— Все в порядке? — спросил посол.

Уоррен Сиффорд поморщился, тронул рукой затылок, пробормотал:

— Утомительный перелет. Я фактически сутки не спал. Все это, что называется, как снег на голову свалилось. Когда придет этот тип? И когда я смогу…

На массивном столе зазвонил телефон.

— Да? — Посол держал трубку в нескольких сантиметрах от уха. Еще раз повторил «да» и положил трубку на рычаг.

Уоррен Сиффорд поставил стакан на серебряный поднос.

— Он не придет, — сказал посол, вставая.

— То есть как?

— Мы сами поедем к ним. — Он надел пиджак.

— Но ведь у нас договоренность…

— Строго говоря, это было скорее распоряжение, — перебил посол, указывая на сиффордовский пиджак. — Наш им приказ. Одевайся. Они его не приняли. Хотят, чтобы мы приехали туда.

До новых возражений дело не дошло, посол отечески взял Уоррена Сиффорда за локоть.

— Ты поступил бы точно так же, Уоррен. Мы гости в этой стране. Они хотят играть на своем поле. II даже если их немного, будь готов к тому, чтобы… — Уэллс не договорил и рассмеялся, отрывисто и на удивление звонко. Потом шагнул к двери и добавил, закрывая дискуссию: — Население в этой стране немногочисленное, но люди сплошь чертовски упрямые. Все до одного. You might as well get used to it, son. Get used to it![16]

— Мама! Это правда! Спроси у Каролины!

Девушка безнадежно наклонилась и хлопнула рукой по столу. Глаза у нее были красные, тушь серыми потеками расползлась по щекам. Волосы, вчера вечером подколотые вверх и в память о восьмидесятых годах украшенные цветными ленточками и шнурочками, уныло падали на спину, тусклые после чересчур веселой гулянки. Она сбросила с плеч верх комбинезона, болтавшийся теперь вокруг талии, а за пояс сунула пол-литровую бутылку колы.

— Почему ты мне не веришь, а? Никогда не веришь ни единому моему слову!

— Ну почему, верю, — спокойно отозвалась мать, задвигая в духовку противень.

— Нет! По-твоему, я пьянствую и шля…

— Придержи язык! — Голос матери зазвенел металлом, она с грохотом захлопнула духовку. — К осени ты съедешь от нас, дорогуша, будешь жить отдельно. Вот тогда можешь делать что хочешь. Но до тех пор…

Она повернулась к дочери, подбоченилась, хотела сказать что-то еще, однако закрыла рот и безнадежно провела рукой по волосам.

— Да ты спроси у Каролины, — жалобно пробормотала дочь и схватила стакан с молоком. — Мы обе там были. Не знаю, откуда они явились, но сели в машину. В синюю. Правда-правда. Я не вру, мама!

— Я ничуть не сомневаюсь, что ты говоришь правду, — сказала мать с напряжением в голосе. — Просто пытаюсь объяснить тебе, что видели вы отнюдь не американского президента. Это наверняка была какая-то другая женщина. Неужели непонятно? Ну сама посуди, — она со вздохом села у стола, попыталась взять дочь за руку, — если кто-то похищает американского президента, он не пойдет с ней, как ни в чем не бывало, через парковку у Центрального вокзала на рассвете Семнадцатого мая, у всех на глазах. Так что кончай…

Дочь вырвала руку.

— У всех на глазах? У всех на глазах? Да, кроме нас, там, черт побери, ни души не было! Только мы с Каролиной и…

— Ну что ты кипятишься-то в самом деле! Пойми наконец…

— Нет, как хочешь, а я позвоню бобикам. На дамочке были аккурат такие шмотки, как по телику показывали. Один к одному. Клянусь! Я позвоню, мама.

— Пожалуйста. Звони. Если хочешь выставить себя полной дурой. Кстати, они называют себя полицейскими, а не бобиками. Звони!

Мать встала. Духовка нещадно чадила, и она приоткрыла окно.

— Кто, блин, Семнадцатого мая приглашает гостей на ужин, — буркнула дочь, допивая молоко.

— Придержи язык! Нечего тут почем зря выражаться!

— Семнадцатого мая люди устраивают завтраки. Завтраки или, на худой конец, праздничные обеды. Никогда не слыхала, чтоб кто-нибудь закатывал дурацкий…

Кастрюля грохнула по кухонному столу. Мать сдернула с себя фартук, быстро шагнула к дочери. Хлопнула ладонями по столу.

— Мы устраиваем Семнадцатого мая ужин, Пернилла. Мы, семья Скоу. Так происходит из поколения в поколение, и ты… — Она подняла вверх дрожащий палец. — Ты обязана ровно в шесть быть в столовой, причем, разумеется, не в таком плачевном виде. Ясно?

Ворчание дочери она истолковала как знак согласия.

— Но я же видела президента, — едва слышно повторила девушка. — И для похищенной вид у нее был, черт побери, не особо напуганный.

Макет отеля «Опера» был выполнен в масштабе один к пятидесяти. Смонтированный на специальной подставке с ножками, он напоминал этакую миниатюрную свайную постройку. Детали поражали тонкостью работы. Крошечные входные двери двигались как настоящие. В окна вставлены тонкие стеклышки, даже на шторах тот самый узор. Когда Уоррен Сиффорд, присев на корточки, заглянул в вестибюль, он увидел желтые диваны с крохотными столиками между ними. Горели желтые лампочки, ярко-синие кресла так и соблазняли посидеть.

— Да, в одночасье такой макет не построишь, — пробормотал он, почесав подбородок.

— Разумеется, — кивнул начальник полиции Терье Бастесен. — Его изготовили в связи с реконструкцией. Руководство отеля, безусловно, проявило особую… — он помедлил, подыскивая английское слово, — особую любезность. Крышу можно снять.

Руки у него были неуклюжие, вдобавок тряслись, потому что он нервничал. Пальцы попытались осторожно взяться за крышу, но только сдвинули ее набок. Послышался резкий шорох, и молодой полицейский, стоявший в углу кабинета, устремился на помощь и бережно снял крышу, открыв десятый этаж отеля.

— Так-так, — сказал Уоррен Сиффорд. — Стало быть, здесь она жила.

Президентские апартаменты выходили на юг и располагались в западном крыле. Даже после того, как с макета сняли крышу, окна, смотревшие на фьорд, остались на месте. Раздвижные двери вели на балкон, окаймленный крохотными комнатными растениями. Интерьер, воспроизведенный вплоть до мельчайших деталей, очень красивый — точь-в-точь кукольный дом избалованной дочки богача.

— Итак, вход вот здесь, — лазерной указкой показал Бастесен; красная точка дрожала и приплясывала. — Ведет прямо в гостиную. Затем можно пройти… — точка переместилась, — в кабинет. Тут что-то наподобие кабинета, поскольку можно видеть… — он близоруко склонился к макету, — компьютер и крошечный принтер. А в гостиной находится и кровать. Предположительно прези… госпожа президент спала, когда явились похитители.

— Похитители, — повторил Уоррен Сиффорд, осторожно тронув пальцем постель. — Как я понял, сколько их было — неизвестно.

Начальник полиции кивнул и спрятал указку в нагрудный карман.

— Верно, однако я основываюсь на оставленной записке: «Мы с вами свяжемся». «Мы». А не «я». We've got her. We'll be in touch.

Уоррен Сиффорд выпрямился, взял в руки ламинированный листок.

— Полагаю, это копия?

— Конечно. Оригинал отправлен на экспертизу. Его обнаружили ваши люди, и они… у них хватило ума не трогать записку до приезда криминалистов.

— Times New Roman, — быстро сказал Сиффорд. — Самый заурядный шрифт. Думаю, отпечатки пальцев не обнаружены. Бумага тоже обыкновенная, какую можно найти в любой конторе и в любом частном доме. Верно?

Он даже не потрудился поднять взгляд, чтобы увидеть утвердительный кивок Бастесена. Вернул листок и снова сосредоточился на макете.

— Кстати, это не мои люди, — заметил он и не спеша сделал несколько шагов влево, чтобы взглянуть на дверь президентских апартаментов под другим углом.

— Простите?

— Вы сказали, записку обнаружили «мои люди».

— Да…

— Так они не мои. Они из Secret Service. Я же, как вам, наверное, известно… — когда Сиффорд наклонился, волосы упали на глаза. Прищурясь, он смерил взглядом коридор перед президентскими апартаментами, — из ФБР. Разные ведомства.