Арлингтон был готов ополчиться против Бекингема. Они вместе поддерживали войну против голландцев и вместе старались заключить мир. Но люди говорили, что и то и другое делалось некомпетентно и потому не дало результатов. А такой человек, как Арлингтон, ради спасения собственной репутации был готов большую часть вины переложить на своего товарища по несчастью. Бекингем уже постарался ослабить положение Арлингтона, убеждая короля расстроить предполагаемый брак между дочерью Арлингтона Изабеллой и сыном Барбары герцогом Графтоном. Он предлагал в качестве приманки лучшую партию — наследницу семьи Перси, и Арлингтон был взбешен попыткой Бекингема помешать союзу его семьи с семьей короля.
Но Луиза чувствовала, что Данби был человеком, который мог ей помочь больше всего. Он не старался выделяться, он будет счастлив работать втайне, он и нынешнего своего положения достиг посредством спокойной решимости, используя всевозможные окольные пути для достижения своей цели. Он был не только полностью лишен блеска, свойственного Бекингему, но и свободен от свойственного Бекингему безрассудства, из-за которого на каждом шагу можно угодить в переделку. Данби оказался в Лондоне еще будучи сэром Томасом Осборном, когда стал членом парламента от Йорка. Впервые он привлек к себе внимание около семи лет тому назад при назначении его членом комиссии по проверке государственных платежей. С тех пор он быстро пошел в гору. Он был казначеем военно-морского флота, членом тайного совета, а после восстановления действия тест-акта и изгнания Клиффорда он стал лордом, государственным казначеем.
Луиза считала, что он поднимется еще выше. Она его побаивалась. Он проводил политику, как она слышала, в интересах протестантов и, таким образом, был настроен против французов. Это предполагало, что они невольно должны были оказаться в противостоящих лагерях. И вот эту-то ситуацию она и собиралась использовать. Бекингем должен быть обвинен за союзничество с Францией и войну против голландцев. Бекингема подозревали даже в том, что он действует в интересах католиков, так как он получал слишком много дорогих подарков от Людовика XIV, а всем было известно, что Людовик зря подарков не делает.
Поэтому она и Данби, у которых, казалось бы, должны быть диаметрально противоположные интересы, могут сойтись в одном: в желании увидеть падение Бекингема. И Луиза, опасавшаяся, что ей не удастся достичь такого влияния на короля Англии, которого хотелось королю Франции, готова была сделать все, чтобы обеспечить себе дружбу тех людей, чья враждебность могла бы разрушить ее планы. Больше всего она опасалась, чтобы ее не отправили обратно во Францию без права пользоваться табуретом в присутствии королевы — обратно в положение униженности и безвестности.
— Надеюсь, у вас все благополучно, милорд казначей? — сказала Луиза.
— Надеюсь, у вашей милости тоже. Луиза подошла к нему поближе и посмотрела ему в лицо.
— Вы слышали печальную новость о своем предшественнике?
— Милорде Клиффорде? Луиза кивнула.
— Он очень горевал после отставки в связи с действием тест-акта. Он умер. Как говорят некоторые, он покончил самоубийством.
У Данби перехватило дыхание. Он занял место Клиффорда. Уж не намекала ли она, что человек сегодня может быть в чести, а завтра может стать никем? Он был озадачен. Ему не верилось, что он может быть в дружбе с любовницей короля, которая была католичкой. Предлагала ли она ему дружбу?..
Луиза очаровательно улыбнулась и сказала на своем своеобразном английском языке:
— Мы не во всем сходимся с вами, милорд казначей, но мы оба близки к королю. Разве нам обязательно из-за этого враждовать?
— Я был бы весьма огорчен, если бы ваша милость считала меня врагом, — ответил Данби.
Луиза слегка дотронулась до его рукава. Она сделала это почти кокетливо.
— В таком случае, я могу надеяться, что отныне мы друзья? Пожалуйста, навестите меня при желании.
Данби поклонился, и Луиза отправилась дальше.
Шафтсбери был смещен со своего поста. Клиффорд умер. Палата общин заявила, что оставшиеся члены «кабального» совета министров — Лаудердейл, Арлингтон и Бекингем — составляют противозаконный триумвират.
Результатом деятельности «кабального» совета явились противная христианину война с Голландией и безрассудный союз с Францией. Протестантская Англия стала на сторону католической Франции против страны, которая должна была быть союзником, будучи страной протестантской. Короля предательски заманили в ловушку, пользуясь коварными ухищрениями.
Карл был настороже. Он не мог раскрыть содержание положений секретного Дуврского договора, он не мог прийти на помощь своим политикам, объяснив, что когда-то необходимо было принять от Франции взятки, дабы спасти Англию от банкротства. Условие в договоре относительно того, что он должен объявить о своем переходе в католичество в подходящий момент, означало в его понимании то, что оно не должно стать известным до конца его жизни.
Если он попытается защищать своих министров, он может ввергнуть страну в катастрофу.
Ему оставалось лишь грустно улыбаться, как он это делал в трудных ситуациях, и ждать, что будет. Он не мог сожалеть о замене Клиффорда на Данби:
Данби, жонглируя цифрами, начинал сводить счета так, как они никогда до сих пор не сводились.
Итак, Лаудердейл был осужден, за ним последовал Арлингтон, настала очередь Бекингема.
Его призвали защищаться, делал он это самостоятельно и, как всегда, будучи не в силах сдержать свой язык, отвечал на задаваемые ему вопросы с обычным для него самодовольством, остроумно и бесстрашно. Он долго распространялся о несчастьях, случившихся во время его деятельности в «кабальном» совете министров, но заявил, что считает своим долгом напомнить высокому собранию, что несчастья следует скорее отнести на счет возглавлявших совет, а не на счет всех его членов.
Он не мог удержаться, чтобы не добавить:
— Я могу охотиться на зайца со сворой борзых, господа, но не с парой омаров.
Так как последний эпитет был брошен в адрес короля и герцога Йоркского, едва ли можно было ожидать, что дерзкий Бекингем завоюет сочувствие тех, на кого он только и мог надеяться в то время. И все же это было так в духе герцога — отбросить годы, потраченные на удовлетворение амбиций, и все свои радужные надежды на будущее тоже, и все исключительно ради удовольствия дать волю языку.
Результатом этого расследования явилась отставка Бекингема. Народ настойчиво требовал мира с Голландией. Мудрый молодой принц Голландский попросил руки Марии, старшей дочери герцога Йоркского, которая, в случае если у короля и его брата не появится больше отпрысков, когда-нибудь унаследует корону.
Луиза от такой перспективы ударилась в панику. Она поняла, что должна употребить все свое влияние на Карла, чтобы этот брак не состоялся. Людовик посчитает, что она на самом деле не выполнила свой долг, если это бракосочетание между Голландией и Англией состоится.
Она поговорила с Карлом. Он был уклончив. Несмотря на свою обычную беззаботность, он быстро уловил настроение народа. Недовольство «кабальным» советом министров дало — толчок множеству пересудов среди людей, знавших, что ко всему был причастен и король, а не только его министры.
Карл желал бы сделать приятное тем, кого он любил, но не озлобляя этим народ.
В ужасе от того, что она может потерять благорасположение Карла, представляя себе равнодушие Людовика, если она, посрамленная, вернется во Францию, Луиза в панике кинулась к Данби. Она была готова сделать что угодно — именно что угодно — для волевого человека, который помог бы сохранить ее положение в это трудное время.
Здоровье Бекингема катастрофически ухудшалось. Он страдал, как говорили его врачи, скорее от лихорадочного состояния духа, а не тела.
Луиза, наблюдавшая за всем и всеми, знала, что у герцога хватает врагов и ей не стоит особенно волноваться по поводу его неизбежного падения. Кроме того, у нее были собственные заботы, требовавшие немедленных действий.
