И конечно, после нашей сделки они должны были утратить значение и для меня. В то первое, бурное утро моего пребывания в ее доме она захотела, чтобы я целовала ее снова, потом приняла ванну, потом оделась в прежнюю гвардейскую униформу; после этого она, чуть отступив вбок, принялась меня рассматривать.
— Нужно будет купить тебе новые костюмы. Этот — как он ни хорош — долго не прослужит. Скажу миссис Хупер, чтобы послала кого-нибудь в магазин.
Я застегнула брюки и перекинула через плечи подтяжки.
— Дома у меня есть другие костюмы.
— Лучше будет завести новые.
Я нахмурилась.
— Новые это хорошо, но я должна сходить за своими вещами. Не бросать же их все подряд.
— Я отправлю за ними посыльного.
Я натянула мундир.
— Я должна за месяц квартирной хозяйке.
— Я пошлю ей деньги. Сколько? Фунт? Два фунта?
Я не отозвалась. Разговаривая с Дианой, я осознала, насколько существенные меня ждут перемены, и впервые задумалась о предстоящем визите к миссис Милн и Грейси. Имела ли я право так запросто от них отделаться: послать мальчика с письмом и деньгами? Ну нет.
— Я должна пойти сама, — сказала я наконец. — Хочу проститься с друзьями.
Диана приподняла бровь:
— Как желаешь. Я распоряжусь, чтобы Шиллинг подал днем экипаж.
— С тем же успехом я могу доехать и на трамвае…
— Я пошлю за Шиллингом. — Подойдя, она нахлобучила мне на голову фуражку и стряхнула пылинки с моих алых плеч. — Очень нехорошо с твоей стороны меня покидать. Хочу по крайней мере быть уверена, что ты быстро вернешься!
*
Визит на Грин-стрит, как я и предвидела, прошел невесело. Мне не хотелось, чтобы меня доставил к дверям миссис Милн экипаж, поэтому я попросила мистера Шиллинга (молчаливого возницу Дианы) высадить меня на Перси-Серкус и там же ждать. Когда я открыла своим ключом дверь, все выглядело так, словно я, как обычно, вернулась с прогулки или похода по магазинам; кроме длительности моего отсутствия, ничто не могло подсказать миссис Милн и Грейси, что моя судьба так круто переменилась. Я закрыла дверь очень осторожно, однако чуткое ухо Грейс уловило стук: из гостиной донесся крик: «Нэнс!» — и тут же она вприпрыжку сбежала по лестнице и едва не задушила меня в объятиях. Вскоре на лестничную площадку вышла и ее матушка.
— Дорогая! — воскликнула она. — Слава богу, ты дома! А мы тут теряемся в догадках — правда, душа моя? — куда ты подевалась. Грейси, бедняжка, просто места себе не находила, но я ей сказала: «Не изводись, дитя; Нэнси задержалась у подруги или опоздала на последний автобус и сняла на ночь комнату. Завтра она явится как ни в чем не бывало, имей терпение».
Говоря это, она медленно спускалась по лестнице, пока мы не оказались вровень. В ее взгляде читалась искренняя привязанность, но в словах мне почудилась тень упрека. От этого я почувствовала еще большую вину за предстоящий разговор, но также и легкое раздражение. Я ей не дочь и не кавалер Грейси. И ничего им не должна, уговаривала я себя, кроме квартирной платы.
Осторожно высвободившись из объятий Грейси, я кивнула ее матери.
— Вы правы, я действительно встретила подругу. Очень давнюю, с которой мы целый век не виделись. Как же мы удивились! Она живет в Килберне. Это такая даль, возвращаться было слишком поздно.
Выдумка прозвучала неубедительно, но миссис Милн, судя по всему, вполне ею удовлетворилась.
— Ну вот, Грейси, что я тебе говорила? А теперь бегом вниз — ставить чайник. Нэнси наверняка хочет чаю.
Миссис Милн снова улыбнулась, Грейси послушно затопала вниз; миссис Милн вернулась на лестницу, я последовала за ней.
— Миссис Милн, — начала я, — дело вот в чем. Эта моя подруга, она попала в затруднительное положение. Ее соседка по комнате на прошлой неделе съехала. — Миссис Милн чуть шатнулась, но продолжила подниматься. — Заменить ее некем, а моя подруга не может себе позволить одна платить за комнату, она, бедняжка, работает у модистки неполный рабочий день…
Мы добрались до гостиной. Миссис Милн обернулась ко мне, в глазах ее читалась тревога.
— Действительно неприятно, — произнесла она с чувством, — кому, как не мне, знать, до чего трудно в наши дни найти приличного жильца. Именно поэтому — ты ведь знаешь, я не устаю это твердить — мы с Грейси так радовались, когда у нас поселилась ты. Если ты нас покинешь, Нэнс…
Разговор складывался самым нежелательным образом, но я должна была продолжать.
— О, не говорите так, миссис Милн, — залепетала я легкомысленным тоном. — Мне жаль, конечно, но я должна от вас съехать. Меня попросила подруга, и я обещала, что заменю ее соседку: просто чтобы помочь ей, вы же понимаете…
Я уже не говорила, а пищала. Миссис Милн побледнела. Упав в кресло, она схватилась за шею.
— О Нэнс…
— Ну что вы. — Я старалась изобразить веселье. — Что вы, не огорчайтесь! Видит небо, не такая уж я хорошая съемщица, дня не пройдет — отыщется какая-нибудь милая девушка, которая меня заменит.
— Да я не из-за себя огорчаюсь, а из-за Грейси. Ты, Нэнс, так ласково с ней обращалась, кто еще поймет ее, как ты, кому еще захочется так к ней прилаживаться.
— Но я буду приходить в гости, — заверила я. — И Грейси… — Тут я запнулась, поскольку понимала, что в тихой, богатой и элегантной вилле Дианы для Грейси не найдется места. — Грейси сможет приходить ко мне. Все не так уж плохо.
— Это из-за денег, Нэнс? Я знаю, ты небогата…
— Нет-нет, дело не в деньгах. Поверьте…
Я вспомнила о монете, которая лежала у меня в кармане: Диана собственноручно сунула туда фунт. Его с лихвой хватало, чтобы покрыть мой долг и оплатить две недели вперед, поскольку я съезжала без предупреждения. Я подала монету миссис Милн, но та не потянулась за ней, а только смотрела унылым взглядом. Неуклюже шагнув к камину, я опустила деньги на полку.
Наступившую тишину нарушали только вздохи миссис Милн. Я кашлянула.
— Ну что же, пойду, пожалуй, соберу вещи…
— Что? Неужели прямо сейчас? Как же так?
— Я обещала подруге. — Тоном я старалась намекнуть на то, что вся вина лежит на подруге.
— Но чаю ты по крайней мере с нами попьешь?
Перспектива невеселого чаепития — на миссис Милн нет лица, Грейси, верно, в слезах — меня не обрадовала. Я закусила губу.
— Не получится, пожалуй, — отозвалась я.
Миссис Милн выпрямилась и поджала губы. Неспешно покачала головой.
— Это разобьет моей бедной девочке сердце.
Этот сухой тон напугал и пристыдил меня больше, чем прежний печальный, но меня вновь кольнуло раздражение. Я открыла было рот, чтобы произнести какую-нибудь гадкую, ничего не значащую фразу, но у двери зашаркали шаги — появилась сама Грейс.
— Чай готов! — ни о чем не подозревая, прокричала она. Это было слишком. Я улыбнулась Грейс, кивнула не глядя ее матери и кинулась к лестнице. За спиной послышался недоуменный вопрос: — Что случилось, ма? — и бормотание миссис Милн.
Влетев в свою комнату, я плотно закрыла за собой дверь.
Чтобы упаковать мое скудное имущество в прежний мешок и подаренный как-то миссис Милн саквояж, много времени, разумеется, не требовалось. Постельное белье я аккуратно сложила в ногах матраса, коврик вытряхнула за окном, сняла со стен свои немногие картинки и сожгла в камине. Туалетные принадлежности: потрескавшееся желтое мыло, полбанки зубного порошка, тюбик кольдкрема с запахом фиалок я вытряхнула в мусорную корзину. Оставила только зубную щетку, масло для волос и, присоединив к ним невскрытую жестянку с сигаретами и плитку шоколада, отправила все в саквояж. Правда, после недолгих колебаний шоколад я вынула и положила на каминную полку в надежде, что Грейс потом его найдет. Через полчаса комната выглядела так же, как в день моего вселения. Обо мне не напоминало ничего, кроме дырочек в обоях, где висели мои картинки, и пятна на прикроватном столике, куда я однажды, задремав с журналом, опрокинула свечу. Это было грустное воспоминание, но я не хотела грустить. Я не пошла к окну, чтобы бросить из него последний печальный взгляд. Не проверила ящики комода, не поискала под кроватью, под подушками на кресле. Я знала: если я что-нибудь забуду, Диана даст мне в замену лучшую вещь.
