— Мадемуазель де Керуаль, — печально продолжал Арлингтон, — будучи воспитанной дамой, находит невозможным стать вровень с теми, кто ниже ее по положению в обществе. Если бы для нее было сделано исключение…

— Исключение? Какого рода? — спросил король, настораживаясь.

— Если бы успокоить ее совесть…

— Мне дали понять, что это может сделать лишь бракосочетание.

— Фиктивное бракосочетание, ваше величество.

— Но как это возможно?

— Короли могут все. Что, если бы ваше величество согласились на эту церемонию с дамой…

— Но к чему такая церемония обязывает?

— Она могла бы быть полезной в одном отношении. Она была бы выражением определенного уважения к этой даме. Ни с кем из тех, кто доставлял вам удовольствие, ваше величество не совершали такой церемонии. Это выделило бы мадемуазель де Керуаль из ряда прочих. И хотя она не может стать женой вашего величества, но если с ней поступить, как с женой, ее гордость будет удовлетворена.

— Продолжайте, милорд. Я вижу, вы уже обдумали план.

— Что если, будучи в Ньюмаркете, ваше величество, вы навестите мое имение Юстон. Что если устроить церемонию там… церемонию, внешне напоминающую бракосочетание… Тогда, ваше величество…

Король рассмеялся.

— Пусть будет так! — воскликнул он. — Пусть будет! Мой дорогой Арлингтон, ваша идея великолепна.

Арлингтон поклонился. Служить своему королю для него величайшее удовольствие, тихо ответил он.

Поэтому, отправляясь на этот раз в Ньюмаркет, король делал это с большей, чем обычно, радостью. Гонки доставили ему удовольствие. Монмут, оказавшись снова в милости, большую часть времени находился рядом с отцом. Они вместе ездили на соколиную охоту, устраивали состязание борзых. Они принимали участие в скачках, и король выиграл приз, хотя его молодой сын был среди соревнующихся. Карл и в сорок один год почти не утратил той привлекательности, которая была ему свойственна в юности. Его седые волосы были скрыты красивыми локонами роскошного парика, на лице появилось немного морщин, но и только, он был таким же подвижным и изящным, как прежде.

Каждый день он бывал в Юстоне, часто он оставался там на ночь, и все время он терпеливо и настойчиво ухаживал за Луизой, которая становилась все более податливой.

А однажды в октябре Арлингтон пригласил священника, который совершил над этой парой что-то наподобие венчания, и после этого Луиза позволила уложить себя в постель со всеми непристойными церемониями, которые были приняты в те времена.

Так Луиза стала любовницей короля, и, учитывая ее высокое положение в обществе и то значение, которое она сумела себе придать, ее считали официальной фавориткой — единственной из всех дам короля, имевшей право быть первой.

Нелл поняла, что ее короткому царствованию пришел конец. Теперь появилась другая, претендовавшая на внимание короля гораздо чаще, чем она, и потому что она была той, которую Луиза называла вульгарной артисткой, она знала, что француженка будет делать все, что в ее силах, лишь бы лишить ее милостей короля.

В декабре того года Нелл родила второго сына. Она назвала его Иаковом в честь герцога Йоркского.

Восстанавливая в постели силы после родов, которые благодаря ее крепкому здоровью были нетрудными, Нелл приняла решение сохранить свое место подле короля и бороться с этой новой фавориткой, используя все свое остроумие, очарование и проницательность уроженки Лондона, истинной кокни.

Она была уверена в своей победе. Ее любовь к Карлу Третьему укрепляла ее решимость, кроме того, она обязана была думать о будущем малышей Карла и Иакова Боклерков.

Нелл редко видела короля в последующие месяцы. Все его внимание было сосредоточенно на Луизе, которая держалась королевой; ей стоило только намекнуть, что ее апартаменты в Уйатхоллском дворце, которые она занимала до брачной псевдоцеремонии, были для нее теперь недостаточно великолепны, как тут же были затрачены огромные средства на их перепланировку и убранство. С Луизой можно было не только предаваться любви, но и говорить о литературе, искусстве и науке, и это очень нравилось королю. Он осознал, что это первая его любовница, которая привлекала его не только физически, но и духовно. Барбара была возмутительно эгоистична, а алчность и страсти настолько замутили ее рассудок, что с ней невозможно было ничего обсуждать спокойно. У Нелл были живой ум и острый язычок, он с ней никогда не расстанется, но что понимала Нелл в тонких материях? И Фрэнсис Стюарт была глупеньким созданием, несмотря на свою необыкновенную красоту… Нет! В Луизе он нашел образованную женщину, к тому же хорошо разбирающуюся в политике своей страны, что в то время было необыкновенно важным для Карла.

Оказалось, что Луиза уступила в самый подходящий момент, так как Людовик XIV собирался вот-вот начать войну, в которой, по условиям Дуврского договора, Карл обещал ему помочь.

Луиза приняла французского посла, до ее сведения были доведены пожелания короля Франции: она должна была обеспечить выполнение королем Англии условий своей сделки. Луиза была счастлива. Она была довольна своими успехами. Она не уступала королю до того момента, когда уже становилось опасным дальнейшее выжидание. Она не сразу поняла, что самой серьезной ее соперницей может оказаться обычная маленькая артистка Нелл Гвин, просто потому, что ее аристократический рассудок отказывался воспринимать тот факт, что выросшая в переулке Коул-ярд особа может быть ее соперницей. Но со временем до нее до шло, что эта артистка, несмотря на ее происхождение, обладала определенными качествами, которые могли иметь решающее значение. Ее хорошенькое, задорное личико было не самым главным ее оружием. Если бы Нелл Гвин получила хотя бы элементарное образование, соперничать с ней было бы просто невозможно. При теперешнем же положении дел к ней следует относиться с уважением…

Французские солдаты переправились через Рейн и вторглись в Голландию. Доблестные голландцы, застигнутые врасплох, на короткое время растерялись. Но — лишь на короткое время. Они смело поднялись против агрессоров. Чернь на улицах Гааги в бешенстве разорвала на куски братьев де Виттов, которые проводили до этого политику умиротворения. Голландцы взывали к Вильгельму Оранскому, чтобы он повел их на врага, заявляя, что они будут драться до последнего. Они были готовы открыть плотины, что произвело желаемый эффект на захватчиков, показав французам, что легкой победы в войне с голландцами им не видать.

Луиза в конфиденциальном разговоре с королем убеждала его, что благоразумно было бы выполнить обязательства, принятые по договору. У Карла не было намерения уклоняться от выполнения этого пункта договора. Он слишком нуждался во французском золоте, поступающем в его казну, чтобы обмануть Людовика так возмутительно. Поэтому Карл решил послать в помощь французам экспедиционные силы в составе шести тысяч человек.

Монмут навестил короля и просил его о возможности поговорить с ним наедине. У Карла находилась Луиза, герцог и любовница короля смотрели друг на друга с некоторым подозрением. Оба они, снискавшие расположение короля, ревновали Карла один к другому. Но до сих пор они не знали, чья сила влияния действеннее. Для несогласия между ними была одна важная причина: Луиза была католичкой, Монмут — протестантом. Монмут знал — он не сам это понял, а ему говорили об этом такие люди, как Бекингем и его сторонники, весьма заинтересованные в том, чтобы убедить короля сделать его законным наследником, — что Луиза честолюбива и ее надежды простираются гораздо дальше положения любовницы короля. Этим она и была опасна. Монмут ни секунды не сомневался, что Карл не разведется с королевой Екатериной; но если бы королева умерла и Луиза смогла бы окончательно пленить короля — то, кто знает, что бы могло случиться? Луиза уже забеременела и была довольна, что это так. Если бы она доказала, что может рождать королю сыновей, то король, поскольку она благородная дама, мог бы жениться на ней. Мысль о том, что вынашиваемый ею ребенок может когда-нибудь получить все, чего он сам так страстно желал, была для Монмута невыносима.