Два толстых пожилых кавказца дисциплинированно повалились со стульев на ковер, стараясь не задеть журнальный столик, на котором стояли фужеры, ваза с фруктами и высокая полупустая бутылка. Третий кавказец, он же Чарик, уже лежал. Он лежал на кровати, укутанный одеялами, с намотанным на горло огромным махровым полотенцем. Над полотенцем торчал орлиный нос, из-за носа страдальчески блестели глаза.

– Виктор, зачем… плохо шутишь? – заскрипел, захрипел Чарик, отрываясь от подушки.

– Ну, вы даете, Виктор Эдуардович! – восхищенно охнула Лизка за моей спиной.

Я резко развернулся на сто восемьдесят градусов, все еще не опуская руки с револьвером. Дуло уперлось Лизке в лоб, чуть повыше линии глаз. Она отступила к стене, но я шагнул за ней.

Лизка скосила глаза и растерянно смотрела снизу вверх на ствол. Потом судорожно вздохнула и затараторила:

– А что я такого сказала? Ну, подумаешь, сказала, что у Чарика ангина. Он в самолете холодной «Пепси» напился, как в первый раз увидел, вот лежит и хрипит второй день уже. А я-то не хриплю, так ему со мной скучно. Я и попросила, чтобы вы приехали друга навестить – невелика забота. Я же не знала, что к нему сегодня дядя Теймур и дядя… этот… как вас там… приедут коньяк пить.

Лизка замолчала и перевела взгляд с дула на меня.

Один из дядей поднял голову и что-то прокурлыкал.

– Виктор, дядя Теймур спрашивает: можно уже вставать или нет? – сипло перевел Чарик.

Я временно оставил Лизку в живых и помог подняться дяде. Другой дядя на мою протянутую руку глянул, как укусил, и злобно сказал:

– Нэ надо!

Что делать и говорить дальше, я не знал. Очень хотелось пристрелить Лизку, и я убрал ствол в кобуру подальше от соблазна.

На мое счастье, раздался звонок в дверь, и я поспешно покинул комнату.

– Кто?

– Водопроводчик, – ответили из-за двери.

– Заходи, Пояс. – Я щелкнул замком. – А где ключ взял?

Пояс вошел и огляделся.

– У водопроводчика отобрал. Что с Чариком? – тревожно спросил он.

– Порядок. Ты один? – с надеждой поинтересовался я.

– Какой там – один! Сом уже, наверное, на балконе сидит – с соседней квартиры забрался. А внизу – Клин со Стасом в машине. Что тут у вас?

Я обреченно махнул рукой и пошел открывать балконную дверь.

*** *** ***

Коньяка хватило на всех. Дядя Теймур, собравшись навестить больного племянника, прихватил с собой приличную аптечку.

Участники круглого стола расслабились, подобрели. Подобрел и второй дядя, которого Лизка упорно называла то Автогеном, то Автоделом, не обращая ни малейшего внимания на шелестящие протесты Чарика. Дядя Автодел на Лизку не обижался и на меня уже смотрел без ненависти, но и без любви. Дядя Теймур, наоборот, с восхищением рассказывал Клину о моих отважных действиях. Клин преувеличенно восторженно поддакивал и как-то странно поглядывал в мою сторону. Я осторожно улыбался в ответ, смутно надеясь, что он не доложит Наташке об инциденте.

Хотя еще каких-то полчаса назад мне было не до улыбок. Пояс и Сом молча стояли передо мной, ожидая объяснений. Я уже собрался вломить Лизку с потрохами и все рассказать, но вслед за лязганьем лифта распахнулась входная дверь, и на авансцену ворвался Клин.

Увидев Клина, Лизка съежилась и спряталась за мою спину, да еще доверчиво ухватилась за рукав. После этого мне ничего не оставалось, как принять удар на себя.

– Да-а, – подытожил Пояс мои запутанные и неубедительные оправдания о непонятном анонимном звонке, – и чего только не выдумаешь от безделья. Ты бы, Витек, хоть в магазин пока устроился грузчиком, что ли…

Клин покивал и изрек:

– Вот именно! До таких идиотских фокусов даже вот эта пигалица бы не додумалась! И когда ты, наконец, повзрослеешь?

Сом, конечно, вспомнил психушку, но Клин его перебил:

– Ну, ладно, хватит! Чарик, ты чего разлегся? Чтобы послезавтра был на работе! А пока принимай незваных гостей. Сам знаешь, кого благодарить.

Чарик с благодарностью взглянул на Лизку.

С сегодняшнего дня, первого сентября нынешнего года, я презираю радиожурналистов и презирать буду до тех пор, пока Наташка не вернется домой. Да, она опять уезжает, и виной тому какой-то невыспавшийся или непохмелившийся идиот, который во время утренних бодрых поздравлений с началом учебного года и смакования туманного будущего наших детей влез в эфир и злорадно сообщил, что в городе опять повысился радиационный фон. Причем, свое заявление этот жалкий Счетчик Гейгера сделал именно в тот момент, когда Клин уселся в машину и включил радио.

Об этих событиях я узнал от Клина по дороге домой. Пока я спасал Чарика от гостей и ангины, у меня стащили запаску из багажника и открутили заднее колесо, поэтому возвращались мы вместе, в машине тестя.

Предугадать реакцию Клина труда не составляло. Вместо того, чтобы найти и примерно наказать провокатора, а я с удовольствием сам бы взялся за это дело, Клин решил на время свалить, и не только из города, а вообще, из страны, с континента, лишь бы увезти Наташку подальше от фона и от меня.

– Что вы пристали к фону? – возмутился я с заднего сиденья. – Вы в этом фоне, если не родились, то выросли, и он, определенно, пошел вам на пользу.

Клин предвидел мои возражения и приготовился дать достойный отпор. Он слегка повернул подбородок в мою сторону и стал орать Стасу в ухо:

– Мне все равно через месяц надо ехать в Нью-Йорк на подписание контракта. А миссис Бертон давно уже зовет Наталью в гости, так что, мы можем приехать пораньше.

Я перебил его. В конце концов, речь шла не столько о его дочери, сколько о моей жене.

– Если я не ошибаюсь, вы собирались нанять для поездки переводчицу. Подумайте, каких волнующих возможностей вы себя лишаете, поехав с дочерью. Кроме того, миссис Бертон приглашала Наташу и меня, про вас я что-то не припомню. Вы затеяли эту интригу с целью перехватить мою путевку в Штаты?

Стас сочувственно взглянул на меня через зеркало заднего вида.

– Не слушай его, Стас! – приказал Клин и полностью повернулся ко мне. – Я уже говорил с Натальей по телефону. Конечно, я хотел бы взять тебя с собой, так спокойней и ей, и мне. Но и я, и она уверены, что ты не поедешь. Тебе там будет скучно. Ведь там не удастся схватиться с ЦРУ, с наркомафией или устроить широкомасштабные учения по освобождению заложников. Во всяком случае, в первое время. А здесь ты будешь сидеть в своем «Мойдодыре» и ждать, когда я пришлю тебе клиентов.

– Я не вижу в этом ничего страшного, – отпарировал я. – Я тоже сосватал вам перспективную вдову в Нью-Йорке.

– Хватит торговаться! – снова взорвался Клин. – Я не желаю, чтобы из-за этого фона моя дочь родила какого-нибудь мутанта вроде тебя! Мы уезжаем, и – точка!

– В Америке или в России, но родит она как раз кого-то вроде меня, – сухо ответил я.

– Вот поэтому я и не хочу рисковать лишний раз, – пояснил Клин. – Говори, ты едешь или нет?

– А что Наташа? – спросил я, цепляясь за соломинку.

– Она собирается.

– Я не поеду, – сказал я.

– А что ты все-таки будешь делать, если я не позабочусь о клиентах?

– Схвачусь с наркомафией, – ответил я и замолчал, тоскливо погружаясь в предстоящую разлуку.

– Я тебе так схвачусь! – пригрозил Клин и отвернулся.

*** *** ***

Итак, мы снова попрощались в аэропорту. На этот раз с горечью расставания на зубах похрустывал уловимый привкус недовольства. Я, конечно, отчасти был рад, что Наташка уезжает подальше от рентгенов, хотя мы могли бы поехать вместе не так далеко и надолго. С другой стороны, я не очень обрадовался, что она легко согласилась покинуть меня на неопределенный срок даже ради Америки. Поехать с ними без всяких забот и обязанностей и сидеть у Клина на хвосте столь же неопределенный срок я не согласился даже ради Наташки. Она не настаивала, но тоже была недовольна.