Значительные потери понесли и русские, по поводу чего царь выразил неудовольствие, считая, что губить своих солдат в боях, когда шведы и без того сотнями мрут от голода, ран и жесточайших этой зимой морозов, весьма неразумно, поскольку войска надобно беречь для будущих решительных сражений, которые обязательно последуют с наступлением весны. Поэтому ввязываться в значительный бой за Лохвицу Шереметев не решался, хорошо помня присланный из Воронежа приказ Петра избегать крупных столкновений со шведами: «А ежели неприятель захочет баталии, то до моего прибытия не давать главной баталии».

Но если против шведов в Лохвице опасно использовать регулярные войска, результаты действий и точные потери которых неминуемо станут известны Петру, почему бы не попытаться выбить их оттуда с помощью казаков Скоропадского? Есть ли у царя время из-за великого множества дел интересоваться убитыми и ранеными казаками? Даже прояви он такой интерес, в казачьих полках нет отбоя от добровольцев, и Скоропадскому ничего не стоит моментально восстановить их численность при любых потерях, скрыв или занизив их при сообщениях царю.

К тому же при любом исходе нападения казаков на Лохвицу их действия всегда можно объяснить успехом. Если генерал Крейц отобьется от казаков, их действия можно назвать обычным налетом с целью потревожить противника, что и удалось сделать. Если городок окажется захваченным, это можно приписать умению фельдмаршала выбрать удобный момент для нанесения внезапного удара и добиваться побед ценой минимальных потерь своих войск. Но чтобы в случае удачи лавры победителя не достались одному Скоропадскому, необходимо приказать участвовать в нападении на Лохвицу и части войск генерала Бема, велев ему всячески беречь солдат...

— Какими силами вы намерены атаковать шведов в Лохвице? — поинтересовался Шереметев.

— На город пойдут полки Апостола и Галагана под моим началом. Это больше десяти тысяч сабель.

— Лохвица для шведов очень важна, и они скорее погибнут до единого, нежели отдадут ее.

— Не думаю. Зачем противнику при малочисленности его армии терять одновременно Лохвицу и отряд Крейца? Куда разумнее, сдав город, сберечь его гарнизон для дальнейших боевых действий. Чтобы подтолкнуть генерала Крейца к подобной мысли, я при атаке оставлю шведам путь к отходу из города.

— Я прикажу генералу Бему усилить ваших казаков полком... двумя полками драгун. В случае необходимости они поддержат вашу атаку города или прикроют отход при ее неуспехе.

— С Богом, господин гетман...

Известия о событиях у Лохвицы Шереметев получил уже через сутки после разговора со Скоропадским.

— Пан фельдмаршал, Лохвица наша, — доложил ему прибывший от гетмана гонец. — Противник направился из города на соединение со своими главными силами.

— Каковы потери в полках? Сколько солдат потерял неприятель?

— Во время преследования шведов убито около четырех десятков казаков и примерно сотня ранено. Такие же потери и у противника.

— Потери понесены во время преследования шведов? Выходит, сражения за Лохвицу не было?

— Шведы покинули город при нашем приближении к нему. Видимо, они были хорошо осведомлены о наших силах и понимали, что им не удержать Лохвицу.

— Благодарю за добрые вести, сотник. Ступай отдыхать с дороги...

Сообщение гонца заставило Шереметева задуматься. Почему генерал Крейц оставил Лохвицу без сопротивления? Лишь потому, что узнал о двойном превосходстве сил Скоропадского? Но наличие укреплений вокруг города и хорошо организованная оборона позволили бы долго и успешно защищаться, тем более что в подобной ситуации один обороняющийся равен трем наступающим. Возможно, причина ухода шведов совсем в другом — Лохвица перестала играть для них прежнюю важную роль, и они покинули ее при возникновении первой серьезной для себя угрозы?

А утратить свое значение Лохвица могла лишь в одном случае — если перестала быть связывающим звеном между армией короля Карла и войсками Лещинского и Крассова. Значит, шведы отказались от мысли собрать свои силы в единый кулак и продолжить марш на Москву? Почему? Не верят, что могут достичь успеха, не получив ожидаемой поддержки казачьими полками Мазепы и столкнувшись с острейшей нехваткой продовольствия и огневых припасов? Убедились, что генерал Крассов не в состоянии в короткий срок собрать необходимый обоз, сгруппировать разбросанные на значительной площади войска и пробиться через занесенные снегом леса и болота к королевской армии?

Скорее всего, свою роль сыграло именно второе обстоятельство. Рано наступившая зима, сильные морозы, снегопады и вьюги внесли поправки и в планы зимней кампании русских. Царь Петр еще 30 октября 1708 года, сразу после измены Мазепы, отправил адмиралу Апраксину письмо, чтобы тот прислал из Ингрии на гетманщину 6 конных и 2 пехотных полка, «понеже те полки гораздо здесь к нынешнему времени нужны». Однако затребованных полков нет до сей поры и неведомо, когда они появятся. Задержка с получением подкреплений из Прибалтики являлась неприятным событием, но отказ короля Карла от идеи соединиться зимой со своими войсками в Польше и Курляндии с лихвой компенсировал ее! [48]

Царь Петр, опасавшийся движения усилившейся шведской армии через Северскую Украину на Воронеж и отправившийся туда для организации обороны, теперь мог быть спокойным за судьбу заложенных на тамошних верфях многочисленных кораблей. С построенным за зиму флотом царь собирался весной спуститься по Дону в Азовское море и, продемонстрировав Крыму и Турции русскую мощь на море, заставить их воздержаться от оказания военной помощи Швеции. Без полученных от Лещинского и Крассова подкреплений и припасов шведы были вынуждены отказаться от активных боевых действий в ближайшее время, решая важнейшую для себя задачу — сражаясь со своими главными врагами — голодом и морозом, — с наименьшими потерями дождаться весеннего тепла. А это значило, что до весны царь без всякого противодействия со стороны противника мог претворять в жизнь свои связанные с флотом планы.

Фельдмаршал подвинул к себе чистый лист бумаги, опустил перо в чернильницу. Уход шведов из Лохвицы — нет, захват городка его войсками! — являлся настолько важным событием, что государь должен узнать о нем незамедлительно.

Константин Гордиенко был не настолько молод, чтобы несколько часов без передышки стоять на ногах, однако прежде чем рада примет окончательное решение, каждый казак имел право высказать во всеуслышание свое мнение, и с этим приходилось считаться. Хотя о чем столько времени можно было говорить, если вопрос, на чьей стороне — России или Швеции — выступить Запорожью, был ясен задолго до начала рады?

Верно говорится, что чем дальше друг от друга живут люди и чем меньше у них общих дел, тем лучше и доверительней среди них отношения. Сидела Речь Посполитая в своих границах, не начиная обживать и заселять пришлым людом казачьи земли и не суя нос в дела Запорожья, — жили ляхи и казаки добрыми соседями. Занималась Россия своими делами на севере и западе, не протягивая длиннющих рук к запорожским владениям, — было между сечевиками и московитами все любо-дорого, а при царе Иване Грозном запорожцы и стрельцы бок о бок хаживали против крымцев и турок. Однако все менялось, стоило Речи Посполитой или России позариться на земли Запорожья либо попытаться ограничить казачьи вольности — вчерашние друзья и союзники вмиг превращались во врагов.

Так было всегда во взаимоотношениях Сечи с польскими королями, аппетиты которых пресекались казачьей саблей, так обстояло дело с русскими царями, желавшими ставить на одну доску присягнувшую на верность Московии Гетманщину и сохранившую независимость Сечь. Так почему это должно измениться сегодня, когда Россия полностью подмяла под себя Гетманщину и стремится сделать то же самое с Запорожьем, возводя на ее границах свои крепости и навязывая ей нужную себе политику?

Только потому, что царь Петр, схватившись в смертельной схватке со шведским королем и опасаясь, что Сечь станет союзницей Карла, начал заигрывать с ней, представляясь лучшим другом? Неужели он мог подумать, что запорожцы поверили его обращениям к ним 30-го октября и 1-го ноября прошлого года, в которых он призывал сечевиков не слушать предателя-Мазепу и заверял, что прежде являл свой гнев на них по лживым наветам гетмана, однако «ныне видит, что он, вор и изменник Мазепа, то чинил по изменничью своему умыслу напрасно». Свои обращения Петр не забывал подкреплять отправкой на Сечь крупных денежных сумм, однако запорожцы не верили ни в искренность его слов, ни тому, что золото и серебро присланы от чистого сердца, а не в силу крайней нужды Москвы в их саблях и являются не чем иным, как подкупом.