— А чего торопишься? Магазины-то нынче с утра до ночи водкой торгуют, — продолжала сомневаться Лизавета Павловна.

— Не пью я теперь, блянах! И работенку приличную подыскал. А Палычу согласился помочь по старой дружбе.

— В других подъездах стояки посмотришь?

Оттопырив вперед ладошки, новоявленный Чухнов смешно развел руками:

— Ну, не могу я сегодня — не успею. Мастер, блянах, всего на час отпустил! Сейчас под вторым подъездом погляжу, а остальные позже — в выходной. Договорились?

И чудо свершилось! Растянув сморщенные губы, бабка исчезла, а, вернувшись, протянула ключи.

— Договорились, Юрочка, договорились. Только ты уж не забудь, ага?..

— Теперь понял? — семенил вдоль пятиэтажки Ахметов.

— В общих чертах — да, — озадаченно хмыкал Яровой.

— Чтобы выдать себя за другого человека, совсем не обязательно быть похожим на него как брат-близнец. Заходи, — открыв ключом дверь, ведшую в подвал дома, пригласил старик. Осторожно спускаясь по ступенькам, приглушенно пояснял: — Время неумолимо меняет внешность — это известно каждому. И если Лизавета Павловна видела покойного Юрку не в течение последнего месяца, то обмануть ее память несложно. У тебя мало с ним общего: рост, такой же цвет волос, совпадающий овал лица. Куда больше отличий: широченные плечи против его щуплости, ясные серые глаза, чистые не трясущиеся руки… А вот поди ж ты — три-четыре важнейшие детали оттеняют или совершенно забивают прочую мелочь. Прохрипел ей чужим прокуренным голосом; кашлянул пяток раз и столько же ругнулся знакомым словцом; чудно развел руками… И дело сделано!

— Понял-понял, — поддержал старика под руку молодой человек, — весь этот «джентльменский набор», принадлежащий спившемуся Чухнову, сработал на подсознательном уровне и внушил вашей знакомой невероятную вещь.

— О, как ты правильно мои мысли в слова облачил! Молоток — я бы так не сумел. Вот и пришли. Здесь она спрятана, заветная папочка. Здесь…

Ахметов повернул висящую лампочку, осветив одно из помещений подвала. Стены из серых бетонных блоков, цементные полы с «вековым» слоем пыли, бесчисленные трубы и вентили. И прелый запах плесени.

— Становись, — подвинул он к стене пластиковый бутылочный ящик.

Яровой послушно поднялся на «ступеньку».

— Кирпичную кладку видишь?

Кое-где пустоты меж соседних бетонных блоков были заложены красным кирпичом. Прямо над головой Константина зияла такая же бурая заплатка.

— Вижу.

— Считай третий ряд снизу и вынимай центральный, — инструктировал разведчик.

Ладонь ощупала названный кирпич. Тот слегка покачивался в строю своих собратьев, а значит, не был закреплен раствором. Осторожно вытянув его, Костя просунул в образовавшуюся дыру руку и выудил из тайника нечто завернутое в тряпку.

— Дай-ка — это не то. Папка лежит ниже, завернутая в целлофановый пакет.

Ощутив тяжесть свертка, молодой человек послушно передал его старику. И с иронией подумал: «Не иначе со времен войны припрятал пистолетик. Весьма тяжел и по угловатой форме напоминает «ТТ»…»

— Да-да, это она! — воздел навстречу руки Ахметов.

Приняв пыльный пакет, точно настоящую реликвию, с благоговением принялся его разворачивать…

Спустя полминуты оба в желтом тусклом свете разглядывали немецкий документ середины двадцатого века. На бесцветных глазах Фарида Салиховича выступили слезы, готовые схлынуть с желтых старческих век. Узловатые, трясущиеся от волнения пальцы неровно прошлись по шершавой серости картона с тесненным нацистским орлом посередине, ухватились за истлевшие тесемки…

Поднимаясь из подвала в квартиру, спецназовец кивнул на прямоугольный пакет и шепотом спросил:

— У вас никогда не возникало желания обменять эту чертову папку на реабилитацию и на возвращение настоящей фамилии?

— Хм, — остановившись для отдыха, негромко усмехнулся старик, — прозорлив ты, однако, парень! Просквозило разок такое — чего там… Помню, здесь уж был — только окончил авиационный институт. Просыпаюсь как-то поутру в холодном поту от пришедшей во сне догадки: а ведь помрет генерал Виноградов и хана всем моим надеждам! Никто ж боле не поймет, не поддержит, не защитит фронтового разведчика, окромя нашего Ильи Валентиновича! Строгий был мужик, но сердечный, понятливый.

— И что же? — поддержал Константин его под локоть.

Старик с тяжелой одышкой преодолел предпоследний лестничный марш. Опять остановился.

— Я ж разведчик. Ну и согласно опыту пошел по хитрому пути: несколько раз пожаловался участковому врачу на здоровье, на старые раны. Она подмогла сначала лечь на обследование, потом вытребовала путевку в подмосковный санаторий для фронтовиков. Там кое-что и выведал: что жив мой Виноградов, по-прежнему служит; даже адресок его службы узнал. И рванул прямо из санатория…

Он с трудом открыл дверной замок, посторонился, пропуская гостя. Ввалившись, упал на табуретку и закончил:

— Не повезло мне в тот единственный раз.

— Почему единственный?

— Потому что боле я испытывать судьбу не стал. Короче говоря, записался на прием к Виноградову, выждал три часа, а в результате пригласили в кабинет к заместителю. Илья Валентинович то ли в отпуске был, то ли в командировке…

— И как же выкрутились?

— Просто — не пошел на прием. Сослался на боль в позвоночнике (дескать, сидит в спине осколок), выпросил у адъютанта номерок телефона и распрощался. А позвонил через месяц из Уфы. И опять нарвался на заместителя! Бояться мне было нечего — тогда про мразь, называемую террористами не ведали, и номера звонившего определить не могли. Вот я и спросил напрямки: «Имеется на руках документик из секретной немецкой зоны под номером SS12-01. Могу ли рассчитывать на снисхождение и реабилитацию?..»

— А он?

— Этот шайтан начал орать в трубку. Матом. «Сдай документ, сука, а мы уж посмотрим, что с тобой делать дальше!»

— А вы?

— Я, конечно, имел много ранений, но голова всегда варила без сбоев. В те времена опять возобновились массовые репрессии — в лагеря отправляли пачками. Гнить на Колыме не хотелось, поэтому я ответил заместителю Виноградова коротко и ясно: «Пошел ты в жопу!»

— Так и сказали? — опешил молодой человек.

— Слово в слово. И положил трубку.

Отдышавшись, гостеприимный хозяин предложил согреть чаю.

— Спасибо. Пора мне и честь знать, — благодарно улыбнулся Яровой, проходя следом за стариком в комнату.

— У меня зеленый. Настоящий! Такой не во всякой чайхане подают.

— Да? Тогда не откажусь.

— Посиди. Я мигом…

Ахметов поковылял на кухню, но Костя остановил вопросом:

— Неужели вам хватило материалов этой папки, чтобы… ну, чтобы обучиться премудростям психологии?

— Нет, что ты! В той папке описаны очень жесткие методы воздействия. Там, брат, такое, что шерсть дыбом! Читать страшно… А я почитывал работы наших известных психологов. Да вот они все на полочке стоят! Если интересно — посмотри…

Фарид Салихович исчез в коридорчике, а гость принялся изучать изданные труды по психологии и психоанализу. Вынул и полистал одну брошюру, поставил на место. Приоткрыл вторую, третью… Пробежался взглядом по корешкам следующих. Вернулся, ухватив знакомое сочетание букв. И удивленно застыл…

На темном корешке довольно толстого фолианта значилось «М.А.Суходольский. Основные парадигмы психологического воздействия на личность».

— А вот и наш чаёк, — вернулся в комнату ветеран. Поставив на стол две чашки, пригласил: — Садись, отведай. Настоящий!

— Спасибо, — улыбнулся Константин. Миссия была выполнена, время поджимало, но быстрый уход после получения заветной «Реликвии» мог оскорбить старика. Обжигая губы, молодой мужчина хлебнул чаю, довольно кивнул: — Отличный чай! Скажите, Фарид Салихович… Трюк с Лизаветой Павловной более или менее ясен. Но она, согласитесь, в возрасте: зрение подводит, слух не тот. Да и память, надо полагать, прохудилась.