На животе, как аллигатор, Анни проползла до ближайшей двери. Кашляя от поднятой пыли, превозмогая боль, она прислонилась спиной к стене сразу за дверью и осмотрела рану. Пуля прошла навылет, но артериального кровотечения не было. Ну и на том спасибо, она не сразу умрет. Головокружение не отступало делая руки и ноги ватными. Темнота только усиливала его Единственный свет – серый, тусклый – проникал сквозь грязное окно.

Время шло. Анни оторвала кусок ткани от форменных брюк. Пальцы казались тяжелыми и неповоротливыми, как сосиски. Ей почудилось, что она слышит шаги Долл по ступеням, их эхо перекликалось с биением ее сердца.

Прижимаясь спиной к стене, Анни с трудом поднялась и стала ждать. Ее левая нога налилась свинцом и не держала ее. В ее венах наркотик и адреналин боролись между собой. В груди было такое ощущение, словно кто-то ударил ее кувалдой. Анни подумала, что первая пуля могла сломать ей ребро, но потом решила, что если она умрет, то это не будет иметь никако! о значения Револьвер Долл рявкнул всего за долю секунды до того, как пуля пробила дверь и просвистела всего в нескольких дюймах от лица Анни. Сдержав изумленный крик, Анни буквально вдавилась в стену.

Где-то в коридоре скреблись мыши. Револьвер выстрелил в направлении шороха, противоположном тому, где находилась Анни. Она стояла не шевелясь за полуоткрытой дверью, свет из окна позволял ей по крайней мере видеть тени.

У нее остался только один-единственный шанс. Она сможет собраться ради этого. И если ей это не удастся, Анни Бруссар умрет.

Ник вдавил педаль газа в пол и гнал машину по прямому отрезку дороги. Леса и болота мелькали мимо, сливаясь в сплошную полосу. Свет фар едва успевал за ним, но воображение унесло его далеко.

Анни не оказалось в джипе. Ее личные вещи лежали в шкафчике в раздевалке. Она сказалась больной, так объяснил ее отсутствие Хукер. Но что, черт побери, это значит? Неужели Ренар схватил ее и силой заставил позвонить, приставив к виску револьвер? Или она захотела уйти с дежурства, чтобы что-то проверить? Ник не мог этого знать. Его просто мучило плохое предчувствие, оно буквально схватило его за горло.

Он нажал на тормоза, но все-таки проехал мимо подъездной аллеи к дому Ренаров. Фуркейд дал задний ход и, не задумываясь о том, что ему запрещено судом близко подходить к Ренару, поехал к особняку.

Свет горел на первом этаже, ближе к задней части дома. На втором этаже светилось только одно окно. Машина Ре-нара стояла под углом к веранде, свет в ней тоже горел. Это показалось Нику странным. Ренар был всегда крайне аккуратным.

Ник выключил фары, заглушил мотор и вышел из «Форда». Ему казалось, что если он найдет Ренара дома, то его страх за Анни немного уляжется. Но в темном ночном воздухе вокруг старого дома повисло напряжение. Тишина казалась искусственной, словно мир затаил дыхание.

И тут прозвучали выстрелы…

Шаги приближались. Анни набрала воздуха в легкие и вытерла пот со лба тыльной стороной ладони.

– Сегодня вечером ты все равно умрешь, – прозвучал голос Долл в коридоре.

Она плакала, ругалась, перец жег ей глаз.

– Ты умрешь, умрешь, – обещала она снова и снова.

Шаги прозвучали совсем близко.

Анни чувствовала, что Долл стоит с другой стороны двери. От безмерного напряжения Анни начало трясти. Долл миновала дверь и повернулась, попадая в поле зрения Анни. И в это мгновение Анни показалось, что кто-то включил свет. Глаза Долл расширились. Ее рот раскрылся. Она медленно подняла револьвер.

Но Анни первой спустила курок.

Девятимиллиметровый «курц» дернулся в ее руке, и лицо Долл разлетелось, как стеклянная ваза. Сила выстрела отбросила женщину к противоположной стене. Долл Ренар умерла раньше, чем упала на пол Анни, хромая, прошла вдоль стены, голова у нее кружилась, перед глазами стоял туман. Слишком ослабевшая, чтобы вложить «курц» в кобуру на щиколотке, Анни засунула его за пояс брюк и попыталась найти в себе силы, чтобы все-таки не умереть.

– Он убил мою девочку… – пробормотал Хантер Дэвидсон. – Он убил мою дочку…

Отец Памелы Бишон стоял на коленях в кабинете Маркуса Ренара, бледный, обливающийся потом, дрожащий. Он поднял глаза на Фуркейда, и в его взгляде была такая боль, какой Нику еще никогда не доводилось видеть.

– Вы ведь понимаете, правда? – спросил Дэвидсон. – Я должен был это сделать. Он убил мою дорогую Памелу.

Ник, не выпуская оружия из рук, осторожно подошел к старику. Маркус Ренар лежал на полу, раскинув руки, ничего не видящие глаза устремлены в потолок.

– Почему бы вам не положить револьвер на пол и аккуратно не подвинуть его ко мне, мистер Дэвидсон? – предложил Ник.

Очень медленно Ник наклонился, взял у него револьвер и засунул за пояс джинсов. Потом он убрал в кобуру собственное оружие, осторожно поднял Дэвидсона с пола и повел его прочь из комнаты.

– Вы имеете право хранить молчание, мистер Дэвидсон, – начал он привычный монолог.

– Я должен был это сделать, – снова повторил Дэвидсон, скорее самому себе, чем Нику. – Он должен был за все заплатить…

Ник испытывал горечь. Теперь вся система правосудия будет работать против Хантера Дэвидсона. Трагедия Памелы затянула петлю на шее ее отца.

Ник посмотрел на безжизненное тело Ренара, потом на отца Памелы, и не почувствовал ничего, кроме глубокой, щемящей печали.

Виктор сидел тихо, как мышка, возле двери во Владения Маркуса. Маркус дал ему задание, и он прилежно считал, но голоса, доносившиеся снизу, заставили его выйти из своей комнаты.

Теперь в доме снова воцарилась тишина, но эта тишина не давала Виктору белого ощущения, как это бывало всегда. Красное мельтешило вокруг его мозга, словно рой назойливых мух.

Мама не спала, как Маркус думал. Она ушла. Она была их матерью, но иногда она ею не была. Виктор пытался сказать об этом Маркусу, но брат его не услышал.

Виктор стоял прямо за дверью и смотрел в комнату. Он чувствовал, как мимо него текло время, как делает очередной поворот земля под ногами. Маркус лежал на полу возле Секретжш Двери. Спит и в то же время не спит. Маркус перестал существовать. Его глаза были открыты, но он не видел Виктора. Его рубашка стала совсем красной от крови. Очень красное.

Виктор неуверенно вошел в комнату, не глядя на других людей. Он встал нв колени рядом с Маркусом, коснулся пальцами крови, но не дотронулся до дыр в груди. Дыры – это всегда плохо. Там бактерии и личинки. Красные дыры – это очень плохо.

– Не сейчас, Маркус, – нежно сказал Виктор. – Выход не сейчас.

Маркус не пошевелился. Виктор пытался рассказать ему о матери и Женщине – Элейн, и Памеле, и Анни, – но Маркус его не услышал. Сегодня вечером он хотел рассказать ему о Мужчине, Который Ждет, но Маркус его не услышал. Очень, очень красное.

– Не сейчас, Маркус, – прошептал Виктор. – Выход не сейчас.

Медленно он поднял руку, снял с себя маску из перьев и положил ее на лицо брата.

Ник с тяжелым сердцем наблюдал за печальным, странным ритуалом. Он впервые подумал о том, где же пропадает мать Ренара, почему она не прибежала на звук выстрела. И тут раздался рев мотора мощной машины. Ник рванулся к выходу из дома, а потом побежал, когда металл ударился о металл.

Около дома «Кадиллак» протаранил «Вольво» архитектора. Когда Ник вышел на веранду, дверца автомобиля открылась, и водитель вывалился на лужайку. Ник спрыгнул на землю и пустился бежать. Знакомая волна страха обрушилась на него, когда он увидел голубую форму и гриву темных волос.

– Туанетта! – закричал он, преодолевая последние несколько шагов.

Он рухнул на землю рядом с ней, взял дрожащими руками ее лицо, попытался нащупать пульс на шее, читая про себя молитву.

Анни открыла глаза и посмотрела на него. Ник. Как приятно в последний раз увидеть его, и неважно, что он ей только мерещится.