Оказалось, что автомобиль, несмотря на пенсионный возраст, оснащен множеством современнейших технических решений. Как то: подруливающая задняя подвеска (болтающийся задний мост едет куда хочет, заставляя корму выписывать странные зигзаги), газонаполненные амортизаторы (масло вытекло, остался один воздух), антиблокировочная система тормозов (как ни дави на педаль тормоза, колеса не останавливаются), прямоточный выпуск (внутренности глушителя вылетели ржавой трухой вместе с дымом) и голосовое управление коробкой передач (без мата не переключишь). Старинная магнитола издала несколько ужасающих звуков, потом ее стошнило полупережеванной магнитофонной лентой, и она умерла. Видимо, от стыда. Поворотники сначала не включались, потом не выключались, а потом из-под панели пошел синий едкий дым. Матерясь и обжигаясь, я вытащил антикварную двухкопеечную монету, заменявшую предохранитель и решил плюнуть на этот момент – зачем мне на трассе поворотник? Вряд ли я соберусь кого-то обгонять…

Тем не менее, в треснутом зеркале заднего вида постепенно таяла столица, а перед испускающим струйки пара радиатором извивалась трасса М4. Наши отношения с «копейкой» пришли к некому компромиссу – я не требую от нее невозможного, а она потихоньку едет в Воронеж. Канистра самого дешевого масла позволяла компенсировать его естественную убыль через сальники коленвала (примерно два стакана на сто километров), баклажка с водой пополняла систему охлаждения, а банка «тормозухи» гарантировала, что при достаточной интенсивной работе педалью тормоза в конце концов сработают. Каждые 50 километров машина проходила очередное техобслуживание – я доливал масло в двигатель, воду – в радиатор, тормозную жидкость в соответствующий бачок, и подкачивал правое заднее колесо ржавым ручным насосом, который большую часть воздуха выгонял в трещины на шланге. Все это я проделывал, не глуша двигатель, – уверенности, что его удастся завести снова, не было никакой. При крейсерской скорости в 60 км/ч оставалась надежда добраться до Воронежа засветло. Впрочем, выбора у меня не было – фары не горели.

Особое удовольствие (учитывая очень теплое лето) доставляла постоянно включенная печка – краник никак не хотел закрываться. В конце концов, я не выдержал и дернул за рычажок изо всех сил – и был вознагражден полившимся в кабину потоком крутого кипятка. Машина моментально наполнилась паром, стела запотели, видимость упала до нуля, а температура двигателя ринулась вверх. Как назло, я как раз проезжал мост и никак не мог остановиться. Выключив мотор, я покатился по инерции под горку, высунув голову в окно, чтобы хоть что-то разглядеть. В полной тишине, нарушаемой только назойливым хрустом ступичных подшипников, окутанный клубами пара агрегат мчался с моста прямо на пост ГАИ. Зрелище было феерическое.

Видимо, я напоминал пилота-камикадзе на пикирующем паровозе, решившего ценой собственной жизни уничтожить ненавистный пост – милиционеры порскнули в разные стороны, как воробьи. Однако потом, убедившись, что ничего взрываться вроде не собирается, они осторожно подошли к остановившейся машине. Я был бы рад их поприветствовать, но не мог открыть дверь – ручка осталась у меня в руке. Самый смелый из гаишников заглянул в клубы пара и неуверенно спросил:

– У вас все в порядке? Вам ничего не нужно?

Поразившись идиотизму вопроса, я злобно заорал в ответ:

– Нужно! Веник!

– Какой веник? – обалдел гаишник

– Банный, мать его! Пар у меня уже есть…

До милиционеров наконец дошел юмор ситуации, и они начали беззастенчиво ржать, тыкая в мою сторону полосатыми палками. Я бы с удовольствием разделил их веселье, но до Воронежа оставалось еще прилично, а дело уже шло к вечеру. Из работающих световых приборов в этом автомобиле оставалась одна переноска в багажнике, и до захода солнца я должен был кровь из носу добраться домой. Однако не тут-то было – бдительные гаишники потребовали документы. Сначала они долго рылись в бумажках, потом потребовали открыть капот. Я честно попытался это сделать – но трос капота немедленно оборвался. Ладно, этим меня не напугаешь – пять минут ковыряния кривой отверткой, и капот открыт. Однако номер двигателя оказался под сантиметровым слоем масло-грязевой субстанции, плотной как цемент. Гаишник потребовал его очистить. Я спросил: «Вы действительно думаете, что я ЭТО угнал?» Надо отдать милиционеру должное – он устыдился и отстал.

Отломав от радиатора печки латунную трубку, я соединил шланги напрямую, долил воды и, вычерпав тряпкой горячую лужу в салоне, попытался завести двигатель. Ага, разогнался! Стартер не осилил и двух оборотов. Пришлось идти на поклон к гаишникам. Отзывчивые на самом деле люди работают у нас в ГАИ! Прицепив тросом «копейку» к своему «УАЗику», они бодро дернули ее, не жалея сил. Мотор завелся, но оторвался бампер. Причем, зараза, оторвался только одной стороной – трубка выскочила из крепления, и бампер причудливо изогнулся вслед за тросом, торча впереди машины как толстый тараканий ус. Гаишники уже просто катались со смеху, а я чуть не плакал. Как прикажете ехать с этаким тараном спереди? Добрые дяди милиционеры предложили зацепить трос за вторую сторону и оторвать бампер совсем, но я отказался, опасаясь, что вместе с бампером оторвется полпередка. Еще минут двадцать проклятий – и открученный остаток бампера лежал в салоне, высовываясь в приоткрытое окно.

Снова потянулась долгая неторопливая дорога домой. Шансы добраться засветло еще оставались, когда мотор начал троить и чихать. Поагонизировав километров пять, он заглох окончательно и бесповоротно. Я даже не стал открывать капот. Я вышел, пнул переднее колесо и громко сказал: «Ты, старая рухлядь! Я тебе не хозяин. Мне на тебя наплевать. И если ты не поедешь, я тебя просто спихну в вон тот кювет, дам пинка на прощанье и помочусь сверху. Я поймаю машину, вернусь домой, выпью водки и забуду где ты лежишь. Пусть тебя разберут на запчасти придорожные мародеры». Наверное, от досады и усталости я слегка подвинулся умом.

Но! Вы не поверите – машина завелась с пол-оборота и оставшиеся сто километров даже ни разу не чихнула. Скажете – совпадение? Может быть. Но я не поручусь.

Всем жить хочется…

Господь Бог создал Саныча, чтобы было не так скучно коротать вечность. Конечно, прикол вышел так себе, но у Творца вообще с чувством юмора не очень, в чем каждый волен убедиться, выглянув в окно или посмотрев в зеркало. Однако цель была достигнута – Саныч и скука вещи взаимоисключающие, как протон и антипротон. Было скучно – пришел Саныч – хуяк! И понеслась…

В общем и целом, Саныч подобен вентилятору – тот тоже гудит, крутится, но никуда не летит, создавая, однако, при этом значительную турбулентность. Опять же, американская идиома «дерьмо попало в вентилятор» тут тоже вполне уместна – в некоторые моменты находиться с ним рядом небезопасно. Ежели в окружающем пространстве присутствует какое-нибудь дерьмо (а оно, как правило, присутствует – в силу устройства мира), то оно будет всосано и разбрызнуто с эффективностью шрапнели. Мало никому не покажется. Вины Саныча в этом нет – просто его отношения со Вселенной далеки от обыденных. Он обладает «потенциалом событийности», близким к критическому. Ну, примерно как кирпич, лежащий на краю крыши, или висящее на стене ружье. С ним всегда что-то происходит, причем, как правило, вещи достаточно дурацкие. То есть, по сути, он уникальное существо, проживающее в зоне малых вероятностей. Если какое-то событие почти не имеет шансов произойти, то достаточно поместить рядом Саныча – и можете биться об заклад, практически ничем не рискуя. Однако это полбеды. Для достижения «критической массы» Санычу не хватает немногого – например, меня.