«…В техническом отношении мы в значительной мере сравнялись и достигли западноевропейских государств… — заявлял он. — Успехи в области пехоты, в области артиллерии… определяют возможность ее участия в самых жестоких и самых сильных столкновениях с нашими западными соседями… Танки мы имеем хорошие и в этом отношении можем состязаться с нашими соседями.

Конница наша является сейчас лучшей конницей в мире… Наша авиация является одним из самых блестящих родов войск… Ни у одного из наших соседей нет такой подготовленной, блестящей, смелой и боеспособной авиации»60.

И, заключая, он прямо требовал:

«Нам нужно только, чтобы советское правительство Белоруссии поставило в порядок своего дня вопрос о войне»61.

С 1924 года, будучи еще заместителем начальника Генштаба, Тухачевский принимал активное участие в проведении военной реформы. В январе 1925 года, вновь вернувшись в Смоленск — на должность командующего Западного военного округа, он стал членом комиссии по пересмотру стратегических планов государства и разработке нового положения о Военно–Воздушных Силах. В докладной записке Реввоенсовету СССР от 15 января 1925 года Тухачевский предложил образовать в составе Штаба РККА Управление по исследованию и использованию опыта войн, объединив в нем вопросы, связанные с военнонаучной работой в Вооруженных силах. Это предложение получило одобрение, и 10 февраля М. В. Фрунзе подписал приказ о создании соответствующего управления62.

25 апреля 1925 года Тухачевского назначили председателем уставной подкомиссии Главной уставной комиссии, и уже 28 мая он представил Фрунзе свое заключение по наставлению «Боевая служба пехоты», отметив, что оно имеет устаревшие положения и требует переработки «в духе новой глубокой тактики, маневренности и смелости»63. Затем Тухачевского включили в состав президиума Комиссии по изучению опыта Гражданской войны. 30 ноября его избрали председателем правления Объединенного военно–научного общества64.

В конце октября 1925 года не стало Фрунзе. Похороны прошли 3 ноября 1925 года. Член РВС Западного округа И. Телятников вспоминал:

«Я входил в состав небольшой делегации Западного военного округа, прибывшей на похороны Михаила Васильевича Фрунзе.

М. Н. Тухачевский тогда уже служил в Москве (в должности начальника Штаба РККА. — Ю. К.), но в почетном карауле у гроба М. В. Фрунзе он стоял вместе с нами. А вечером Михаил Николаевич пришел к нам в вагон…»65 Именно во время этого «вагонного разговора» Тухачевский и выразил свое положительное мнение по поводу кандидатуры Г. Орджоникидзе на должность Председателя РВС СССР и Наркомвоенмора66. Он как бы подсказывал своим бывшим сослуживцам, кого нужно выдвигать в наркомы…

Новым Председателем РВС СССР и наркомом был назначен Ворошилов. Должностные обязанности Тухачевского как начальника Штаба РККА начали постепенно, но неуклонно сужаться. В его компетенции оставалось все меньше и меньше сфер контроля, управления армейскими процессами и меньше рычагов влияния на них. Одновременно 13 ноября 1925 года из структуры Штаба РККА были выведены Инспекторат и Управление боевой подготовки.

Именно те структурные элементы, за включение которых в его состав Тухачевский вел острые дискуссии в 1924 году с оппонентами, особенно с А. Егоровым. Вскоре обнаружилось и фактическое изъятие из подчинения Тухачевского Разведывательного управления.

31 января 1926 года в докладе наркому Тухачевский открыто возмущался:

«Я уже докладывал Вам словесно о том, что Штаб РККА работает в таких ненормальных условиях, которые делают невозможной продуктивную работу, а также не позволяют Штабу РККА нести ту ответственность, которая на него возлагается положением, — писал он в своем докладе. — Основными моментами, дезорганизующими работу Штаба, являются:

а) фактическая неподчиненность Штабу РККА Разведупра и б) проведение (оперативно–стратегических и организационных) мероприятий за восточными границами помимо Штаба РККА через секретариаты Реввоенсовета.

Такая организация, может быть, имела смысл при прежнем составе Штаба, когда ряд вопросов особо секретных ему нельзя было доверять»67.

Выражая резкое недоумение по поводу недоверия новому составу Штаба РККА, Тухачевский заявлял:

«Штаб РККА не может вести разработки планов войны, не имея возможности углубиться в разведку возможных противников и изучить их подготовку к войне по первоисточникам. В этих условиях Штаб и в первую очередь его начальник, ведя нашу подготовку к войне, не может отвечать за соответствие ее предстоящим задачам… Если, например, Штаб РККА подготовит наше стратегическое развертывание ошибочно, если все преимущества перейдут на сторону противника, то мы рискуем величайшими поражениями… Естественно, всех собак будут вешать на Штаб РККА, но по существу, при настоящих условиях, он не может нести за это полной ответственности»68.

Тухачевский пока еще мог позволить себе жесткие формулировки.

«…В нынешних условиях я считаю свое положение ложным и организацией изучения противника не занимаюсь и при всем желании не могу заниматься»69.

Он предлагал:

«…Прошу установить подчинение Разведупра по вопросам агентуры Штабу РККА и РВС СССР на следующих основаниях:

1. В пределах поставленных Штабом РККА задач — начальник Разведупра непосредственно подчиняется начальнику Штаба РККА как по вопросам сети агентуры, так и по личному составу.

2. В объеме заданий РВС СССР Начальник Разведупра непосредственно подчиняется Заместителю председателя Реввоенсовета, коим, сверх того, контролируется вся агентурная работа, в частности и работа по заданиям Штаба РККА.

Вполне понятно, что непосредственные, тесные отношения РВС с Разведупром должны сохраниться, но Штаб в области своих заданий должен действительно иметь в своем распоряжении Разведупр»70.

В случае неприятия своих условий М. Тухачевский видел один выход:

«Назначение более авторитетного начальника Штаба РККА, которому сочтено будет возможным подчинить Разведупр; организационное изъятие Разведупра из состава Штаба РККА и непосредственное его подчинение РВС. Штаб будет ограничиваться выработкой заданий; подбор более авторитетного состава Штаба РККА; изъятие из ведения Штаба РККА подготовки войны на восточных фронтах и полное сосредоточение всех этих вопросов в Вашем секретариате».

В заключении доклада Тухачевский писал:

«После тщательного изучения затронутых выше вопросов я должен с полным убеждением доложить о решительной невозможности продолжать работу в вышеочерченных условиях. Мы не подготовляем аппарата руководства войной, а систематически атрофируем его созданием кустарности взаимоотношений и превращением Штаба РККА в аполитичный орган»71.

Его демонстративно не слушали.

Под руководством Тухачевского был издан новый «Временный Полевой устав» 1925 года. В пояснительной записке он саркастически «прошелся» по тем, кто считал, «будто бы в будущей войне нам придется драться не столько техникой, сколько превосходством своей революционной активности и классового самосознания».

Техническая мощь Красной армии должна возрастать из года в год, и «нам придется столкнуться с капиталистическими армиями не голыми руками, не с косами и с топорами в руках, а вооруженными

с ног до головы, организованными, машинизированными и электрифицированными »72.

Сторонники войны «революционной активностью» — Ворошилов, Буденный и др. — Тухачевскому это не забыли.

26 января 1926 года Тухачевский поставил перед своими подчиненными в Штабе задачу исследовать один «из существеннейших вопросов нашей подготовки к войне — вопрос об определении характера предстоящей нам войны и ее начального периода, в первую очередь, конечно, на Европейском театре». Он подчеркивал, что исследование проблемы должно содействовать «становлению единства взглядов на основах марксистского учения»73. Он продолжал демонстрировать активность, хотя поле деятельности сужалось до минимума: 18 февраля 1926 года из ведения Штаба РККА была изъята мобилизационная работа, а 22 июля 1926 года — Военно–топографический отдел.