Через считаные часы после того, как 2 августа 1990 года в 02.00 по местному времени иракские войска и бронетехника пересекли границу с Кувейтом, наш полк начал готовиться к боевым действиям в пустыне.

К сожалению, я со своими товарищами, как члены контртеррористического подразделения, базирующегося в Херефорде, не принимали участия в этой подготовке. Мы с завистью проводили первый отряд ребят, которые переоделись в тропическую форму, собрали вещи, необходимые для выживания в условиях пустыни, и тронулись в путь. Наше девятимесячное дежурство подходило к концу, и мы уже готовились к смене, но шли недели, и постепенно поползли слухи о том, что она откладывается, а то и вовсе отменяется. Рождественскую индейку я ел в мрачном настроении. Мне не хотелось оставаться в стороне.

И вдруг 10 января 1991 года половина роты получила приказ быть готовой через трое суток отправиться в Саудовскую Аравию. У меня вырвался вздох облегчения: это относилось и к нам. Мы засуетились, принялись собирать вещи, пристреливать оружие и с криками носиться по городу в поисках резиновых сапог и солнцезащитного крема.

Нам предстояло тронуться в путь рано утром в воскресенье. Последнюю ночь я провел в городе вместе со своей подругой Джилли, но она была слишком расстроена, и нам было не до веселья. Оба мы были возбуждены до предела.

— Может, сходим прогуляться? — предложил я в надежде повысить настроение.

Мы побродили по району, а затем, вернувшись домой, включили телевизор. Показывали «Апокалипсис наших дней». Говорить друг с другом нам не хотелось, поэтому мы просто сидели и молча смотрели фильм. Наверное, с моей стороны было не слишком умно в такой вечер позволять Джилли в течение двух часов непрерывно смотреть на кровавую бойню. В конце концов она залилась слезами. В жизни Джилли всегда старалась избегать любых драм. Она мало разбиралась в том, чем я занимался, и никогда не задавала никаких вопросов — потому что, призналась она, не хочет услышать ответы.

— Ой, ты уезжаешь, когда тебя ждать обратно? — это было самое большее, что спрашивала Джилли. Но на этот раз все обстояло по-другому. Сейчас она знала, куда я отправляюсь.

Когда Джилли везла меня по ночной дороге в гарнизон, я спросил:

— Почему бы тебе не купить ту собаку, о которой ты говорила? С ней ты будешь не одинока.

Я хотел как лучше, но снова хлынули слезы. Я попросил Джилли высадить меня на некотором расстоянии от главных ворот.

— Отсюда я пройду пешком, старушка, — натянуто улыбнулся я. — Мне нужно немного размяться.

— Увидимся, когда увидимся, — сказала Джилли, чмокнув меня в щеку.

Ни я, ни она не любили долгих прощаний.

Первое, на что обращаешь внимание, попав в расположение роты, это шум: рев двигателей, крики людей, из каждой комнаты общежития для холостых разная музыка — на максимальной громкости. На этот раз все это было многократно громче, потому что одновременно отъезжали многие из нас.

Я нашел Динджера, Марка по прозвищу Киви и Стэна, троих членов моей группы. Многие из тех невезучих, кому не предстояло отправиться в Персидский залив, все равно слонялись по территории, принимая участие в криках и ругани.

Загрузив рюкзаки в машины, мы доехали до конца лагеря, где уже ждали грузовики, которые должны были доставить нас на авиабазу Бриз-Нортон. Как обычно, я захватил с собой спальный мешок, а также кассетный плеер, набор бритвенных и туалетных принадлежностей и все для чая. Динджер взял двести пачек сигарет «Бенсон и Хеджес». Нам было не привыкать к тому, что нас высаживали где-нибудь у черта на рогах или мы вынуждены были торчать по нескольку дней на безлюдных полевых аэродромах.

Мы летели военно-транспортным самолетом «Виси-10» Королевских ВВС. За этот перелет, продолжавшийся семь часов, я пассивно выкурил благодаря Динджеру не меньше двадцати сигарет, все это время нещадно ругаясь на него. Как обычно, мои жалобы не оказывали на него никакого воздействия. Впрочем, несмотря на эту мерзкую привычку, Динджер был парень что надо. В составе парашютно-десантного полка он воевал на Фолклендских островах. Внешность у него была вполне соответствующая: резкий и грубый, с голосом, наводящим страх, и взглядом, наводящим еще больший страх. Но за лицом футбольного хулигана скрывался острый аналитический ум. К моей зависти, Динджер мгновенно расправлялся с кроссвордами в «Дейли телеграф». Скинув военную форму, он превращался в замечательного игрока в крикет и в регби и в абсолютно отвратительного танцора. Танцевал Динджер приблизительно так, как Верджил Трейси[1] передвигался по земле. Однако в решающий момент на него можно было положиться.

Приземлившись в Эр-Рияде, мы обнаружили, что погода стоит замечательная, обычная для этих месяцев на Ближнем Востоке, однако времени нежиться на солнце у нас не было. На бетонной взлетно-посадочной полосе нас уже ждали крытые грузовики, которые отвезли нас в лагерь, устроенный отдельно от остальных войск коалиции.

Передовой отряд квартирьеров потрудился неплохо, так что были готовы ответы на три первых вопроса, которые задают, прибыв на новое место: где мне спать, где мне есть и где сортир?

Мы обнаружили, что домом для нашей полуроты будет ангар метров сто длиной и метров пятьдесят шириной. В него были впихнуты сорок ребят и склады со всем необходимым, в том числе с боевыми машинами, оружием и боеприпасами. Повсюду высились штабеля самых разных запасов — от сухих пайков и баллончиков со средством против насекомых до лазерных целеуказателей и коробок с взрывчаткой. Наша задача состояла в том, чтобы втиснуться среди всего этого и постараться обустроить свой собственный крохотный мирок как можно лучше. Мой состоял из нескольких больших ящиков с навесными двигателями, расставленных так, чтобы образовать отдельный закуток, который я накрыл сверху куском брезента, защищаясь от мощных дуговых ламп над головой.

В ангаре быстро образовалось множество таких отдельных ульев, в которых кипела бурная деятельность. Каждый испускал свой собственный шум: радиоприемники, настроенные на Всемирную службу новостей Би-би-си, плееры с подключенными колонками, извергающие рев диско, рэпа и тяжелого рока. Повсюду стоял сильный запах дизельного топлива, бензина и выхлопных газов. Машины въезжали и выезжали непрерывно: ребята отправлялись на разведку в другие уголки лагеря, выясняя, чем можно поживиться. И, разумеется, другие ребята в их отсутствие проверяли содержимое их рюкзаков. «В кругу друзей клювом не щелкай», — гласит старый армейский закон. Закон собственности уточняет, что вещь принадлежит тому, кто ею владеет в настоящий момент. Тот, кто отсутствует слишком долго, может, вернувшись, обнаружить, что пропал его стул, — а иногда и кровать.

Повсюду работали кипятильники. Стэн захватил с собой пачку чая с лимоном. Почувствовав запах, мы с Динджером заглянули к нему и уселись на кровать с пустыми кружками.

— Чай, ребята, — повелительным тоном произнес Динджер, протягивая свою кружку.

— Да, бвана,[2] — ответил Стэн.

Стэн родился в Южной Африке в семье матери-шведки и отца-шотландца. Незадолго до провозглашения независимости Родезии он перебрался туда и принял самое непосредственное участие в последовавшей за этим гражданской войне. Когда его семья наконец перебралась в Австралию, Стэн поступил в университет. Он сдал экзамены на медицинский факультет, однако его слишком тянуло к активной жизни на свежем воздухе, и он бросил университет после первого же курса. Ему захотелось переехать в Великобританию и поступить в полк; он провел целый год в Уэльсе, напряженно готовясь к вступительным зачетам. С ними у него не возникло никаких проблем.