— Ах ты обжора, только о еде и думаешь! — сказал Курт.

Грета прыснула:

— А что, черные сухари с солью для него в самый раз!

Флемминг угрюмо взглянул на Курта.

— Воспитывать жену надо! — мрачно заявил он.

— А что, — сказала Грета, — всякая еда хороша!

— Да, вас уже и не воспитаешь, — заявил Флемминг. — Ну что, картошки, видно, надо начистить?

Все дружно принялись готовить ужин, и спустя полчаса стол уже был накрыт. Мартин сразу накинулся на еду. В голове у него каруселью вертелись имена новых знакомых, но все они перепутались, и он никак не мог вспомнить, где кто из них живет в этом диковинном доме…

Когда вымыли посуду, Курт принес гитару, и все стали петь. Песни были самые разные, какие-то Мартин знал, другие слышал впервые. Когда стемнело, все взяли свечи и вышли в сад, и праздник продолжался в саду.

Оле принес бутылку красного вина, а Лиза — большой кулек с пирожными и большую бутылку с соком.

Замечательный получился праздник. В соседнем доме тоже была вечеринка. Какой-то человек в красной куртке заглянул к ним поздороваться и вскоре ушел.

И только когда пробило полночь, Мартин вернулся в свою комнату. Усталость одолевала его. Не успел он положить голову на подушку, как его тут же сморил сон. И впервые за много-много дней его не мучили сновидения.

Вокруг был только мягкий, теплый мрак.

Мартин проснулся оттого, что к его окну прилетел черный дрозд. Он щебетал что было мочи, и Мартин даже рассердился на него. Пытался снова уснуть, но ничего из этого не вышло. Тогда он встал и вышел на кухню.

У кухонного стола, склонившись над чашкой кофе, сидел Оле.

— Привет! А что, тебя тоже этот проклятый скворец разбудил?

— Ага. Только это не скворец, а черный дрозд.

— Знаю, знаю, я просто оговорился.

Он оглянулся на Мартина, но тут луч солнца ударил ему в глаза.

— Тьфу ты! Хоть бы выключить проклятый свет! — Оле тяжко вздохнул: — Бедная моя голова! Знаешь, я начинаю сочувствовать итальянцам. Говорят, они едят певчих пташек… — Оле озабоченно почесал голову. — Уверен, что они едят их на завтрак… А ты как, кофе пьешь?

— Нее, мне бы стакан молока…

Оле жестом показал ему, где можно взять молоко.

Мартин вышел из кухни и спустился на нижний этаж. Тут он услышал, как Лиза сказала:

— Черт возьми, замечательно! Да, да, в три часа будем на месте, но вещей у него немного.

Мартин в ту же секунду понял, что речь идет о нем.

«Что только теперь будет?»

Лиза повесила трубку. Мартин замер у двери. Ему хотелось бы уловить еще какие-нибудь обрывки разговора, но ничего больше он не услышал.

Лиза высунула голову из-за двери и крикнула ему прямо в лицо:

— Мартин!

И чуть было не подскочила, увидав, что он рядом.

— Господи, до чего же я перепугалась! — сказала она.

— А уж я-то как перепугался! — откликнулся Мартин.

— Ступай-ка сюда, сейчас я тебе все расскажу. — С этими словами Лиза затащила Мартина на кухню. — Понимаешь, я тут кое-каких ребят знаю, они социалисты, учителя, на субботу и воскресенье в поход собираются. И тебя с собой возьмут, если ты, конечно, желаешь.

— А потом я вернусь сюда или?..

Лиза схватила его за вихры и шутя оттаскала за волосы.

— Ясное дело, вернешься, дурачок ты этакий! Как же я-то без тебя буду?

Она, конечно, заметила, что он сказал «вернусь сюда», а не «домой». И принялась рассказывать ему про воскресных туристов.

Походный лагерь разбивают по субботам и воскресеньям. Ребята разжигают костер, поджаривают на нем сосиски, а потом веселятся допоздна. Мартин, если хочет, может одолжить спальный мешок у Флемминга; надо думать, ему в лагере будет весело.

— А разве самому Флеммингу спальный мешок не понадобится?

Лиза так и покатилась со смеху.

— Нет! Ему-то зачем? Он от кастрюль с мясом все равно никогда не отходит. Так что тащи мешок — и все тут! Флемминг, знаешь ли, только тогда им пользуется, когда к нему кто-то приходит в гости с ночевкой.

Лиза налила воды в кофеварку, затем подбежала к двери и, встав лицом к коридору, крикнула так громко, что отдалось во всем доме:

— Кто хочет кофе, скорей сюда!

В кухню тотчас же вошел Оле. Вид у него был очень недовольный.

— Нельзя ли обойтись без криков, когда я думаю?

Лиза ласково улыбнулась ему:

— А ты же можешь думать по дороге в булочную… Кстати, где твои ботинки?

— Да, да, в самом деле… — Оле умоляюще взглянул на Мартина. Тот понял его немую просьбу и побежал за ботинками.

Лиза широко распахнула кухонное окошко.

— Какое чудесное утро! — воскликнула она. И, обернувшись к Оле, радостно добавила: — Слыхал ты, как птицы распевали?

Оле пробурчал, что им всем следовало бы скинуться и купить хорошее воздушное ружье. Но Лиза не обратила на его слова никакого внимания.

— Мартин отправляется в поход, — сказала она, — а мы за это время отремонтируем его комнату.

— Грррммм, — пробурчал Оле.

— Мы легко с этим справимся, ты только стены покрась, у себя-то ты все равно никогда не соберешься покрасить.

Оле нечего было на это ответить.

— Так как там насчет кофе? — только и сказал он.

Мартин вернулся, держа в руках его ботинки, и Оле уставился на них подозрительным взглядом.

— А как насчет булочной? — спросила Лиза.

Мартин подскочил к Оле.

— Хочешь, я с тобой за хлебом пойду? — спросил он.

Спустя несколько минут они уже шагали в булочную. Головная боль у Оле унялась, и тоска сменилась шумной веселостью. Он стал рассказывать Мартину про свою работу, и мальчик понял: архитекторы — это люди, которые рисуют домá. Только он не сразу сообразил, что рисуют они такие дома, которые еще не построены. А это нужно каменщикам — по рисункам они и строят каждый дом.

— Скажи, а много шикарных домов ты нарисовал?

Оле расхохотался:

— Во всяком случае, я нарисовал самый шикарный в мире сортир!

Мартин растянул рот до ушей:

— Это как же так?

— Нет, правда, я не вру! Когда-то я подрядился работать для фирмы «Кристиан и Нильсен», которая строила какое-то роскошное здание в одной из арабских стран. Мне поручили спроектировать санитарный узел, что на хорошем датском языке означает «сортир». Ну, а дальше, сам понимаешь, какой-нибудь нефтяной король или там шейх, как бы его ни звали, — не простой смертный, и ему был нужен сверхроскошный сортир, достойный его королевской особы.

Мартин думал, что он вот-вот лопнет от смеха.

— Да, подумать только, — сказал Оле, вытирая глаза, потому что он сам чуть не плакал от смеха, — подумать только, какой монумент я построил в честь его королевского величества!

Смеясь и болтая, они подошли к булочной и уже собирались было войти туда, как Мартин вдруг похолодел. Он тут же повернулся и стремглав помчался назад. Оле поначалу удивился, но быстро сообразил, что рослый мужчина, который расплачивался у кассы, должно быть, и есть тот самый «новый папаша» Мартина. Оле выскочил из булочной и бросился догонять мальчика.

— Эй, Мартин, послушай, остановись хоть на миг! — И Оле схватил мальчика за руку: — Я понял, почему ты сбежал. Да ничего он тебе не сделает! Ты только подожди меня тут — я сейчас вернусь с хлебом. И не бойся, от меня этот тип ничего не узнает.

Мартин тут же уселся на забор и стал ждать. А «папаша» вскоре вышел из булочной и стал переходить улицу.

Скоро вернулся и Оле. Но от прошлого веселья у обоих не осталось и следа. На обратном пути домой они перекинулись всего лишь несколькими словами. Оле, конечно, очень хотел показать Мартину, что он все понимает и сочувствует ему, но не знал, как к нему подступиться.

Они вернулись домой и сели завтракать, и тогда только Оле заговорил о случившемся. Но Мартин был скуп на слова, и лицо его как-то окаменело.