"Ведь юноши и мужчины, благодаря которым вообще стало возможным появление кварталов публичных домов, станут или остаются хорошими и уважаемыми гражданами, мужьями и отцами. Девушкам же, находящимся в том мире, вступление на этот путь заказано. И все же кажется, что, несмотря на множащееся число сексуальных проступков, совершаемых девушками, новое время менее разрушительно для женщины, чем прежняя эпоха "красных фонарей", с неумолимыми, жесткими обычаями, жестокими наказаниями и лицемерной точкой зрения двойной морали. Этим я, конечно, не хочу сказать, что новая ситуация не нуждается в улучшении. Я лишь настаиваю на том, что в ней в большей мере, чем прежде, торжествует подлинная мораль и что мы, несмотря на старых плакальщиц, не вернулись назад".
5) Современные девушки знают, как надо обращаться с "этим зверем — мужчиной":
"Раньше хорошенькая девушка оскорбилась бы, если бы ее сочли способной на соответствующее поведение. Пусть теперь она и отвергает ухаживания, но едва ли будет оскорблена ими. Она слишком хорошо знает, как надо обращаться с "этим зверем — мужчиной", и понимает, что его инстинкт, в конце концов, — нечто вполне нормальное. Я не хочу исследовать здесь вопрос о том, является ли эта откровенность в отношениях между девушками и молодыми мужчинами обретением или потерей. Она является, во всяком случае, неотъемлемым признаком свойственной молодежи решимости назвать вещи своими именами, и нам, взрослым, приходится считаться с этим, хотели бы мы или нет".
6) "Подобно аппетиту, сексуальные стремления не являются законными или незаконными, моральными или аморальными".
Формулируя выводы, Линдсей, однако, не исследует причины неудачи сексуальной революции молодежи, а оценивает эту революцию с нравственной точки зрения:
"Молодежь в целом, благодаря отходу от старых представлений, несомненно, достигла некоторого прогресса, отдельные же ее представители попросту впали из одной формы рабства в другую. Необузданность — это порабощение. Напротив, свобода — это добровольное подчинение высшим законам, означающим большее принуждение, более трудным для исполнения и более строгим, чем человеческие законы. Часто молодежь путает свободу с необузданностью, так как, основываясь на собственном опыте, она не может прийти к спасительному знанию".
В "высших законах" мы распознаем жизненную необходимость и условия существования авторитарного общества, в их «принуждении» — недостаток общественного базиса для жизни молодежи согласно сексуально-экономическим принципам, в их «строгости» — решимость общества не позволить молодежи ускользнуть от своего влияния, уйти за пределы фабрики по штамповке подданных, называемой семьей. Сама же молодежь не может обрести спасительного знания, у нее нет права на такое знание, так как она материально заинтересована именно в том общественном строе, который создает столько препятствий ее половой жизни.
Но как же получается, что самому Линдсею, достойному уважения мужественному защитнику молодежи, не хватило последовательности? У нас создается впечатление о нем как о борце за права молодежи, сознание которого затуманено моральными предрассудками и которому поэтому недостает решимости. Может быть, здесь нам и откроется тайна неизменной приверженности аскетизму, несмотря на фиаско, которое потерпело это требование?
Линдсей пишет: "Была ли эта девушка (вступавшая до брака в половые связи, а позже вышедшая замуж) действительно осквернена этим или она совершила лишь оплошность, нарушив правила общественной нравственности? Различие между той и другой оценками имеет в высшей степени важное значение. Мы можем допустить, что она была неправа, пойдя до брака на интимную близость с мужчиной. (Курсив Линдсея.) Ее ошибка заключалась только в неуважении к традиции, но не в каком-то таинственном «загрязнении», которое можно «накликать» благодаря суеверию нашей расы".
Итак, хотя она и не «загрязнена» в результате внебрачной связи, но совершила проступок против «традиции». Нельзя четче обосновать предъявляемое к девушке требование сохранения целомудрия: она была неправа, совершив половой акт до брака… Но абсолютна ли эта неправота? Нет, с точки зрения традиции, согласно которой консервативное общество по идеологическим и экономическим причинам не может одобрить внебрачную связь, так как в противном случае погибли бы и брак, и семейная идеология. Ведь Линдсей говорит о бунтовщице Мэри: "И все же ни в коем случае нельзя проложить путь "свободной любви" и тому подобным вещам. Нам не обойтись без брака. Он должен сохраняться с помощью мудрого, осторожного изменения правил, регулирующих этот институт…".
Таким образом, все ясно: сексуальная свобода молодежи означает крах брака (брака принудительного), сексуальное же угнетение молодежи должно сделать ее способным к заключению брака. К этому, в конечном счете, и сводится многократно упоминаемая формулировка о «культурном» значении брака и о молодежной «нравственности». Только поэтому вопрос о браке нельзя обсуждать без рассмотрения вопроса о юношеской сексуальности. Если данная связь нарушается, то молодежь попадает в неразрешимые конфликты, ведь ее половая проблема не поддается разрешению без решения вопроса о браке, в свою очередь, не имеющего решения, если оставлять без рассмотрения проблему экономической самостоятельности женщины, а также сложные проблемы воспитания и экономических отношений.
Несмотря на все добровольные ограничения, которым Линдсей подвергал сам себя, он оказался в Америке жертвой бойкота и потерял свою судейскую должность.
Эти строки были написаны примерно за два года до первой публикации, летом 1928 г. В них формулировались выводы, сделанные на основе изучения социологических взаимосвязей между брачной моралью и обращенным к молодежи требованием аскетизма. И вот осенью 1929 г. счастливый случай позволил мне найти статистические доказательства правильности моих выводов, которые до тех пор представляли собой лишь догадки относительно этих взаимосвязей. Врач Московского венерологического института М. Бараш опубликовал работу "Половая жизнь московских рабочих" в "Journal of Social Hygiene" (Вd. XII, H. 5, Mai, 1926), в которой имелось статистическое исследование соотношения между супружеской неверностью и временем начала половой жизни до брака. 61,6 % начавших половую жизнь до вступления в брак и в возрасте до 17 лет были неверны в браке, из тех, кто начал ее от 17 лет до 21 года, неверны были 47,6 %, а среди тех, которые совершили половой акт впервые только после 21 года, было всего лишь 17,2 % нарушителей супружеской верности. Автор замечает по этому поводу:
"Чем раньше тот или иной представитель исследованной группы начинал половую жизнь, тем менее стойким оказывался он в браке, склоняясь к частым случайным связям Те, которые совершали первый половой акт уже в раннем возрасте, вели позже нерегулярную половую жизнь".
Если верно, что обращенное к молодежи требование аскетизма непосредственно определяется, как показывают результаты социологических наблюдений, институтом брака, а косвенно теми же экономическими интересами, что и официальная сексуальная реформа, если, кроме того, статистически доказано, что раннее начало половой жизни делает молодых способными к вступлению в брак в соответствии с требованиями принудительной морали ("один партнер на всю жизнь"), то ясно также, что требование аскетизма служит созданию сексуальной структуры индивидов, призванной соответствовать строгой брачной жизни и воспитывать добропорядочных подданных государства.
В дальнейшем должны быть исследованы эта сексуальная структура, ее воздействие на саму молодежь и противоречия брачной ситуации, порождаемые ею.
