– Эй, никто не забыл, что у меня горе? – Лерка застучала вилкой по бутылке. – Муж, между прочим, ушел, а не колбаса протухла.

– Ой, прости. – Ира с Юлькой подперли кулаками подбородки и выжидательно заморгали. – Ну и…

– Я ведь сразу знала, что пожалею, когда замуж за Сашку выходила. Хоть бы машина у него была или член двадцать сантиметров. Нет ведь, на метро ко мне ездил с пиписькой своей маленькой. Ну не козел, а?

– А мне размер члена не важен, – хихикнула Юлька, – у меня детское влагалище. Мне и тринадцать сантиметров кажется огромным.

– Вот мерзавка, и за что тебе такое счастье? В коридоре запиликал телефон, и Ира пулей выскочила из-за стола.

– Так, тихо! Мой звонит! Помолчите секунду!.. Да, солнышко, с девочками. Скоро, не волнуйся. Ужин приготовил? Такой ты у меня здоровский! Люблю тебя. Целую. Мр-мр.

– Лицемерка. – Юлька обреченно махнула рукой и зачерпнула ложкой салат. – Секс, девочки, фигня! Самое большое удовольствие в жизни – хорошо пожрать. Хрустящий батон, пакет майонеза, докторская колбаска… Ммммммм!

– Юль, я не лицемерка, – надулась Ира. – Игорек – хороший! Он, между прочим, вчера сказал, что нам нужны серьезные отношения. Как у мужа и жены чтоб. Я говорю, прям, очень серьезные? Улыбаться нельзя будет?

– Игорек… С таким именем он никогда не станет настоящим мужиком, – фыркнула Лерка. – Надо его переименовать. Гарик, например. Как тебе?

– У меня с пожарным ассоциируется. Не…

– Ну зови его просто – Мужчина. Привет, Мужчина! Как дела, Мужчина? Мужчина, где твоя зарплата? Зато никогда не перепутаешь имя, как мой б/у муженек.

В отличие от подруг, Ира была патологической идеалисткой. Она верила, что можно стать счастливой с любым мужчиной и, вопреки советам «Космополитена», не искала принца. У нее был тридцатичетырехлетний Игорек – эгоистичный строитель с едва наметившимся животиком. Ира внушила себе, что он – лучший мужчина в мире, и настойчиво пыталась убедить в этом друзей. Оргазмы с ним были нечастыми, зато, по уверениям Иры, яркими и… «милыми». Игорь восхищался ее кулебякой, сырным супом и по утрам чмокал в ухо.

– Но ведь это – семейная жизнь! – оправдывалась Ира. – Не может же быть каждый день праздником! Иногда надо ходить на работу, молчать, сидя у телевизора, или просто проводить вечера по отдельности…

– Или не быть унылым занудой, – вставляла Юлька. – Потому что, хоть ты и не поверишь, но жизнь может быть праздником! И каждый день может быть не похожим на другие.

Ира не любила разговоров об Игоре. Ей никогда не хватало аргументов, чтобы убедить подруг в том, что она действительно счастлива. В напоминание об этом она носила в кошельке фотку любимого и по шестнадцать раз в день целовала ее. Однажды Юлька подсунула ей в портмоне газетный снимок члена Распутина в банке. Ира по-настоящему обиделась и целую неделю не отвечала на телефонные звонки подруги.

Когда Ире исполнилось тридцать, она решила, что крайний срок для замужества – тридцать три года. Еще можно успеть похудеть после родов и покататься с ребенком на роликах. Три месяца назад она отметила тридцатидвухлетие, а Игорь все еще не сделал предложение.

– Если хочешь замуж, предложи ему сама! – посоветовала как-то Лерка. – Сейчас эмансипация, все можно. Заодно посмотришь, перекосит его или он расцветет от внезапной радости.

Но Ира боялась. И все чаще присматривалась к своему отражению в зеркале: тут – немного обвисло, тут – некстати высыпавшие канапушки… Просто ужас!

Юлька в такие моменты хохотала и становилась рядом: «Да ты на Патриссию Каасс похожа, вся Москва „твоими“ баннерами увешана! До чего ж ты хороша: и фигура, и душа. Не будь дурой!» Ира хмурилась и старалась сменить тему.

Сегодня она сидела на Леркиной кухне и справляла поминки чужой любви. Еще одни отношения закончились ничем… А ведь у Лерки с Сашкой все было гладко и ровно. Где справедливость?

Лерка рассказала, что как раз вчера купила новые занавески. С красными тюльпанами, дорогие, в «Мегамолле». Пока она подбирала нужный цвет, Сашка обдумывал план побега. Представлял, как он ей скажет и как она, возможно, заплачет, стоя в дверях… Может ли хоть один мужик понять, насколько трагично эти занавески теперь висят?! К чертям их собачьим! Кому они вообще нужны?

И вот Сашка ушел. А вечером Лерка сквозь слезы сказала, что ничего более постоянного, чем волосы на ногах, у нее в жизни не было и нет. И чтобы не держать в себе отрицательных эмоций, облила лаком для ногтей его новые ботинки. Не то чтобы от злости, просто так советуют психологи.

Девочки уже собирались расходиться, когда в дверь позвонили. Юля предусмотрительно швырнула на диван вскочившую Лерку: «Если это он – я сама его задушу!» и пошла открывать.

– Леееер! – тут же позвала она. – Тут у вас случилось что-то…

Подруги выбежали в коридор. В дверях стояла заплаканная соседка Нина. Она заикалась и судорожно хваталась за стены.

– Маришка, дочь, кажется из дома ушла… Влюбилась в какого-то мужика. Гуляла с ним по ночам. А вчера сказала, что у нее задержка. Ей же пятнадцать лет всего! Я – давай родителям того парня звонить, как в таком возрасте аборт делать? А они: «Если вы дочь не научили предохраняться, это ваши проблемы». Ну не твари, а? Парень, естественно, Маришке все высказал, поругались они… И вот сегодня с работы прихожу, а она записку оставила: «Я ушла из дома, не хочу, чтоб ты мне жизнь портила».

Нина закрыла рот руками, чтобы не разрыдаться в голос.

– Да что ж сегодня за день такой! – хлопнула себя по бокам Юлька. – Все ревут, уходят из дома… А конец света, между прочим, еще не скоро! Через два года только… Заходи, Нин, – и она почти насильно втащила соседку в квартиру.

Методом несложных вычислений подруги быстро выяснили, что Маришка могла поехать только к бабушке. И посоветовали Нине немедленно успокоиться. Возвращать девчонку силой сейчас не было никакого смысла.

– Это гормоны, – сделала вывод Лерка. – Я тоже в шестнадцать лет из дома убегала. И даже собиралась пешком уйти во Францию.

– И вот, смотрите, никуда в итоге не делась, – хохотнула Юлька. – Сидит себе на кухне, водку пьет! Уходить пешком во Францию вообще-то безответственно. Ведь кто, если не мы, поможет Медведеву поддерживать стабильность в стране?

Через пятнадцать минут бабушка прислала Нине секретную смс: «Маришка у меня, не волнуйся».

– Ну а муж-то твой в курсе? – спросила у Нины Ира. – Она ведь и его дочь тоже.

– Пьет он, – вздохнула соседка. – Работы нет, жизнь – говно и пицца подгорела…

Нина рассказала, что парень, в которого влюбилась дочь, совсем не плохой. Поет в рок-группе, учится на первом курсе иняза, красивый, из обеспеченной семьи. У него в институте даже свой фан-клуб есть!

– Так чего же ты волнуешься? – удивилась Юлька. – Может, они поженятся и поедут с гастролями по миру, как группа «АББА»!

– Да зачем она ему нужна? – запричитала Нина. – Ни кола, ни двора, тройки в школе одни… Ну залетит она сейчас – будет у меня еще один нахлебник. В общем, я дала ей таблетку для прерывания беременности, очень опасно это, но другого выхода не было.

Девочки замолчали. Что тут скажешь?

А Нина еще долго рассказывала, как Маришка спала в его майках, писала ему стихи и убегала на свидания в пять утра, если мать не выпускала ее из дома вечером.

– Ух ты! – улыбнулась Ира. – Как романтично! Аж завидки берут. Я такого со школы не испытывала. А может, пусть она наслаждается этими отношениями? Зачем вмешиваться? Ты все равно не заставишь его разлюбить.

Нина задумалась:

– Да уж, пока само не пройдет, она никого даже слушать не будет.

– Да с чего ты взяла, что это пройдет? – возмутилась Юлька. – Почему взрослые вечно лезут в жизнь детей? Рассказывают разные ужасы: «ой-ой-ой, ты ему не нужна, поматросит и бросит…» Бред какой! А дети потом моральными инвалидами вырастают. И любить боятся, везде им подвох мерещится. Внушила бы Маришке своей, что она – королева, что любой рядом с ней будет счастлив. И что мужики – отличные ребята, а не говнюки. Глядишь, может, и не повторит она твоей судьбы! И вместо того, чтобы карательные меры применять, лучше б готовить ее научила.