Роман Андреевич сумел показать себя на этом процессе хорошим оратором — красноречивым, настойчивым, находчивым. Поэтому нельзя считать случайным тот факт, что при определении главного государственного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе выбор пал именно на него. Прокурор Украинской ССР блестяще справился с поставленной перед ним задачей. Участие Руденко в Нюрнбергском процессе — ярчайшая страница его биографии. Молодого советского прокурора (ему было тогда 38 лет) узнал и услышал весь мир.
Вот что писал о нем бывший руководитель советского секретариата на этом процессе Аркадий Иосифович Полторак в своей книге «Нюрнбергский эпилог»: «Р. А. Руденко — высококвалифицированный юрист, человек, от природы щедро наделенный чувством юмора, очень живой собеседник; умеющий понимать и ценить тонкую шутку, он импонировал всем своим партнерам, и они преисполнились к нему чувством глубокого уважения, искренней симпатии. Это, конечно, очень облегчало совместную работу».
Конечно, Руденко хоть и был главным обвинителем от СССР, тем не менее главенствующую роль играл Вышинский и его комиссия (некоторые исследователи полагают, что она была лишь исполнительным органом «Комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) по организации и руководству Нюрнбергским процессом»), в которую входили прокурор Союза Горшенин, председатель Верховного суда СССР Голяков, нарком юстиции СССР Рычков и три заместителя Берии — Абакумов, Кобулов и Меркулов. Вышинский все возникавшие ключевые вопросы согласовывал со Сталиным.
Еще до открытия процесса в Нюрнберге наряду со следственной группой, подчиненной Руденко (ее возглавлял Александров), работала и специальная следственная «бригада» Главного управления контрразведки «СМЕРШ», которую возглавлял М. Т. Лихачев. Взаимоотношения этих двух групп нельзя было назвать теплыми. Между ними постоянно возникали трения. Контрразведчики сообщили в Москву о том, что следователь Александров «слабо парирует» антисоветские выпады обвиняемых, в частности Геринга, Йодля, Кейтеля. Со своей стороны, Александров докладывал Горшенину, который еще находился в Москве, что «никаких выпадов» со стороны обвиняемых ни против СССР, ни против него лично не было, и просил «пресечь различного рода кривотолки в связи с проводившимися допросами обвиняемых, так как это создает нервозную обстановку и мешает дальнейшей работе».
Но случались «нюансы» и во время процесса, которые создавали ненужные проблемы довольно слажено работающем коллективе советской делегации. Об одном из таких эпизодов поведал Шейнин. Сделал он это в собственноручных показаниях, данных им в тюрьме. Кстати, по его мнению, это была одна из причин, почему органы госбезопасности «стряпали» на него «липу». Как писал Шейнин, Лихачев с первых же дней появления в Нюрнберге «вызвал к себе отрицательное отношение со стороны всего коллектива, так как был крайне заносчив, абсолютно бездельничал, пьянствовал и развратничал». «И вот дошло до того, — писал Шейнин, — что Лихачев вовлек в сожительство молоденькую переводчицу, проживавшую в одном с нами доме, и она забеременела. Лихачев принудил ее сделать аборт и, найдя немца-врача, заставил его произвести операцию, прошедшую неудачно».
По словам Шейнина, эта «уголовщина» переполнила чашу терпения Руденко, и он сообщили о поведении Лихачева прокурору Союза, приехавшему в Нюрнберг. Горшенин поставил об этом в известность ЦК партии и начальника СМЕРША Абакумова. Лихачев был отозван из Нюрнберга и посажен на десять суток под арест, а вместо него прислали полковника В. П. Сюганова.
Впоследствии, когда в качестве заместителя начальника следственной части по особо важным делам МГБ Лихачев занимался делом Еврейского антифашистского комитета, он припомнил Шейнину эту историю и «выбил» на него показания. М. Т. Лихачев был осужден в декабре 1954 года вместе с В. С. Абакумовым и другими руководителями МГБ СССР и расстрелян.
...Открытие Нюрнбергского процесса состоялось 20 ноября 1945 года в отсутствие главного обвинителя от СССР. Руденко вместе с руководителем советской делегации Горшениным и председателем комиссии Вышинским, вылетевшими из Москвы без запаса времени, опоздал, так как самолет из-за плохой погоды приземлился в Праге, откуда советская делегация добиралась до Нюрнберга на машине.
Известно, что Вышинский еще до начала процесса нервничал, так как постоянно «вылезали» неприятные для советской стороны вопросы. В частности, подвергался сомнению тезис о «внезапности» нападения Германии на СССР, на чем делала упор советская стороны, поэтому на заседании комиссии он говорил, что у Руденко нет плана проведения процесса и что он якобы не готов к этому процессу.
Вступительную речь Роман Андреевич Руденко произнес 8 февраля 1946 года. Он начал ее так: «Господа судьи! Я приступаю к своей вступительной речи, завершающей первые выступления главных обвинителей на данном процессе, с полным сознанием его величайшего исторического значения.
Впервые перед судом предстали преступники, завладевшие целым государством и самое государство сделавшие орудием своих чудовищных преступлений.
Впервые, наконец, в лице подсудимых мы судим не только их самих, но и преступные учреждения и организации, ими созданные, человеконенавистнические «теории» и «идеи», ими распространяемые в целях осуществления давно задуманных преступлений против мира и человечества...»
Характерную деталь привел в своей книге в связи со вступительной речью Руденко А. Полторак. Он писал: «Геринг и его коллеги по скамье с самого начала прибегали к весьма примитивному приему, для того чтобы посеять рознь между обвинителями четырех держав. Держась в рамках судебного приличия в отношении с западными обвинителями, они сразу же пытались подвергнуть обструкции советского прокурора. Как только Руденко начал свою вступительную речь, Геринг и Гесс демонстративно сняли наушники. Но продолжалось это недолго. Стоило же только Руденко назвать имя Геринга, как у рейхсмаршала сдали нервы, он быстренько опять надел наушники и через минуту-две уже стал что-то записывать».
Во вступительной речи Р. А. Руденко сказал о значении Нюрнбергского процесса и его правовых особенностях, раскрыл идеологическую сущность агрессивных войн, четко и ясно изложил преступления, совершенные гитлеровским агрессором против СССР: массовые убийства мирных граждан, истязания и уничтожение военнопленных, угон людей в рабство, разрушение городов и сел, разграбление общественной и частной собственности, разрушение и разграбление культурных ценностей, монастырей, церквей и других учреждений религиозного культа. В заключение он сказал о преступлениях против человечества. Закончил он свою вступительную речь так: «Во имя священной памяти миллионов невинных жертв фашистского террора, во имя укрепления мира во всем мире, во имя безопасности народов в будущем мы предъявляем подсудимым полный и справедливый счет. Это — счет всего человечества, счет воли и совести свободолюбивых народов. Пусть же свершится правосудие!»
«У каждого прокурора в Нюрнберге был свой стиль допроса. Стиль Руденко отличался наступательностью и, выражаясь спортивным языком, нокаут у него всегда превалировал над нокдауном», — вспоминал А. Полторак.
По его же словам, когда Руденко закончил допрос Риббентропа, Геринг с жалостью посмотрел на бывшего германского министра иностранных дел и лаконично подвел итог: «С Риббентропом покончено. Он теперь морально сломлен».
«С не меньшим основанием, — пишет Полторак, — Риббентроп мог сказать то же самое и в отношении Германа Геринга, когда он возвращался на свое место после допроса, проведенного советским обвинителем. В Нюрнберге в то время распространился нелепый слух, будто Руденко, возмущенный в ходе допроса наглостью Геринга, выхватил пистолет и застрелил нациста № 2. 10 апреля 1946 года об этом сообщала даже американская газета «Старз энд страйпс». Такая дичайшая газетная утка многих из нас буквально ошеломила. Но меня тотчас же успокоил один американский журналист: «Собственно, чего вы так возмущаетесь, майор? Какая разница, как было покончено с Герингом? Как будто ему легче пришлось от пулеметной очереди убийственных вопросов вашего обвинителя...».
