— Ты чего, Дима, заскучал? — прервала задумчивость Дмитрия Евдокия Васильевна, подкладывая ему завёрнутый треугольником блин с икрой. — Подлей-ка нам ещё. Григория Степановича помянем.

Григория Степановича — мужа Евдокии Васильевны, ныне покойного — Дмитрий лично не знал. Но рассказов про него от бабы Дуси слышал много. В послевоенные годы молодые супруги, Евдокия и Григорий, исколесили всю страну. В каких только отдалённых уголках они не жили. Григорий Степанович служил в те времена офицером в охране тюрем и лагерей. Дальний Восток и Крайний Север, Сибирь и Средняя Азия — всех мест и не перечислить, в которых Евдокии Васильевне пришлось побывать со своим мужем.

Выпили молча. Евдокия Васильевна уголком фартука вытерла влагу под глазами. На её старческом лице отразилась затаённая грусть — печаль одинокого человека. Дочь и внук навещали её раз в полгода. Других близких в городе не было. Единственным утешением в её старости был Дмитрий, на которого и была обращена вся любовь к далёкому внуку.

— Бывало, мы с Григорием, — прервала молчание Евдокия Васильевна, — сядем ужинать, вот так же вечером, Галины ещё не было, я спрашиваю Григория: "Ну как, Григорий, дела?". А он спокойно так: "Без происшествий". Чего только мы с ним не повидали…

Дмитрий подумал, что баба Дуся сейчас расскажет какую-нибудь историю из своей жизни, которую он слышал не раз. Например, про то, как однажды в каком-то городке под Тюменью, убив конвоиров, сбежали три зека. Она работала тогда инкассатором. Из этого городка к ближайшей железнодорожной станции вела только одна дорога. Как раз в это время по этой дороге молодая Евдокия Васильевна на инкассаторской машине возвращалась с выручкой для рабочих местной артели. Зекам нужна была машина для продолжения побега, а они были вооружены карабинами убитых конвоиров. Двумя точными выстрелами шофёр был убит, и машина скатилась на обочину. Радостные зеки бросились к машине. Но Евдокия Васильевна не растерялась и, действуя согласно должностной инструкции, достала свой, как она выражалась, "товарищ наган" и открыла огонь на поражение. Двое урок были убиты на месте, третий был ранен в живот и скончался через сутки в больнице.

Но на удивление Дмитрия Евдокия Васильевна начала рассказывать совершенно иную, неизвестную ему историю:

— Мы тогда с Григорием под Ташкентом жили. Зона там строгая была. В ней много басмачей бывших, тех, что Фрунзе не добил, срок отбывали. Так вот, к одному бывшему узбекскому баю жена приехала на свидание. Молоденькая такая девица, лет девятнадцати. Оказалось, она у этого злодея четвёртой женой была до того, как советская власть разобралась с ним.

Галина отодвинулась от стола ближе к окну и щёлкнула миниатюрной серебристой зажигалкой, поставив пепельницу на подоконник. Ветер на улице дул прерывисто, лёгкими порывами срывая листья с дерева под окном. Один из грязно-бордовых листьев, цвета трупной крови, прилип к оконному стеклу и медленно сполз вниз, оставив за собой влажный след. Поддавшись усилиям ветра, подвесной фонарь на столбе качнулся в сторону, выплеснув поток яркого света на крону дерева. Среди оголённых ветвей и редких красно-жёлтых мельканий листвы высветился чёрный силуэт человека…

"О, Боже… — Галина быстро отвела свой взгляд от окна, машинально затушив сигарету, — не может быть… Неужели опять начались эти страшные видения? Нет-нет, — стала успокаивать себя Галина, — это показалось…"

По лицу Галины пробежала нервная улыбка, никем не замеченная. Евдокия Васильевна разливала душистый чай, а Дмитрий сосредоточенно разрезал вишнёвый пирог.

— Начальником этой тюрьмы был Владимир Петрович Аракатов, — продолжала свой рассказ Евдокия Васильевна. — Мужик он был волевой. Всю войну прошёл. В Сталинграде заградотрядами командовал. А вот перед восточной красавицей не устоял!

— А можно поподробнее? — избавляясь от нервных переживаний, в будущем ставших причиной её добровольного ухода из жизни, Галина обратилась к матери. — Что значит — не устоял?

— Так влюбился он в неё! — это пояснение прозвучало от Евдокии Васильевны как сенсация.

— И что же было дальше? — нарочито по-детски спросил Дмитрий.

— А дальше вот что, — продолжала баба Дуся, — Владимир Петрович ухаживал за ней, как мог, а она никак не отвечала взаимностью. Так и уехала обратно в свой кишлак. Незадача, конечно, вышла. Владимир Петрович ходил после этого хмурый, как туча. Прошло полгода, а может, и меньше, и Владимир Петрович поехал к ней свататься. Уж не знаю, как у них там всё развивалось, может, калым большой её родителям повёз, а может, просто им понравился, но привёз он её к себе уже женой. И засиял, как солнышко, наш начальник! Мы тоже с Григорием рады за него были. Жили молодожёны на служебной квартире. А басмач, муж её первый то есть, продолжал срок отсиживать. Вот ведь как бывает в жизни — была женой зека, а стала женой хозяина тюрьмы.

— Ну, мне пора, — Дмитрий, отхлебнув глоток из дымящейся чашки, взглянул на часы.

— Куда это ты? — удивилась Евдокия Васильевна. — Поздно уже.

— Эх, мама, — Галина искоса посмотрела на Дмитрия, — неужели непонятно? У Димы свидание.

— Ваша проницательность меня пугает, — Дмитрий подмигнул Галине и встал из-за стола.

— Скажи, Дима, — Галине явно хотелось смутить парня, — у тебя с ней серьёзно или так, баловство?

— Разве в моём возрасте может что-то быть серьёзным и навсегда? — попытался отшутиться Дмитрий. — Повзрослею и оценю с высоты прожитых лет.

— Ошибки молодости, — мечтательно произнесла Галина, — это лучшее, что останется в наших воспоминаниях.

— Смотри, Дима, аккуратнее будь, — сказала Евдокия Васильевна.

К чему относилась эта фраза — к тому, чтобы Дмитрий был осторожен на тёмных улицах, или к тому, чтобы остерегался ошибок молодости, — было непонятно. Галина и Дмитрий посмотрели на Евдокию Васильевну и оба рассмеялись.

— Уважаемый суд и все остальные, имеющие уши! — Эдуард Казелин, зажмурившись, поскрёб мелкую щетину, сивым бархатом покрывавшую нижнюю часть лица. Даже когда Эдуард был в костюме и галстуке, какая-то маленькая неопрятность в его внешнем облике обязательно присутствовала — не застёгнутая ширинка, косо повязанный галстук, недоглаженная штанина брюк. Сегодня Эдуард был не брит.

— Викторов Николай Александрович обвиняется в совершении убийства с особой жестокостью женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, с целью скрыть другое преступление, а также в совершении вымогательства и нарушении тайны телефонных переговоров.

В ходе всестороннего исследования обстоятельств этого дела вина Викторова нашла своё полное подтверждение объективными доказательствами.

Вечером второго мая прошлого года, то есть за несколько часов до реализации своего преступного умысла, Викторов, использовав вымышленный предлог, а именно, ремонт холодильника, оставил на всю ночь оголёнными электропровода, находившиеся под напряжением. К несчастью, его жена, Мария Викторова вышла ночью на кухню и пыталась открыть холодильник. Вполне даже возможно, что сам убийца попросил свою жертву пойти туда, изобразив ночную жажду: "Машенька, ты не спишь? Будь добра, принеси-ка мне молочка из холодильника, что-то пить хочется". А сам в это время дожидался или подглядывал, как всё произойдёт. Удар током оказался для Марии Викторовой не смертельным, то есть она могла бы остаться живой! Вероятно, она была без сознания, а может, и нет, просила мужа о помощи… Но это не входило в планы убийцы. Чтобы всё-таки изобразить смерть жены как несчастный случай, Викторов сам вложил оголённые концы электропровода в руки жены. После повторного и долговременного поражения электротоком Мария Викторова скончалась. Дождавшись утра, Викторов сообщил в милицию о смерти жены. Якобы он обнаружил её мёртвой на кухне. После чего рыдал напоказ, вызывая сочувствие у доверчивых слюнтяев и сентиментальных учительниц русской литературы. Викторов продолжал умело лицедействовать и в суде, пытаясь ввести в заблуждение правосудие. Нужно отдать должное его умению выглядеть невинной овечкой, несправедливо попавшей под карающий меч нашей прекрасной богини. Но не кто иной, как Фемида, знает, что рассказ любой заблудшей овцы начинается со слов: "когда я была невинной овечкой…".