Огромным шагом вперед было уже то, что вопрос о регулировании рождаемости в Советском Союзе обсуждался не в частных объединениях и кружках, а на общественном, государственном, официальном уровне, то есть в общественной форме, при этом общественное понимается в положительном смысле. Только благодаря этому стало возможно выступление смелого и умного революционера Зелинского, который бросил в лицо авторитетам, оставшимся на консервативных позициях, следующие великолепные слова:
"С учетом всей совокупности прозвучавших на конгрессе докладов о вреде свободного аборта мое выступление прозвучит еретически. Но доброе сомнение стоит худой веры. Трудно поверить в социальную честность тех докладчиков, которые, облачившись в тоги, застегнутые на все пуговицы, и повернувшись к людям спиной, изрекали с недрогнувшими лицами абстрактные истины о вреде аборта. Похоже, будто здесь господствовала слепота зрячих, социальная близорукость или социальное лицемерие. Эти люди не видят или не хотят видеть реальные отношения, реальную социально-экономическую ситуацию и состояние массовой психологии, в которой происходит эпидемия абортов.
В приговорах по поводу абортов больше морализаторской предвзятости, чем беспристрастности и независимости. Эта тема обросла массой страшных историй. Нас пугали всем: инфекциями и перфорацией матки, нервными потрясениями, снижением рождаемости вплоть до угасания материнского инстинкта и вырождения нации, но можно было бы сказать вместе с Толстым: "Меня пугают, а мне не страшно". Говорят об операции вслепую, в нездоровых условиях, о том, что работают чуть ли не ломом. А разве введение зонда в желудок и дальше до двенадцатиперстной кишки не является работой вслепую? И разве работа с эзофагоскопом (аппаратом для исследования пищевода) не есть использование «железки»? А если вы вводите в вены все, вплоть до сублимата, воздействуя тем самым на нежную ткань слизистой оболочки, знаете ли вы заранее последствия своего вмешательства? А если вы в целях диагностики, не имея медицинских показаний, продуваете трубы (яйцеводы) и вводите в них едкие растворы для рентгеноскопии, проходит ли это безнаказанно для организма? И все-таки мы не отказываемся и не откажемся от всех этих методов.
Является ли связь между гормональными нарушениями и абортом уже бесспорным фактом? Почему же горожанки, систематически совершающие аборт, продолжают и по достижении "бальзаковского возраста" (примерно 30 лет) успешно соперничать в сексуальности и красоте тела со своими 20-летними подругами, в то время как их добросовестно рожающие сельские сестры после шести-восьми родов к 30 годам превращаются в ходячие трупы, в выжатые лимоны? По-видимому, дело с гормонами обстоит не так-то просто. И кто скажет, что уменьшение количества родов всегда плохо сказывается на внешности? Я утверждаю, что это уменьшение может быть при определенных условиях даже полезно.
Садовники знают, что если на хризантемовом кусте слишком много цветов, то часть их надо обрезать, чтобы спасти куст от гибели и получить большие и махровые цветы. До тех пор пока коэффициент рождаемости и "коэффициент насыщения" не совпадут, будет существовать и различие, которое не должно быть списано со счетов. Но для наблюдателя извне не имеет значения, каким образом произойдет это «списание». Говоря же об индивиде, о женщине, я предполагаю, что ей будет психологически легче переносить аборты, чем сопровождать один гробик за другим и хоронить вместе с ними частицу своей молодости и силы. Можно, конечно, заставить хризантемовый куст рождать больше красивых цветов, но для этого потребуется изменить состав почвы и культуру цветка. Измените культуру, и на этих таблицах появятся другие цифры, которым будут соответствовать другие величины и другие сектора кругов, и все это будет на другом языке говорить об аборте.
Посмотрите откровенно в глаза жизни и вы увидите, в каких социально-экономических и психологических условиях приходится жить женщинам и давать жизнь новым существам. Семья с ее малой устойчивостью и крайней недолговечностью не гарантирует женщинам условий, необходимых для воспитания детей. Выплата алиментов больше не достигает своей цели. Неплатежеспособный алиментщик более интересен теоретически, то есть юристам, чем практически, то есть женщинам. Противозачаточные средства ненадежны. Право на свободное материнство не всегда осуществимо, так как часть женщин не имеет работы и, располагая ежемесячным пособием в 40–50 рублей, не может воспользоваться этим правом. Вспомните, как в романе Золя нелегальная абортница отчитывает дипломированного врача: "Вы толкаете женщину в тюрьму или в Сену, а мы вытаскиваем их оттуда". Хотите ли вы, чтобы "вытаскивание из Сены" снова перешло в руки нелегальных абортниц?
Один из выступавших воскликнул в ужасе: "Достаточно рецепта врача и требования женщины — и вопрос об аборте решен". Да, именно так и должно быть: достаточно требования женщины, потому что право определять социальные показания принадлежит только ей, и никому больше.
Никто из нас, мужчин, не вынес бы ситуации, когда решение о нашем браке принимала бы какая-нибудь комиссия и, согласно социальным воззрениям ее членов, мы имели бы право вступать в брак или были бы лишены его. Так не мешайте и вы женщине распоряжаться собой и самой решать кардинальный вопрос своей жизни. Женщина имеет право на половую жизнь и хочет осуществлять его так же свободно, как и мужчина, и она должна иметь эту возможность как нечто нормальное, чтобы сохранять свою социально-биологическую полноценность. Не должно иметь места массовое производство класса старых дев, вредного для коллектива".
Ведомый верным инстинктом, Зелинский выступил как раз в тот момент, когда сексуальная реакция в Советском Союзе перешла к постепенному свертыванию регулирования рождаемости и аборта, используя для этого комиссии, декреты и отговорки гуманитарного свойства.
Таким образом, на этом конгрессе развернулась весьма решительная борьба между двумя направлениями демографической политики. Представители одного выступали в поддержку сексуальности, другого — против нее. Там всерьез обсуждался, например, вопрос о том, не следует ли положить конец росту численности абортов, вновь введя запрет на них. Народный комиссар Ефимов полагал, что аборт "столь очевидно означает биологическую и психическую травму для женского организма, что доказательства излишни". Тем не менее он считал прерывание беременности в клинических условиях меньшим злом по сравнению с нелегальным абортом. Но и криминальный аборт, несмотря на борьбу с ним, сразу не отомрет. Ефимов присоединился к точке зрения Зелинского, заявив, что с помощью запрета абортов нельзя уменьшить их численность, ибо он в таком случае "будет всего лишь вновь загнан в подполье". Он отметил далее, что "условия социально-экономической жизни и повышение культурного уровня требуют ограничения рождаемости". "Что лучше, — спрашивал нарком, — гуманное отношение к еще неродившемуся ребенку и, следовательно, возложение нового бремени на нынешнюю семью или регулирование рождаемости?" Ефимов ответил правильно: "Требование жизни сильнее соображений гуманности. Современная ситуация такова, что о запрете абортов не может быть и речи".
Десять лет спустя после легализации аборта сексуальная реакция не только не была уничтожена, напротив, она наносила представителям революционного направления чувствительные удары. Ефимов потребовал тщательного изучения противозачаточных средств, но жаловался в то же время, что эти средства беспрепятственно продаются в Москве на улицах, что широко распахнуты двери спекуляции и обману. Бендерская потребовала бесплатного предоставления обычных противозачаточных средств, а Белинский, Шинка и Селицкий выступили за их предоставление согласно предписанию врача, так как, по их мнению, неконтролируемое распределение противозачаточных средств могло бы нанести громадный ущерб самому существованию народа. Вопрос о характере распределения противозачаточных средств остался нерешенным, ибо договориться об этом было невозможно. "Заботы, продиктованные соображениями демографической политики", являлись на деле заботами о последствиях распространения противозачаточных средств для нравственности" населения. Сексуальное наслаждение казалось несовместимым с желанием иметь детей.