В стране в то время действительно происходила острая классовая схватка. Было, конечно, и сопротивление начинаниям Советской власти, и вредительство. Вышинский умело использует в статье вопиющие факты беззакония, травли, издевательств, преследований и даже террора против лиц, несущих культуру в массы, и прежде всего учителей. В Черновском районе учительнице, пришедшей в сельсовет за разъяснениями по поводу задержки зарплаты, вымазали лицо чернилами и поставили на лбу печать. В ряде мест задержка выплаты заработной платы учителям на два — четыре месяца стала хронической болезнью. Когда в Оренбургском районе учителя обратились с жалобой к местным властям, им с издевкой сказали, что «попрошайничество со стороны просвещенцев о куске хлеба является политической близорукостью и безграмотностью». В некоторых местах учителям отказывались выдавать промышленные товары, заявляя, что они предназначены только для «сдатчиков молока и яиц».
Случались и прямые посягательства на учителей. В Алексеевске кулаки убили заведующую школой Соловьеву; в Карлык-Ачинском районе учительницу затравили до того, что она покончила жизнь самоубийством; в Средне-Волжском крае два представителя соваппарата угрозами и запугиваниями принудили учительницу вступить с ними в половую связь. «Излюбленный метод контрреволюционных вылазок» (фраза Вышинского) против людей просвещения и культуры — это подведение их под раскулачивание. Из проверенных Прокуратурой республики 150 жалоб учителей одна треть касалась вопросов раскулачивания, проведенных с грубыми нарушениями закона.
Комментируя эти примеры, Вышинский сказал: «Конечно, было бы грубой ошибкой придавать этим фактам, хотя и насчитывающимся десятками, так сказать, всеобщий характер, обобщая их и заслоняя ими все то положительное, что внесли в громадных размерах в быт и работу просвещенцев Октябрьская революция и социалистическое строительство... Приведенные выше факты говорят лишь об одном — об изворотливости классового врага, умеющего использовать в своих контрреволюционных и вредительских целях проползших в наш аппарат единомышленников, и отдельных головотяпов, играющих на руку кулацко-вредительским элементам. Разоблачение этих «элементов» и самая беспощадная борьба с ними и составляет основную задачу не только наших органов юстиции, но и всей советской общественности».
Вышинский одним из первых подхватил тезис Сталина о законах, пришедших в противоречие с политикой. В качестве примера он привел фразу из статьи Сталина по вопросу ликвидации кулачества как класса: «Стало быть, эти законы и эти постановления придется теперь отложить в сторону в районах сплошной коллективизации».
Прокурор республики весьма своеобразно трактовал и понятие «революционной законности». Вот что, например, он сказал на собрании партийной ячейки в связи с постановлением ЦИК и СНК СССР от 25 июня 1932 года «О революционной законности»: «Революционная законность требует гибкого и, так сказать, свободного (что не значит — произвольного) отношения к закону. Не буква закона, не юридическое крючкотворство, не слепое подобострастное преклонение перед законом, а творческое отношение к закону, такое отношение, когда требования закона (то есть тех юридических формул, в каких он выражен) корректируются пониманием цели, которой он призван служить, и социалистическим пониманием отношений, в которых должно осуществляться его применение. Вопрос о сочетании революционной законности и революционной целесообразности — это вопрос о гранях между ними. Эти вопросы нашей партией разрешались с исчерпывающей ясностью, не оставляющей места для каких-либо сомнений и лжетолкований».
А вот выдержка из статьи Вышинского «Революция и законность»: «Революционная законность — могущественное оружие в руках пролетариата... Органы революционной законности должны в совершенстве владеть этим оружием, умело, беспощадно и быстро отражать удары врага».
Особое место в этой борьбе Вышинский отводил органам прокуратуры. В одной из статей того времени он писал: «Прокурор — это первый помощник партии, первый боец за революционную законность, за укрепление диктатуры пролетариата, за интересы рабочих и трудящихся крестьян, против всех вылазок классовых врагов трудящихся». Именно на это он и ориентировал подчиненных ему прокуроров в своих приказах и циркулярах. Основная их направленность — карательная.
5 февраля 1932 года он подписал циркуляр НКЮ «О привлечении к ответственности должностных лиц за не обеспечение школ топливом». В нем органам прокурорского надзора предлагалось самым тщательным образом расследовать все случаи приостановки или прекращения занятий в школах из-за отсутствия топлива, привлекая к судебной ответственности должностных лиц, в обязанности которых входило снабжение этих школ топливом.
8 июня того же года Вышинский направил на места письмо о надзоре органов прокуратуры за проведением в жизнь постановления ЦИК и СНК СССР о производстве торговли колхозами, колхозниками и единоличными крестьянскими хозяйствами. Этим постановлением, предоставлявшим крестьянам ряд льгот, в то же время предписывалось «не допускать открытия магазинов и лавок частными торговцами и всячески искоренять перекупщиков и спекулянтов, пытающихся нажиться за счет рабочих и крестьян». Вышинский предложил прокурорам «принять решительные меры борьбы» с частными торговцами и спекулянтами, привлекая их к уголовной ответственности. Такие дела предписывалось решать в течение 3—5 дней.
Особое значение Прокурор республики придавал борьбе с так называемыми контрреволюционными преступлениями, предусмотренными статьей 58 УК РСФСР. В этих делах от становился (пока еще после Крыленко) самым авторитетным специалистом. Интересен его циркуляр, направленный всем работникам прокуратуры и органам расследования 15 мая 1932 года. В нем шла речь о расследовании дел по статье 58-8 УК РСФСР (совершение террористических актов) и, в частности, об оценке показаний обвиняемого. Основанием для появления этого циркуляра послужило неудачно расследованное дело (оставшееся нераскрытым) о систематических поджогах в селе Тораное Еланского района Нижне-Волжского края. Следствие пыталось построить все обвинение на показаниях лишь одной несовершеннолетней подозреваемой, оказавшейся к тому же «умственно недоразвитой».
В циркуляре Вышинский писал: «При расследовании дел о контрреволюционных преступлениях, в частности о террористических актах, существеннейшее значение имеют показания самих обвиняемых. Сознание обвиняемого в преступлении и указание им соучастников значительно облегчает расследование и дает производящему расследование органу нити для раскрытия преступления и причастных к нему лиц. Однако сознание обвиняемого и в особенности оговор им других лиц в качестве соучастников ни в какой мере не устраняет необходимости критического подхода со стороны следствия к показаниям обвиняемого, равно не устраняет необходимости для следствия самым инициативным образом собирать и исследовать объективные доказательства. При ином подходе сознание и показания обвиняемого сплошь да рядом могут увести следствие с правильного пути».
Пройдет всего несколько лет, и тот же Вышинский будет всячески обосновывать формулу о том, что признание обвиняемого по контрреволюционым делам является «царицей доказательств».
Не забывал Вышинский и другие участки прокурорской деятельности. В связи с решениями ХVII партийной конференции, давшей развернутую программу работ по завершению первой пятилетки и по осуществлению второй, которая была призвана окончательно ликвидировать в СССР «капиталистические элементы», особые задачи вставали перед органами прокуратуры и, в первую очередь, перед теми ее звеньями, которые занимались вопросами общего надзора. Требовалось срочно перестроить методы, формы и существо работы по общему надзору. Именно эти цели и преследовало письмо Вышинского, направленное им прокурорам 17 марта 1932 года. В нем он потребовал «развернуть работу» по двум основным направлениям: во-первых, участие, содействие и надзор за проведением хозяйственно-политических кампаний, и во-вторых, общеадминистративный надзор, то есть надзор за соблюдением революционной законности органами административного управления.
