Большинство услышали звук едущего грузовика, прежде чем увидели его. Конвульсивный грохот его дизельного мотора прорезал тишину утра. Невозможно было его не заметить. Сотрудники безопасности прервали разговоры и посмотрели вверх, как и четырнадцать людей, собравшихся у входа в посольство. Бочкоподобный иезуит, ожидавший автобуса в противоположном конце улицы, поднял свою круглую голову от «Оссерваторе романо» и посмотрел в направлении источника шума.

Небольшой наклон улицы способствовал тому, что грузовик поразительно быстро набрал скорость. Когда он завернул за угол, содержавшийся на нем груз передвинулся вперед. С минуту казалось, что грузовик вот-вот перевернется. Но он каким-то образом выровнялся и проехал последние метры, остававшиеся до посольства.

Шофер был молодой, гладко выбритый человек. Глаза у него были широко раскрыты и рот тоже. Казалось, он стоял на педали газа и что-то кричал сам себе. У грузовика почему-то работали «дворники».

Итальянские силы безопасности отреагировали мгновенно. Несколько человек укрылись за барьерами из цемента. Другие кинулись искать защиты в сторожках из стали и стекла. Двое офицеров начали стрелять из автоматов в грузовик – на решетке машины вспыхнули искры, и ветровое стекло разлетелось, но она как ни в чем не бывало продолжала ехать, набирая скорость. Потом правительство Израиля высоко отзовется о героизме, проявленном в то утро итальянскими силами безопасности. Будет отмечено, что ни один из них не покинул своего поста, хотя если бы кто-то так поступил, его участь была бы все равно такой же.

Взрыв был слышен от площади Святого Петра до площади Испании и до холма Джаникулум. Люди, жившие на верхних этажах зданий, могли видеть потрясающее зрелище: красно-оранжевый шар огня возник над северным окончанием виллы Боргезе и скоро превратился в черный гриб дыма. На расстоянии мили вокруг от взрывной волны стекла вылетели из окон, включая витражи в расположенной неподалеку церкви. Платаны лишились листьев. Птицы погибли в полете. Геологи на сейсмической станции сначала испугались, что в Риме произошло землетрясение средней тяжести.

Никто из итальянских агентов безопасности не выжил. Как и ни один из четырнадцати посетителей, ожидавших приема в посольстве, или персонал посольства, работавший ближе к тому месту, где взорвался грузовик.

В конечном счете, однако, больше всего людей погибло от второй машины. Курьер Ватикана, сваленный на землю силой взрыва, видел, как в конец улицы промчалась машина. Поскольку это была «ланчия», в которой сидело четверо мужчин, и она ехала очень быстро, он решил, что это полицейская машина, явившаяся на взрыв. Священник поднялся на ноги и пошел сквозь густой черный дым к месту происшествия, надеясь помочь раненым и мертвым. А увидел он кошмар. Дверцы «ланчии» одновременно распахнулись, и четверо мужчин, которых он принял за полицейских, открыли стрельбу по территории. Выжившие люди, выбиравшиеся из горящих обломков посольства, были безжалостно скошены этими выстрелами.

Четверо стрелявших одновременно прекратили огонь и сели обратно в «ланчию». Стремительно удаляясь от горящих зданий, один из террористов нацелил свой автомат на иезуита. Священник перекрестился и приготовился умереть. А террорист улыбнулся и исчез за завесой дыма.

Тибериас, Израиль

Через пятнадцать минут после того, как в Риме отзвучал последний выстрел, в большой вилле медового цвета на берегу Галилейского моря зазвонил телефон. Ари Шамрон, дважды бывший генеральным директором Израильской секретной службы, а ныне специальный советник премьер-министра по всем вопросам, связанным с безопасностью и разведкой, снял трубку в своем кабинете. С минуту он молча слушал, крепко зажмурясь от гнева.

– Сейчас иду, – сказал он и повесил трубку.

Повернувшись, он увидел, что в дверях кабинета стоит Гила. Она держала в руке его кожаную куртку, и глаза ее были влажны от слез.

– Я только что видела все по телевизору. Худо дело?

– Очень худо. Премьер-министр хочет, чтобы я помог ему подготовить заявление для страны.

– В таком случае тебе не надо заставлять премьер-министра ждать.

Она помогла Шамрону надеть куртку и поцеловала его в щеку. Таков был ритуал. Сколько раз он расставался с женой, услышав, что евреи погибли от бомбы? Он потерял этому счет. Довольно поздно в своей жизни он решил, что этому никогда не будет конца.

– Ты не будешь слишком много курить?

– Конечно, нет.

– Постарайся позвонить мне.

– Позвоню, когда смогу.

Он вышел через парадную дверь. Его встретил порыв холодного мокрого ветра. Ночью с Голанских высот пришла буря и устроила осаду всей Верхней Галилее. Шамрон проснулся от первого раската грома, который он принял за выстрелы, и больше уже не заснул до конца ночи. Для Шамрона сон был как контрабанда. Он приходил к нему редко, и если прерывался, то уже вторично не возвращался в ту же ночь. Обычно в такие минуты Шамрон бродил по секретным закоулкам своей памяти, вновь переживал старые дела, шагал по старым полям битвы и противостоял врагам, давно исчезнувшим с лица земли. Прошлой ночью все было иначе. У него было предчувствие неминуемой беды – картина была столь ясной, что он даже позвонил ночному дежурному своей бывшей Службы, чтобы проверить, не случилось ли чего.

– Спите спокойно, начальник, – сказал ему молодой дежурный офицер. – Все в полном порядке.

Его черный «пежо», бронированный и пуленепробиваемый, ждал в начале подъездной аллеи. Рядом с открытой задней дверцей стоял Рами, темноволосый начальник охранявшей его команды. За годы работы Шамрон нажил много врагов, и из-за весьма путаной демографии Израиля многие жили неприятно близко от Тибериаса. Рами, тихий, как одинокий волк, и гораздо более страшный, редко покидал своего хозяина.

Шамрон на секунду приостановился, чтобы закурить сигарету – едкий турецкий сорт, какой он курил со времен Мандата, – затем сошел с веранды. Он был маленький, однако, несмотря на возраст, могучего телосложения. Руки у Шамрона были морщинистые, в печеночных пятнах и словно взятые взаймы у мужчины в два раза больше его. Лицо, испещренное глубокими морщинами и трещинами, походило на вид с самолета на пустыню Негев. Бахрома сохранившихся седых волос стального цвета была подстрижена так коротко, что их почти не было видно. Он до безобразия часто ломал очки и потому примирился с уродливыми оправами из небьющегося пластика. Толстые стекла увеличивали его голубые, далеко теперь не ясные глаза. Ходил он так, точно ожидал, что на него вот-вот нападут сзади, – опустив голову и выставив локти. Эта его походка была известна в коридорах на бульваре Царя Саула, в штаб-квартире его бывшей Службы, как «шарканье Шамрона». Он знал об этом и соглашался с таким названием.

Он нырнул на заднее сиденье «пежо». Тяжелая машина рванулась вперед и поехала по опасно наклонному спуску к берегу озера. Она повернула направо и помчалась к Тибериасу, затем – на запад, через Галилею к Прибрежной равнине. Бо́льшую часть поездки взгляд Шамрона был прикован к поцарапанному циферблату его часов. Время сейчас было его врагом. С каждой минутой преступники все дальше и дальше уходили от места преступления. Соверши они нечто подобное в Иерусалиме или Тель-Авиве, они застряли бы в паутине контрольно-пропускных пунктов и постов на дорогах. Но это произошло в Италии, а не в Израиле, и Шамрон зависел от итальянской полиции. Давно уже итальянцам не приходилось иметь дело с террористическим актом такого масштаба. Более того, связь Израиля с итальянским правительством – через посольство – была нарушена. И, как подозревал Шамрон, пострадала очень важная резидентура израильской Секретной службы. Рим был региональным штабом в Южной Европе. Возглавлял резидентуру katsa[3] по имени Шимон Познер, человек, которого Шамрон лично привлек к работе и вытренировал. Вполне возможно, что Служба потеряла сейчас одного из своих самых компетентных и опытных офицеров.