Whatever,[59] подумал он, надевая браслет на руку. Чистых трусов не нашлось. Ладно, обойдемся.

Скорее всего, он не американец. Уоррен словно бы слышал, как профиль, записанный на пленку, прокручивается в голове. Если он мусульманин, то, пожалуй, тяготеет больше к либерализму, чем к фанатизму. Живет, предположительно, на Среднем Востоке, но, возможно, временно находится в Европе.

Тридцать три минуты седьмого. Спать Уоррену Сиффорду совершенно расхотелось.

Направляясь в гостевую комнату, Ал Муффет бросил взгляд через перила второго этажа вниз, на дедовские часы в холле. Тридцать три минуты первого. Кажется, он где-то читал, что самый крепкий сон у людей между тремя и пятью ночи. Но, поскольку брат вечером изрядно напился, Ал рассчитывал, что он уже сейчас спит каменным сном.

Ему не хватило терпения ждать дольше.

Он старательно обходил скрипучие половицы. Шел босиком, досадуя, что не надел носки. Влажные подошвы отлеплялись от деревянного пола с легким чмоканьем. Файед, может, и не услышит, но девочки, особенно Луиза, спали очень чутко. С тех пор как умерла их мать, ноябрьской ночью, в три часа десять минут.

К счастью, вечером Ал сумел взять себя в руки, когда слова Файеда о последних минутах матери на миг совершенно выбили его из колеи. Наведавшись в ванную, где ледяной водой вымыл лицо и руки, он смог спуститься к брату и дочерям и более-менее спокойно продолжить ужин. В десять он отослал девочек спать, невзирая на их отчаянные протесты, и обрадовался, когда уже через полчаса Файед сказал, что хочет лечь.

Ал подошел к двери, за которой спал брат.

Мать никогда не путала своих сыновей.

Во-первых, разница в возрасте. Во-вторых, Али с Файедом натурой были совершенно разные. Ал Муффет знал, что, по мнению матери, он, дружелюбный, открытый всему и вся, больше походил на нее.

Файед вообще стоял в семье особняком. Учился он лучше брата, был одним из первых во всей школе. Зато руками работать не умел. Отец быстро понял, что нет смысла принуждать Файеда помогать в мастерской. А вот Али, напротив, уже к восьми годам знал, по какому принципу работает автомобильный мотор. В шестнадцать он получил водительские права и собрал себе машину из старых запчастей, которые отец позволил пустить в дело.

Угрюмая, недоверчивая натура рано наложила отпечаток и на физический облик брата. На мир он смотрел искоса, исподлобья, и зачастую окружающие сомневались, слушает ли он их вообще. Вдобавок Файед и ходил как-то боком, словно все время опасался наскока и предпочитал заранее выставить для защиты плечо.

Правда, лицом братья были необычайно похожи. Но мать все равно никогда их не путала. Нет, не могла она их спутать, подумал Ал Муффет и осторожно повернул ручку двери.

Если же в самом деле спутала, за несколько минут до кончины, уже не способная ясно видеть и мыслить, то возможна катастрофа.

В комнате царила кромешная тьма. Несколько секунд Ал постоял на пороге, чтобы глаза привыкли.

У стены проступили очертания кровати. Файед лежал на животе, свесив одну ногу с постели, а левую руку подложив под голову. Он ровно и негромко похрапывал.

Ал достал из нагрудного кармана фонарик. Прежде чем включить его, удостоверился, что чемодан брата стоит на низком комоде у двери в ванную, самую маленькую во всем доме.

Фонарик он заслонил пальцами, так что лишь тоненький лучик света падал на пол и Ал мог подойти к чемодану, ни на что не налетев.

Чемодан был заперт.

Он попробовал еще раз. Кодовый замок не открывался.

Файед громко всхрапнул и повернулся в постели. Ал замер. Даже фонарик погасить не рискнул. Несколько минут стоял, слушая дыхание брата, снова медленное и ровное.

Чемодан самый обыкновенный, черный, самсонайтовый, средней величины.

Обычный кодовый замок, подумал Ал, устанавливая на дисках замка дату рождения брата. У обычного замка и код, наверно, самый обычный.

Дзинь.

Он повторил те же цифры на левом замке. Порядок. Медленно, бесшумно поднял крышку. В чемодане была одежда. Два свитера сверху, брюки, несколько трусов и три пары носков. Все чистое, аккуратно уложенное. Ал медленно сунул руку под эти вещи, вынул их, положил рядом.

На дне лежали восемь мобильных телефонов, ноутбук и ежедневник.

Зачем человеку восемь мобильников? Разве только на продажу, подумал Ал. Пульс еще участился. Все телефоны отключены. На миг его охватило искушение забрать ноутбук с собой и проверить, что там. Но он поспешил отбросить эту мысль. Наверняка все запаролено и файлы ему не открыть, к тому же слишком велик риск, что брат проснется прежде, чем он вернет компьютер на место.

Черный кожаный ежедневник запирался на ремешок с кнопкой, одновременно служивший держателем для шикарной шариковой ручки. Ал взял фонарик в зубы, направил луч на книжку, открыл.

Обыкновенный органайзер. Каждый разворот — неделя, слева — графы для трех первых дней, справа — для четырех оставшихся. Под воскресенье отводилась самая маленькая графа, и, насколько Ал мог судить, на воскресные дни брат встреч не назначал.

Он тихонько полистал ежедневник, раз и другой. Пометки о встречах мало что ему говорили, разве только свидетельствовали, что брат — человек занятой. Но это он и так знал.

Потом, по внезапному наитию, он открыл календарные страницы, где каждому дню отводилась одна строчка на широком раскладном листе. В собственном его ежедневнике календари располагались в конце, но брат, видимо для удобства, переместил их в начало. Таких календарей у Файеда было пять, за все последние годы. Знаменательные дни аккуратно помечены. В 2003 году его семья праздновала 4 Июля на Санди-Хуке. День труда 2004 года — на Кейп-Коде, у кого-то по фамилии Колли.

11 сентября 2001 года отмечено черной звездочкой.

Ал почувствовал, что вспотел, хотя в комнате было прохладно. Брат по-прежнему спал глубоким, спокойным сном. Пальцы у Ала дрожали, когда он пролистал календари до дня смерти матери. Увидев, что записал брат, он уверился окончательно.

Несколько секунд неотрывно смотрел на эту строчку. Потом закрыл ежедневник, положил на место. Руки успокоились, действовали быстро и четко. Он закрыл чемодан, запер замки.

Так же тихо, как пришел, снова прокрался к двери. Остановился. Посмотрел на спящего, как много раз в детстве смотрел на брата со своей кровати, ночью, когда не спалось. Воспоминания отчетливо стояли перед глазами. После долгих утомительных дней в зоне военных действий между родителями и Файедом Али бывало садился в постели и глядел на спину, которая медленно поднималась и опускалась в другом углу комнаты. Порой он часами сидел вот так, без сна. Иногда беззвучно плакал. Хотелось ему, по сути, одного — понять строптивого, несправедливо обиженного старшего брата, упрямого, неуправляемого подростка, который вечно доводил отца до белого каления, а мать — до беспредельного отчаяния.

И сейчас, стоя у двери комнаты, где спал брат, Ал чувствовал такое же уныние. Когда-то он очень любил Файеда. Но теперь понял, что их больше ничего не связывает. Он не знал, когда это случилось, в какой момент все разбилось.

Может быть, когда умерла мать.

Он осторожно закрыл за собой дверь. Надо подумать. Выяснить, что брату известно о похищении Хелен Лардал Бентли.