В конце эпизода «Человеческий фактор» (3/24) мы видим, как атеист Хаус курит сигару с глубоко верующим мужем пациентки, которого, как и его жену, он третировал в течение всего эпизода — по крайней мере, так это выглядело. Они обсуждают, как получилось, что все члены команды Хауса или уволились, или были уволены:

Когда риторика Хауса приносит желанный результат, все остальное он принимает с дзенским спокойствием.

Мы можем подытожить эту главу такой почти хаусовской мыслью: важно не то, что ты знаешь, а какого себя творишь.

Хаус и Сократ. Два случая с одинаковыми симптомами. Лучшие друзья Хауса описывают его как грубого, высокомерного и бесцеремонного. Он никогда не упустит возможности нахамить окружающим. Он отказывается выполнять свои административные обязанности и принимать амбулаторных больных. Острый ум сделал его ведущим диагностом страны, но он не пишет об уникальных клинических случаях из своей практики в медицинские журналы — за него это делают «утята», Форман, Кэмерон и Чейз. Единственный человек, который иногда может контролировать Хауса, — Кадди. Хотя Лиза и признает, что Хаус — лучший из ее докторов, порой его одержимость дорого обходится больнице. Когда нашему доктору полагается принимать больных в амбулатории, он смотрит телевизор в палате для коматозников. Его нестандартные и порой незаконные методы лечения приводят к искам и судебным процессам. Его отказ рекламировать новое лекарство обошелся больнице в сто миллионов долларов. Он сломал больничный томограф, пытаясь просканировать покойника с пулей в черепе. Приличия волнуют Хауса не больше, чем финансовые вопросы. Он вваливается в кабинеты других врачей во время приема или звонит им среди ночи, чтобы обсудить свои случаи. При этом он не прислушивается к их мнению, саркастически отметает их гипотезы и получает извращенное удовольствие, унижая их перед коллегами и пациентами. Циник и ерник, для которого нет ничего святого, Хаус то и дело наносит пациентам моральные травмы.

Он просто больной на голову или его несносность — признак чего-то более серьезного? Чтобы ответить, мы слегка перефразируем его собственные слова («Метод Сократа» (1/6)): «Выбрав специалиста, вы выберете свое заболевание. Я гад. Это мой единственный симптом. Я посещаю трех докторов. Невролог говорит, что это гипофиз, эндокринолог говорит, что это опухоль надпочечника, врач со скорой… он слишком занят и отправляет меня к умнику-философу, а тот говорит, что я давлю на других потому, что вообразил себя Сократом».

Сократом? Если древние греки и сравнивали кого с оводом, электрическим скатом и моровой язвой, так это Сократа. Говорят, что по профессии он был каменотесом, но предпочитал проводить свое время в рассуждениях о философии, изводя собеседников вопросами о красоте, истине и справедливости. Он никогда не записывал своих мыслей, но Дельфийский оракул назвал его «мудрейшим из греков». Блестящие афинские юноши, вроде Платона и Ксенофонта, были его «утятами» и обессмертили его в своих диалогах. Сократ забросил работу ради философии и потому был беден. Злоязыкая супруга Ксантиппа преследовала мужа по всему городу, попрекая тем, что он не в состоянии прокормить детей. Хотя она вошла в историю как единственный человек, которому удавалось победить Сократа в споре совсем как Кадди, которой порой удается чего-то добиться от Хауса, — брань мало действовала на ее упрямого мужа.

Как и Хаус, Сократ не особо церемонился, втягивая людей в философские споры. И, хотя он, в отличие от Хауса, ценил дружбу, люди быстро понимали, что беседы с ним «приятные, как удар электрического ската». Сам Сократ оправдывал свои манеры тем, что выполняет волю богов, показывая людям их невежество (часть этой благородной миссии состояла в развенчании софистов, которые учили красноречию, а также искусству побеждать в спорах ради победы, а не ради постижения истины).

Какой же смысл мучить и смущать людей ироническими вопросами, если в конце ты только оскорбляешь их и высмеиваешь их ответы? Все дело в сократическом методе.

Сократический метод основывается на идее, что знание нельзя получить от кого-то — к нему нужно прийти самому. Поэтому единственный способ помочь человеку чему-то научиться — это задавать вопросы, которые позволят ему добраться до истины. Учители, практикующие сократический метод, не читают лекций. Вместо этого они подвергают учеников «сократическому вопрошанию», помогая им понять слабость их позиций. Такой метод, считает Хаус, — «лучший способ обучения всему… кроме жонглирования бензопилами».

Хороший пример сократического вопрошания, чем-то напоминающего перекрестный допрос, мы видим в эпизоде «Три истории». Хаус, вынужденный подменять заболевшего преподавателя, спрашивает у студентов, почему моча наркомана, мучающегося от невыносимой боли в ноге, была цвета чайной заварки.

Студентка прошла путь от мысли, что у пациента две разные проблемы — камни в почках и боль в ноге, — к убеждению, что необычный цвет мочи объясняется не камнями в почках, а их отказом, который может быть как-то связан с болью в ноге. Обратите внимание, как Хаус действует. Сначала он предлагает студентке понять, «почему моча была цвета чайной заварки». Первый ответ — «Из-за камцей в почках» — только предположение, и оба они, Хаус и студентка, это знают. Поэтому нужно его проверить. Сначала Хаус задает невинные вопросы, ответы на которые, казалось бы, подтверждают умозаключение студентки: «камень в почке вызвал кровь в моче», «кровь красная», «моча желтая». Затем Хаус поступает так, как поступил бы Сократ, — подводит студентку к следующему заключению, которое показывает, что первый ответ был неверным: если бы проблема заключалась в камне, в моче не было бы продуктов распада тканей.

Поверить, что первоначальная теория — лучшая, не изучив внимательно все свидетельства, — самое опрометчивое, что можно допустить. Наши верные проводники в хитросплетениях жизни — разум и логика — помогают нам при каждом столкновении с противоречиями или невежеством. Но первым делом мы должны осознать, что встретились с чем-то неизвестным.

Например, в диалоге «Менон» Сократ задает юному рабу вопросы, которые заставляют мальчика понять, что он не знает, как решить задачу удвоения квадрата. Сократ доволен таким результатом: «Замечаешь, Менон, до каких пор он дошел уже в припоминании? Сперва он, так же как теперь, не знал, как велика сторона восьмифутового квадрата, но думал при этом, что знает, отвечал уверенно, так, словно знает, и ему даже в голову не приходила мысль о каком-нибудь затруднении. А сейчас он понимает, что это ему не под силу, и уж если не знает, то и думает, что не знает. <…> Значит, судя по всему, мы чем-то ему помогли разобраться, как обстоит дело? Ведь теперь, не зная, он с удовольствием станет искать ответа, а раньше он, беседуя с людьми, нередко мог с легкостью подумать будто говорит правильно, утверждая, что удвоенный квадрат должен иметь стороны вдвое более длинные».[84] В эпизоде «Три истории» Хаус подтверждает — более резко — эту же идею. Студентке, которая признается, что не знает, чем вызвано появление в моче наркомана продуктов распада тканей, Хаус говорит: «Ты бесполезна. Но, по крайней мере, ты это знаешь». Студенту, пытающемуся использовать уже забракованную теорию, он презрительно бросает: «Знаешь, что хуже, чем бесполезность? Бесполезность и невнимательность».