Существуют, следовательно, два вида "морали", но только один вид морального регулирования. Ту «мораль», к которой, как к чему-то само собой разумеющемуся, относятся все люди (не насиловать, не убивать и т. д.), можно установить только на основе полнейшего удовлетворения естественных потребностей. Другая же «мораль», которую мы отвергаем (аскетизм для детей и подростков, абсолютная вечная верность, принудительный брак и т. д.), сама нездорова и порождает хаос, устранение которого считает своим призванием. Против нее мы ведем беспощадную борьбу. Сексуальную экономику упрекают в намерении разрушить семью. Люди, придерживающиеся таких взглядов, пустословят о "сексуальном хаосе", который принесет с собой освобождение любви. Массы прислушиваются к словам этих людей и верят им потому, что они носят черные сюртуки и очки в золотых оправах или умеют говорить, как подобает вождям. Все дело не в словах, а в том, что имеется в виду.

Должно быть уничтожено экономическое порабощение женщин и детей, равно как и авторитарное угнетение. Только когда это произойдет, муж будет любить свою жену, жена — мужа, дети — родителей, а родители — детей. У них больше не будет причины ненавидеть друг друга. Следовательно, если мы что и хотим разрушить, так это ненависть, которую порождает семья, и «нежное» изнасилование.

Если семейная любовь является большим человеческим достоянием, она должна проявить себя в этом качестве. Если привязанная собака не убегает, никто не будет только поэтому считать ее верным спутником. Ни один разумный человек не будет говорить о любви, если мужчина совершает половой акт с беззащитной женщиной, связанной по рукам и ногам. Никто, кроме грязных субъектов, не будет гордиться любовью женщины, если эта любовь куплена за пропитание или завоевана силой. Ни один порядочный человек не примет любви, если она не добровольна. Принудительная мораль супружеских обязанностей и семейного авторитета является моралью трусов, боящихся жизни, и импотентов, не способных пережить благодаря естественной силе любви то, что они хотят обрести с помощью полиции и брачного права.

Они хотят втиснуть в свою смирительную рубашку весь род человеческий, так как сами не способны к естественной сексуальности. Это раздражает их, они зеленеют от злости, ибо сами хотели бы, но не могут так жить. Мы же не стремимся никого принуждать к расторжению семейного сообщества, но мы также не хотим позволить ни одному мужчине принуждать к близости женщину, если она этого не желает. Пусть тот, кто всю свою жизнь хочет прожить в моногамии, так и поступает. Тот же, кто этого не может, кому угрожает крушение, должен иметь возможность устроиться по-другому, но предпосылкой устройства "новой жизни" является знание противоречий старой.

Целью сексуальной реформы является устранение недостатков общественного сексуального бытия, коренящихся, в конечном счете, в способе экономического существования и проявляющихся в духовной жизни членов общества. В авторитарном обществе в связи с экономическими и идеологическими конфликтами нарастают противоречия между действующей моралью, навязываемой господствующими классами всему обществу в интересах сохранения и укрепления их власти, и естественными сексуальным потребностями в определенный момент. Такое нарастание противоречий доходит до степени кризиса, неразрешимого в рамках существующего общества. Но никогда еще в истории человечества это противоречие не приводило к столь острым, объективно жестоким последствиям, выливающимся даже в убийства, как на протяжении последних 30 лет. Поэтому никогда ранее не было написано столь много, не шли столь бурные дискуссии по половым вопросам, как ныне, и никогда также не уводили все стремления настолько далеко по ложному пути, как теперь, в "век техники и науки".

Такая ситуация лишь кажется парадоксальной. Противоречие между бедственным положением в сексуальной сфере, разлагающим образом воздействующим на половую жизнь, и гигантским прогрессом сексуальной науки оказывается подобием другого противоречия — между экономической нищетой трудящихся масс и выдающимися техническими Достижениями нашего времени. Ситуация, когда в век осуществления асептических операций и хирургического искусства, достигшего в Германии совершенства, с 1920 по 1932 гг. ежегодно умирали от последствий аборта около 20 тыс женщин, а 75 тыс каждый год тяжело заболевали от последствий прерывания беременности, лишь кажется абсурдной — точно так же, как и такая, когда с прогрессом рационализации производства в 1930–1933 гг. все больше промышленных рабочих становились безработными и обреченными вместе со своими семьями на физическую и моральную гибель. Это противоречие, которое никак нельзя назвать абсурдным, является вполне рациональным, если не рассматривать его независимо от экономической и общественной структуры, в которой оно возникло. Нам также следует показать, что как факт сексуального убожества, так и неразрешимость проблемы пола неотделимы от общественного строя, которому они обязаны своим возникновением.

В рамки культурно-политического противоборства вписываются и стремления к сексуальной реформе. Например, либерал Норман Хэйр, выступая за сексуальную реформу, борется только против определенного недостатка общества, не желая посягать на сам характер этого общества. Пацифистски настроенный социалист, «реформист» предполагает, осуществив реформу, сделать несколько шагов в направлении социалистического преобразования существующего общества. Он пытается повернуть в обратном направлении ход развития, начав с изменения экономической структуры.

Несмотря на сколь угодно деловую аргументацию с нашей стороны, человек, занимающий позицию моралиста, никогда не поймет, что сексуальные бедствия являются одним из признаков защищаемой им принудительной морали. Он видит причины такого состояния или в греховности человека или в таинственной «Ананке» (гр. — внеземное принуждение; судьба. — Прим. пер.) или в не менее таинственной воле к страданию, а то и верит, что сексуальные бедствия столь велики из-за пренебрежения к тем требованиям аскетизма и моногамии, которые он выдвигает. Но мы не хотим считать его способным на признание своей доли вины в процессе возникновения того, что он, — поверим ему в этом! — преисполнясь сострадания, хочет устранить с помощью реформ. Последствия такого вывода могли бы при определенных условиях потрясти тот экономический базис, основываясь на котором, он хотел бы осуществить свою реформу. Такой моралист еще не понял, что фашист любого типа не намерен шутить серьезными вещами и, не колеблясь, прикажет заменить либерального пацифиста палачом, когда речь пойдет о его, фашиста, существовании.

Приверженцы сексуальной реформы на протяжении многих десятилетий пытаются смягчить тяжелое положение в этой сфере. В центре внимания общественности постоянно находятся такие проблемы, как проституция, венерические заболевания, сексуальные бедствия, прерывание беременности и убийства на сексуальной почве, а также неврозы. Ни одна из принятых мер не смогла каким-либо образом улучшить нынешнее преимущественно бедственное положение в сексуальной сфере, более того, предложения по осуществлению сексуальной реформы все еще отстают от действительных изменений в отношениях между полами.

Снижение числа заключаемых браков, возрастание числа разводов и нарушений супружеской верности делают настоятельно необходимой дискуссию о реформе брака. Внебрачные половые контакты завоевывают все большее признание вопреки воззрениям представителей сексуальной науки, ориентирующихся на этические ценности. В то время как сторонники сексуальной реформы все еще бьются над вопросами о том, не стоит ли продлить воздержание в период полового созревания до возраста старше двадцати и не надо ли признать онанизм естественным явлением, фактом повседневной жизни становится начало половой жизни у большей части молодежи в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет. В то время как приверженцы сексуальной реформы продолжают ломать голову над вопросом о том, не следует ли наряду с медицинскими показаниями к прерыванию беременности признать и социальные, «криминальный» аборт и половые сношения с предохранением становятся все более популярными. Это отставание реформаторских стремлений, а также тот факт, что конкретные энергичные изменения в половой жизни далеко обогнали усилия пропагандистов сексуальной реформы, едва ли достойные упоминания, ясно свидетельствуют о том, что во внутренней сути реформаторских стремлений что-то несостоятельно, что внутреннее противоречие, подобно тормозному устройству, препятствует каждому движению и обрекает эти стремления на безрезультатность.