Протокол допроса Е. К. Гриневича от 15 февраля 1931 года «После демобилизации [из] царской армии я добровольно перешел в Красную Армию через коллегию в Москве по формированию Красной Армии. 23 марта 1918 г. направлен в г. Саратов для формирования 1–й Саратовской дивизии. Таковая мною сформирована и передана была в 11 Армию, которой в то время командовал некто Хвесин… Начальником 2–й стрелковой дивизии в г. Сызрань, где пробыл до июля 1919 г., после чего назначен начальником административного управления 1–й армии и находился в г.Оренбурге. Из Оренбурга в конце февраля 1920 г. направлен в Ростов в штаб фронта, где был назначен помощником начальника военно–учебных заведений фронта. В конце апреля 1920 г. переведен в Смоленск в штаб Западного фронта, в этой должности пробыл до октября 1921 г. и вследствие окончания Гражданской войны и свертывания штаба я направлен в резерв военно–учебных заведений главного управления г. Москвы, где пробыл до марта месяца 1922 г. где и демобилизован и жил при поддержке дочери Нины, а с 1928 г. я начал работать в артели «Печать–штамп». Имею военную пенсию. В июне 1923 г. добровольно поступил в школу красных коммунаров на должность начальника ст. части, а в январе 1924 переведен начальником хоз. части в высшую аэрофотографическую… школу, где пробыл до ареста. Отбыв наказание я год был без работы (болел), жил на иждивении дочери Нины.

Кроме родственников в Москве имею знакомых бывших офицеров царской армии следующих лиц: …Огородников Федор Евлампиевич, бывший генерал–лейтенант, работал при штабе РККА,… Какурин Николай Евгеньевич, бывший полковник или генерал. Встречался с ним 5—7 раз в квартире у Тухачевского, когда последний приходил по делу к Тухачевскому… Троицкий Иван Александрович, бывший полковник геншатаба, преподаватель военной академии имени Фрунзе. Познакомился я с ним в квартире Тухачевского… Ермолин Павел Иванович, бывший подполковник. (Ермолин, Огородников, Какурин и Троицкий были репрессированы в 30–е годы. — Ю. К.) …Разговоров о каких–либо контрреволюционных организациях у меня ни с кем не было, в частности не было никакого разговора о Всероссийском офицерском союзе…. Октябрьскую революцию встретил безразлично, так как тогда не понимал ее существа. Впоследствии через несколько времени поняв ее существо добровольно пошел в Красную армию. В дальнейшем у меня никакого недовольства Советской властью не было и нет в данный момент. Все мероприятия Советской власти данного периода вполне разделяю и одобряю»118.

Но следствие это мало интересовало, как не интересовала и доказательность обвинения:

«Бывший полковник Гриневич Евгений Климентьевич в 1920—1922 г. состоял членом контрреволюционной организации «Всероссийского офицерского союза», возглавляемой бывшим генералом Алексеевым, выполнял поручения этого Союза и принимал меры к восстановлению Союза после ликвидации его органами ОГПУ в 1922 г. в г. Москве. Проживая в последующие годы в г. Москве, был тесно связан с антисоветской средой, среди которой вел антисоветскую агитацию»119.

К антисоветской среде, вероятно, отнесли Какурина, Троицкого, Ермолина. Зачем среди «антисоветской среды» вести антисоветскую агитацию — не ясно, но на собственный курьез следствие внимания не обратило.

Доказательств вины в деле нет, свидетельских показаний — тоже. Виновным Гриневич себя не признал, был выслан в Западную Сибирь на три года. Реабилитирован только в 1989 году120.

Один из самых ярких сюжетов в жизни Тухачевского «ленинградского периода» — дружба с Д. Д. Шостаковичем.

Познакомились они еще в Москве, в 1925 году — шла подготовка к международному конкурсу им. Шопена:

Шостакович был участником отборочных туров, Тухачевский — слушателем.

«Первое, что поразило меня в Михаиле Николаевиче, — вспоминал композитор, — его чуткость, его искренняя тревога о судьбе товарища. Помню неожиданный вызов к командующему Ленинградским военным округом Шапошникову. (Шапошников был командующим ЛВО до Тухачевского. — Ю. К.) Ему, оказывается, звонил из Москвы Тухачевский. Михаилу Николаевичу стало известно о моих материальных затруднениях»121.

Больной туберкулезом Шостакович вынужден был работать тапером в кинотеатрах. Благодаря звонку Тухачевского Шостаковичу было предложено написать симфонию к 10–летию Октября. После ее исполнения в Большом зале Ленинградской филармонии он получил признание как композитор.

«Я был начинающим музыкантом, он — известным полководцем.

Но ни это, ни разница в возрасте не помешали нашей дружбе, которая продолжалась более десяти лет и оборвалась с трагической гибелью Тухачевского»122, — свидетельствовал Шостакович.

В 1928 году, когда Тухачевский переехал в Ленинград, знакомство переросло в дружбу.

«Михаил Николаевич удивительно располагал к себе… Даже впервые встретившись с ним, человек чувствовал себя словно давний знакомый, легко и свободно»123.

Шостакович проигрывал Тухачевскому свои сочинения — «он был тонким и требовательным слушателем».

Они оба любили Эрмитаж, и в музее еще сохранились легенды о «блистательном красавце военном» и его другекомпозиторе, часами бродивших по залам. «Михаил Николаевич порой тактично поправлял экскурсоводов », — командующему округом нравилось демонстрировать свою эрудицию.

В Российском государственном военном архиве сохранились списки литературы, выбранной командующим ЛВО в распределителе книгоцентра для собственного чтения.

Вот только один из этих списков, приходивших в округ несколько раз в год: «Экономика современной Франции » А. Романского, «Галлицийская жакерия» Бруно Ясенского, «Командарм–2» И. Сельвинского, «Подпоручик Киже» Ю. Тынянова, «Человек бежит по снегу»

Н. Вагнера, «Проект реформы правописания» и др.124.

В Ленинграде Тухачевский обзавелся и новой пассией.

Ею стала Юлия Ивановна Кузьмина, жена давнего приятеля Тухачевского Николая Кузьмина. Она ушла от мужа и фактически стала женой командующего ЛВО, затем переехала за ним в Москву. Кузьмин, не прервавший дружеских отношений с Тухачевским, вспоминал:

«Тухачевский женат на моей бывшей жене и очень внимательно относился к моей дочери. Поэтому товарищеские отно шения с ним после ухода моей жены не испортились»125.

Развод с Н. Е. Тухачевской ни в это время, ни после, оформлен не был.

В 1931 году Тухачевский, только что назначенный на должность заместителя председателя РВС и зам. Наркомвоенмора, возглавил созданную по решению РВС СССР Комиссию по использованию опыта командированных в Германию групп. На основе докладов руководителей групп были изданы труды о маневрах германской армии в 1927 году и о летней учебе германской армии в 1928 году, работа о тактической подготовке германской армии в 1928—1930 годах, большой труд об оперативной подготовке германской армии; выпущено пять брошюр (в 1928—1929 годах) по тактическим, оперативным и снабженческим играм рейхсвера. Кроме того, в «Информационном сборнике» Разведупра в 1926—1931 годах было помещено 300 статей и заметок по Германии, большей частью на основе материалов этих групп. Все они использовались в различных лекционных курсах Военной Академии.

Как информировал 15 августа 1931 года Реввоенсовет СССР новый начальник Штаба РККА Егоров, план работы Военной Академии на 1930—1931 год «по всем признакам построен на учете опыта и позаимствован у Германской Военной Академии»126. Полковник Э. Кестринг — военный атташе Германии в Москве — в 1931 году согласился с этой точкой зрения: «Наши взгляды и методы проходят красной нитью через их взгляды и методы»127.

В ноябре 1931 года в СССР с официальным визитом прибыл новый начальник штаба рейхсвера генерал Адам. 11 ноября 1931 года на обеде в его честь в Кремле, беседуя с немецким послом в СССР Дирксеном, Тухачевский сказал:

«Рейхсвер — учитель Красной Армии в трудное время… Мы не забудем, что рейхсвер в период восстановления Красной Армии оказал ей решающую поддержку»128.

1932 год был последним, когда состоялся обмен программами…