Ну что за ерунда! Вообразив такую картину — не знаешь, хохотать или материться на эсперанто. Вот министерство под соответствующей вывеской. Вот кристально честный и беззаветно преданный делу министр. Вот секретари, референты и помощники готовят коллективный мозговой штурм.

— А что у нас с кока-колой? — интересуется министр. — И с курами. Да, и с телятиной. И с туалетной водой «Миазм № 5». А заодно и с жевательной резинкой. А то меня все это беспокоит. Меня все это чрезвычайно беспокоит, а вы тут ни черта не делаете. С меня в Монклоа сегодня утром семь шкур сняли. Чтоб со всем разобрались, кровь из носу!

Клерки, все как один выпускники Гарварда и Беркли, успокаивают шефа:

— Не беспокойтесь, господин министр, все под контролем, — а сами в бешеном темпе натягивают нарукавники и требуют у секретарши кофе. — Для паники нет причин.

— Это точно, — отвечает министр. — К чему паниковать! Все настолько хреново, что хуже просто быть не может.

— Ну что вы, — хором отвечают чиновники. — Все не так плохо. Давай, Борха Луис, проясни ситуацию.

Борха Луис приклеивает жвачку к небу, хватает блокнот и начинает горячо убеждать министра, что ничего страшного не происходит. Сомнения вызывали только две банки колы из двенадцати, да и на тех было написано contamination made in Belgium[9] такими крупными буквами, что даже Стиви Уандер сумел бы прочесть. А куры и вовсе не приближались к границе. А с телятиной вообще смешно. Шум подняли вокруг продукции Макферсона, которая, как известно из достоверных источников, продается только в некоторых районах Глазго. «Миазм № 5» совершенно безвредна, ею пользуется сама Ана Ботелья. А производителей жвачки оклеветала компания, которая продает чипсы. Они соперничают за рекламу в «Звездных войнах». Так что никаких проблем, господин министр. Волноваться не о чем. Идите и смело докладывайте журналистам, что у нас все в порядке.

И министр идет докладывать. Я готов поручиться, и все такое. Санитарный кордон, железный занавес, круглосуточное наблюдение. Ровным счетом ничего не происходит, а телятина просто превосходна, в ней полно калия. Кур проверяли четыре раза и забраковали. Тогда мы решили отправить их в Косово: там всё съедят. После окончания пресс-конференции министр лично пьет кока-колу в прямом эфире.

— Живая вода, — говорит он, блаженно закатив глаза.

Уже в своем министерстве, переведя дух, он включает радио, а там водитель грузовика рассказывает, что он лично привез из Бельгии двенадцать тонн курятины и сам видел ее на прилавках магазинов, что бы там ни говорили про Косово. Оказывается к тому же, что кроме двух упаковок кока-колы made in Belgium, были еще тридцать тысяч непонятно откуда взявшихся упаковок, которые теперь продают даже на португальской границе. Владелец компании-дистрибьютора орал: «Живым не дамся!», когда полицейские пришли к нему с ордером на арест. Телятину Макферсона продавали повсюду, а кроме свинца в ней была обнаружена еще куча болезней, включая вирус, заставивший мадридцев снова выбрать Альвареса де Мансано. В одеколоне «Миазм № 5» содержались сернистые диоксины, и Ана Ботелья покрылась страшными волдырями, едва успев поднести флакончик к лицу. Хлорид натрия найден не только в жевательной резинке, но и в чипсах. И в каждом пакетике лежал вкладыш с надписью: «Расфасовано в Доньяне, Спэйн».

Тогда наш министр хватает трубку и звонит коллеге из министерства транспорта: какого черта делается? Как это прекратить? Что ты вообще предпринимаешь? Говори медленно, я записываю. Вся эта шумиха выеденного яйца не стоит. Не паникуй. Для начала найди виноватых: Проблему-2000, например, или Милошевича. Потом исчезни на пару дней, а когда снова объявишься, делай вид, что ничего не случилось. К тому времени во всех газетах уже будут писать про Балканы, пакт Эстельи или про новую пассию Кармен Ордоньес. Нам повезло со страной, коллега. У местных жителей на редкость плохая память.

«Верно говорят, что нет худа без добра», — думает Антонио. Его жена, малышка и бабушка расселись по местам и едят свой суп с фрикадельками. Никто не ноет, что ненавидит новости, не требует переключить на канал «Телесинко». В это трудно поверить, но за столом разговаривают. Дело в том, что террористы взорвали местный ретранслятор. Бабах! — и телевидение отправилось ко всем чертям. Благодаря этому событию, Антонио узнал, что у его дочери есть жених, а бабушка наконец смогла рассказать внучке о том, как ее покойный дед в один прекрасный день взял винтовку и отправился сражаться против Франко. А сам Антонио и его благоверная вспомнили, что познакомились в трамвае. Дочка понятия не имела о том, что такое трамваи, и едва не лопнула от смеха, услышав, что до свадьбы они встречались ровно три года, и что ее мама вышла замуж девственницей.

Антонио не может поверить своему счастью: он проводит вечер в кругу семьи. Впрочем, счастье длится недолго. Заскучав без «мыльных опер», женщины собрались в супермаркет. Антонио отказывается сопровождать их. «Ну и сиди в своей резервации!» — бросает дочь, прежде чем захлопнуть дверь. Антонио на седьмом небе. Открылась перспектива провести вечер в одиночестве, в резервации, состоящей из нескольких тысяч книг и пятисот компакт-дисков.

Можно провести эти три часа на диване, перед выключенным телевизором, наслаждаться пением Хосе и Кармен, и вместе с Дон Кихотом принимать таверну за стены замка. Можно будет сделать музыку погромче, чтобы позлить соседа за стеной (пойди удавись, кретин, мой проигрыватель на сто децибелов мощнее твоего, так что придется слушать оперу, нравится тебе или нет). Конечно, заявится увалень с пятого этажа, будет жаловаться на слишком громкий звук. С тебя не убудет, старина, придется весь вечер наслаждаться «Кармен», «Травиатой» и «Болеро» Равеля. Твой телевизор каждый день вопит на весь дом. Придется что-то делать и с юными рэпперами из квартиры снизу. Когда по телевизору нет японских мультиков, они шатаются по лестнице, как зомби.

Попивая коньяк, Антонио размышляет, что стало бы с соседскими детишками, если бы они перенеслись на лет на пятьдесят назад. Интересно, хватило бы им Пипо и Пипы[10] и «Двадцати тысяч лет под водой»? Сумеет ли «Кавалер в маске»[11] заменить «Секретные материалы»? И каково бы им пришлось в мире, где нет бейсболок и телевикторин? Смогли бы они завороженно слушать радио, переживать из-за смерти папы, смеяться над шутками невидимого комика, радоваться с Бобби Дельгане, дрожать от страха с Альберто Оливерасом и объясняться в любви невесте Диего Валора, повторяя слова песни вслед за Хуаной Хинсо. Антонио прожил на земле пятьдесят лет. Он знает, что раньше не было лучше. Раньше было иначе. Но Антонио знает и то, что будь у него возможность выбора, он предпочел бы картонную лошадку всем на свете роботам-убийцам. Он предпочел бы готских королей, «Песнь о Сиде» и уроки каллиграфии радостям глобализации и ни за что не променял бы Джильду, Капру, Сесила Б. Де Милля, Джона Форда и Тони Леблана американским Барби с силиконовыми сиськами. Разумеется, такая позиция лишена логики. Антонио знает, что здравомыслящим современным людям его предпочтения покажутся смешными. И все же он знает, что прав, а они — нет.

В семь вернулись женщины. Страдающая без телевизора дочь попросила — о чудо! — что-нибудь почитать, и Антонио предлагает ей на выбор толстую книгу, «Бомарсо» Мухики Лайнеса, и тонкую — «Великого Гэтсби» Скотта Фицджеральда. Девочка выбрала книгу потоньше и теперь читает в своей комнате, а бабушка слушает у себя радио. Что касается супруги Антонио, промаявшись еще немного без телевизора, она решила лечь пораньше. А сам Антонио, который уже много лет не видел жену такой страстной, допивает коньяк и следует за ней по коридору, тихонько напевая арию Эскамильо. Он просто светится от счастья.