусу. Однако, когда Ницше пишет о качествах, которыми должен обладать будущий сверхчеловек, он находит их в Наполеоне, Гете, Иисусе, Цезаре и Шекспире. Представим мирок Принстон-Плейнсборо обществом в миниатюре и посмотрим на Хауса в этом контексте.

В Ницше больше от провокатора, чем от пророка. Таков, без сомнения, и Хаус. Ницше часто обвиняет своих читателей в лицемерии и малодушии и призывает их отвергнуть нормы морали. Человек есть нечто, что должно превзойти, и Заратустра спрашивает у всех и одновременно ни у кого: «Что сделали вы, чтобы превзойти его?» Что сделали вы, чтобы выйти за пределы заурядного, чтобы приблизиться к высшему существу?

Хауса как учителя можно рассматривать двояко. Есть Хаус, который творит свои диагностические чудеса, решая сложные загадки ради самого процесса решения, словно кроссворд. Можно предположить, что этому Хаусу безразлично обучение его команды и не особо интересно благополучие пациентов.

Но есть и другой Хаус, который учит проявлять характер. У него молодые коллеги могут научиться не только тонкостям диагностики, но и способностям сверхчеловека, о которых ничего не сказано в «Анатомии Грея». Хаус хочет, чтобы члены его команды мыслили независимо, чтобы они вышли за рамки того, чему их учили раньше. Для этого им потребуется особая смелость — сохранять независимость и отстаивать свое мнение вопреки больничной субординации и желанию пациентов. Хаус учит силе и стойкости, которые нужны, чтобы выходить за рамки решений, напечатанных в учебниках, не сдаваться, идти на риск и использовать воображение.

Например, Хаус учит наблюдательности и умению задавать пациентам прямые вопросы, даже если эти вопросы кажутся бестактными. Хаус способен увидеть, что пациент лжет — от страха или смущения. Он, как Шерлок Холмс, умеет находить в индивидуальных особенностях пациента ключи к разгадке сложных заболеваний. Его манеры могут смущать, но, если Хаус не отринет стандартные методы, он подведет пациента, а если не научит своих учеников выходить за рамки медицины в узком смысле слова и традиционной роли врача, он подведет учеников. Хаус являет собой пример человека, наделенного волей и упрямством, необходимыми для того, чтобы подчинить себе и перевернуть сложившийся в медицине порядок. Хаус — человек неамбициозный и не ищет карьерного роста, чреватого застоем, но, не колеблясь, будет использовать нестандартные ходы и интриги, чтобы помочь своей команде двигаться вперед и находить ключ к самым загадочным случаям.

В каждом эпизоде сериала мы сталкиваемся с проблемой двойных стандартов — Хаусу в порядке исключения сходят с рук нарушения больничных правил и норм. Это прекрасно сочетается с концепцией сверхчеловека Ницше: «Он [Ницше] хотел расчистить место для аристократической морали, созданной для исключений. Он стремился покончить с идеей одного типа нравственности для всех, одной диктаторской морали, предписывающей, как следует жить всем людям».[25]

Веря, что Хаус — это «нечто особенное», коллеги покрывают и защищают его, несмотря на бесчисленные нарушения традиций и законов. Мы видели, как Хаус подделывает рецепты, врет и принимает наркотики. Но, что любопытно, Хаус не пытается оправдать свое поведение, ссылаясь на свои достижения и, следовательно, свою ценность для больницы. Хаус вовсе не считает, что ему «все дозволено», — Хаус просто безразличен к запретам и ограничениям и, если обстоятельства требуют, действует так, будто их вообще не существует.

Философия Ницше неразрывно связана с эстетикой, и художник являет, пожалуй, лучший пример сверхчеловека. Для художника творчество — преодоление, и он может сам стать произведением, как и сверхчеловек превращает свою жизнь в акт самотворения. Ницше пишет: «"Придавать стиль" своему характеру — великое и редкое искусство!», подчеркивая, что такое «придание стиля характеру» — суть выдающейся жизни. Стиля в характере Хауса столько, что рядом с ним все остальные в Принстон-Плейнсборо, при всем их многообразии одевающиеся и выражающиеся с одинаковой осторожностью, выглядят бледно и стерильно. На фоне хаусовских ребяческих проказ и острых словечек их проявления эмоций и попытки шутить совершенно теряются.

При этом Ницше утверждает, что человек может формировать свою жизнь в соответствии с несколькими разными, четко определенными стилями. Стиль дело сложное и неуловимое, меняющееся сообразно с обстоятельствами. То, что Грегори Хаус не одевается, не разговаривает и не ведет себя как «хороший» больничный врач — один из самых очевидных драматических приемов сериала. Нестандартный стиль Хауса создает постоянное напряжение между ним и другими персонажами и безотказно действует на зрителей, вызывая у них невольное восхищение. Мы завидуем тому, как прямо, просто и без комплексов Хаус выражает свои мысли, как бесцеремонно продвигает свои убеждения и с детской непосредственностью добивается своего. Сверхчеловек Ницше потому и «сверх», что не оглядывается на мир, чтобы определить, кто он. Как Хаус, сверхчеловек сам конструирует собственную личность.

Существуют интерпретации философии Ницше, согласно которым ценность сверхчеловека заключается в нем самом, а не в его вкладе в культуру и цивилизацию, а ценность цивилизации — в том, что она представляет собой почву для развития сверхчеловека. Об этом пишет Вальтер Кауфман: «Для Ницше сверхчеловек не обладает ценностью как инструмент поддержания и управления обществом: сверхчеловек ценен сам по себе, поскольку олицетворяет состояние бытия, к которому все мы стремимся, и общество осуждается Ницше постольку, поскольку оно навязывает конформизм и препятствует развитию сверхчеловека».[26] Если это и не вполне описание случая Хауса, то определенно — отношения зрителя к нему.