– Согласен, – тихо сказал Рассел.

Лесли захлопнула крышку, собралась с силами и посмотрела ему прямо в глаза.

– Так что, пожалуйста, если можешь, забирай Терри не позднее шести. Штраф ведь ввели не просто так, а чтобы дать родителям понять: мы тоже дорожим своим временем.

Она повела себя смешно и необъяснимо. Даже грубо. Коробку с изображением котенка взять согласилась, но подвезти себя Расселу не позволила, опять вспомнив про его вчерашний отказ и сильнее разозлившись. В коробке оказались шоколадные конфеты с мармеладом и суфле внутри. Погруженная в раздумья, Лесли в этот же вечер съела добрую половину.

Почему у нее так резко испортилось настроение? Почему не хватило такта, сдержанности, мудрости? Рассел был не обязан рассказывать ей о своих личных бедах. Она трижды прокрутила в голове неприятную сцену, несколько раз повторила каждую фразу – свою и Рассела. И, совсем пав духом, обхватила себя руками, будто озябнув.

А дело всего лишь в том, подумала она, наконец отважившись взглянуть правде в глаза, что его неприятности наверняка связаны с любимой женщиной. Я это почувствовала и в некотором смысле заревновала. Безумие! А он догадался о том, что я им увлеклась, и не захотел меня расстраивать. Если бы эти его проблемы не касались жены или там подруги, он наверняка не стал бы увертываться, назвал бы все своими именами и говорил бы другим тоном, не усмехался бы. Должно быть, они из-за чего-то поссорились и теперь не могут найти предлога, под которым можно сойтись. Он страдает, поэтому и изъявил вчера желание посидеть со мной в садике. Чтобы скоротать время в обществе почти незнакомого человека, который ни случайно, ни намеренно не упомянет о той, кого ему так не хватает…

Я дура каких поискать. Все ждала и ждала своего единственного и не заметила, как влюбилась в совсем неподходящего человека. Влюбилась? – переспросила она у себя, криво улыбаясь. Да нет же, это совсем другое. Ерунда! И не стоит так долго об этом раздумывать. Завтра постараюсь быть с ним посдержаннее, а там, глядишь, вернется мать Терри или его бабушка. Тогда я забуду про этого Рассела, словно его вовсе не было.

Она уставилась в пустоту и попыталась прогнать из головы бредовые мысли. Какое-то время получалось не думать ни о чем, потом вдруг сам собой возник вопрос: а почему я решила, что Рассел Доусон мне не подходит? Потому что слишком взрослый или из-за этой его тайны?

Хватит! – сказала она себе, шлепая ладонью по столу. После того как я сглупила сегодня, он наверняка больше знать меня не желает. И хорошо. Слишком уж странно все складывается. Мало-помалу жизнь вернется в привычное русло. Видно, мой час еще не настал.

Ее взгляд упал на крышку от коробки, и, залюбовавшись котенком, она улыбнулась. Тишину кухни пронзила телефонная трель.

– Алло?

– Лесли, еще раз здравствуй, – послышался из трубки менторский голос Патриции. – Что приключилось с этим мальчиком? Откуда у него синяк?

Почувствовав себя припертой к стенке, Лесли растерянно моргнула и чуть было не призналась тетке в своем промахе, но тут вспомнила, как точно объяснил Рассел необходимость этой лжи, и на удивление ровным голосом ответила:

– Не знаю.

– Нет, ты знаешь, – злобно возразила Патриция. – Я это почувствовала, увидела по их лицам!

Тон, которым она могла говорить о детях – их мордашках, поступках, играх, чудачествах, – не переставал коробить Лесли. Вдруг тоже обозлившись, она твердо решила стоять на своем до конца.

– Не понимаю, о чем ты.

– Все ты понимаешь! – взвизгнула Патриция, теряя терпение. Доказательств у нее не было, и она чувствовала себя бессильной, поэтому и бесилась. – Они смотрели то на тебя, то на меня, как шайка заговорщиков.

Шайка! Мои милые ясноглазые детки – шайка! Лесли прикусила губу и покачала головой.

– Я не отвечаю за то, как ребята смотрят и на кого, – возможно более спокойно произнесла она.

Патриция фыркнула, помолчала и сменила тактику.

– На нас лежит огромная ответственность, – торжественно-наставительным, с нотками угрозы голосом произнесла она. – Мы должны быть уверены, что мальчик получил синяк за пределами сада. В противном случае, чего доброго, придется отвечать перед судом. – Она помолчала, давая Лесли возможность осознать, сколь опасно их положение, и прибавила: – Не исключено, что его дядя уже пожаловался на нас кому следует.

Лесли представила, что Рассел подает на нее в суд, и чуть не рассмеялась.

– Глупости. Никому он не станет жаловаться.

– А почему ты так в этом уверена? – запальчиво и с ехидством спросила Патриция. – У вас с ним что, а? Шуры-муры?

– Ничего у нас нет! – выпалила Лесли.

– Я видела, какими масляными сделались его глазки, когда он сегодня спрашивал о тебе, – злорадно проговорила Патриция.

– Он обо мне спрашивал? – Сердце Лесли, едва успокоившись, снова затрепетало.

– Имей в виду, у нас железное правило: не путаться с отцами детей. И с остальными родственниками, – грозно предупредила Патриция. – Помню, лет семь назад уже случалось подобное. Стыдно вспоминать. Эта вертихвостка проработала всего-то месяца два, но вскружить голову отцу одной девочки успела основательно. Потом его жена, выясняя отношения с этой пустышкой, прямо в саду лишилась чувств. Детей у них с этим изменником тоже было двое, сын и дочь, как у твоего, – ядовитым голосом заключила она.

– Вовсе он не мой, – пробормотала растерянная Лесли. – Двое детей? – невольно переспросила она.

Патриция рассмеялась злобным смехом.

– Прекрасно! Значит, о своем семейном положении он не счел нужным тебе сообщить. Стало быть, ответственности в нем, несмотря на внушительный вид, не больше, чем в сестрице. Семейка ненормальных!

– Успокойся! – воскликнула Лесли. – Говорю же: между нами совершенно ничего…

– Репутация сада для меня не пустой звук, запомни! – перебивая ее, заявила Патриция. – Если я узнаю о каких-нибудь гнусностях и если еще хоть один из твоих подопечных получит от другого синяк – словом, если ты допустишь что-нибудь подобное, пеняй на себя.

Из трубки послышались гудки, но Лесли, давно привыкшая к выходкам озлобленной на весь мир старой девы, не очень-то по этому поводу расстроилась. Двое детей, прогремело в ее голове. Так я и знала.

Весь следующий день, как она ни старалась отвлекаться на дела и людей вокруг, все ее мысли занимал лишь Рассел и окутанная таинственной дымкой история его семейной жизни. На смену вчерашнему огорчению пришла спокойная задумчивость. По сути, ничего плохого Рассел ей не сделал. Не пытался ее соблазнить, не строил глазки, ни на что не намекал. И был не обязан докладывать, что у него семья и двое детей. Тем не менее некая связь, которой и нет конкретного названия, между ними все-таки возникла, потому-то Лесли и терзалась столь противоречивыми чувствами.

Может, я ошибаюсь? – раздумывала она на лекциях и на переменах, не слыша ни преподавательских объяснений, ни остроумных студенческих шуточек. Может, только я чувствую эту связь, а его ко мне отношение совершенно другое? Нет же, нет… Тогда бы он не смотрел на меня так… Или?.. Не знаю. Как мне себя вести? Нужно ли извиниться за вчерашнее? Пожалуй, да. Чтобы не считал меня самодуркой и злюкой. Может, ему хотелось, чтобы я его выслушала? Но он так и не решился заговорить о проблемах, очевидно жалея меня. А я, ничего не поняв, поспешила надуться… О сближении между нами не может быть и речи. А вот просто дружить было бы здорово. Смогу я смотреть на него лишь как на друга? Не лучше ли прекратить все теперь же, пока ничего не случилось?

По дороге в детсад Рассел думал о Лесли. В который раз вспоминал вчерашний вечер и твердил себе, что во всем виноват он один. Она натура чувствительная, восторженная, уязвимая, вел он внутренний диалог со своим «я». Ты расположил ее к себе, и она неосознанно приняла тебя, а потом дал понять, что не можешь ей доверять, и это ее ранило. Надо исправить ошибку. Сегодня же. Как-нибудь выразить, насколько я рад, что с ней познакомился.