– Ник, я знаю, что вы крайне занятой человек, – сказал Джером Сандквист, проводя Ника мимо украшавших стены его кабинета фотографий мускулистых теннисистов, – но если я и отвлек вас от каких-то важных дел, прошу винить в этом не меня, а вашего сына.

Сандквист нарочно говорил громко, чтобы его слышал Лукас, сидящий на стуле у стены. Он сидел ссутулившийся, поникший и казался очень маленьким. На нем была клетчатая рубашка поверх серой футболки и спортивные брюки с молниями выше колена, чтобы превращать их в шорты.

Ник уже сто лет не видел сына в шортах, а тот не поднял глаз на вошедшего в кабинет отца.

Стоя посреди кабинета в плаще и с зонтом в руках, так как на улице вновь шел дождь, Ник проговорил:

– Ты что, опять курил в школе?

Лукас ничего не ответил.

– Отвечай отцу, Лукас! – усаживаясь за письменный стол необъятных размеров, приказал Сандквист, и Ник невольно задумался о том, почему самые большие письменные столы и самые большие кабинеты чаще всего бывают у далеко не самых нужных на свете людей.

Потом Ник задумался о том, что Джером Сандквист всего лишь директор одной из школ штата Мичиган, но в данный момент играет в судьбе семьи Коноверов гораздо большую роль, чем, например, Уиллард Осгуд.

Лукас покосился на директора школы покрасневшими глазами и снова уставился в пол.

Неужели его довели до слез?

– Хорошо, если ему не хватает мужества признаться во всем самому, буду говорить я, – с торжествующим видом заявил Сандквист. – Я вам уже говорил, что, если ваш сын еще раз закурит в школе, он будет из нее исключен.

– Я это помню, – пробормотал Ник.

– Я также говорил вам о том, что в случае обнаружения у него наркотиков, мы вызовем полицию.

– Каких наркотиков?

– Несколько лет назад школьный совет единогласно принял решение о том, что любой учащийся, курящий, распространяющий или даже просто имеющий при себе марихуану, будет выдворен из школы, подвергнут аресту и в установленном порядке исключен из школы.

– Подвергнут аресту? – пробормотал Ник, и у него пробежал холодок по спине. Он понял, что у Лукаса красные глаза не потому, что он плакал, а потому, что он курил гашиш.

– В таких случаях мы вызываем полицию, чтобы она делала свое дело. И должен сказать вам, что законы штата Мичиган очень сурово наказывают несовершеннолетних, у которых находят марихуану. Возможно, две тысячи долларов штрафа вас и не напугают, но очень часто судьи приговаривают несовершеннолетних и к тюремному заключению на срок от сорока пяти суток до одного года.

– Но послушайте…

– Согласно законам штата Мичиган, мы должны немедленно вызвать полицию. Другого выхода у нас нет.

Ник кивнул и схватился руками за виски. Его голова раскалывалась от боли.

Боже мой! Люк исключен! Но ведь в радиусе сорока миль нет другой обычной школы! А в какую частную школу Люка возьмут после исключения за наркотики? Что бы сказала сейчас Лаура? Она бы нашла выход из этой ситуации!

– Давайте поговорим, – сказал наконец Ник. – С глазу на глаз. Без Люка.

Сандквисту довольно было шевельнуть головой, чтобы Лукаса и след простыл.

– Жди в коридоре, – приказал вслед ему Сандквист и повернулся к Нику. – Мне очень жаль, что я вынужден так поступить.

– Ну послушайте же! – Ник подался вперед в кресле; на мгновение все смешалось у него в голове; он больше не был видным гражданином Фенвика, президентом и генеральным директором крупной компании; он снова стал мальчиком, умоляющим сурового директора школы о прощении. – Я тоже очень сердит на Люка. Может быть, даже больше вас. Мы должны дать ему понять, что его поведение недопустимо. Но ведь он же сделал это в первый раз!

– Мне почему-то кажется, что он сделал это далеко не в первый раз, – покосившись на Ника, заявил Сандквист. – Но в любом случае это ничего не меняет. Я обязан выполнить постановление школьного совета.

– Но ведь у него не нашли оружия, он не продавал наркотики другим школьникам. Он просто курил сигарету, да?

– Теперь и этого достаточно, – кивнув, сказал Сандквист.

– Прошу вас, подумайте о том, что вынес мой сын за год, прошедший с момента смерти его матери! – Ник говорил таким умоляющим тоном, что сам стеснялся звуков своего голоса.

Судя по всему, директора школы не разжалобили слова Ника. Более того, у него был почти злорадный вид. Ник почувствовал, что в его душе закипает гнев, но понимал, что в этой ситуации ни в коем случае не должен дать ему волю.

– Я умоляю вас о милосердии, – набрав в грудь побольше воздуха, проговорил Ник. – Я сделаю все, что в моих силах, для вашей школы. Все, что может сделать для нее «Стрэттон»!

– Вы что, хотите откупиться? – произнес по слогам Сандквист.

– Конечно же нет! – воскликнул Ник, хотя они с Сандквистом прекрасно понимали, о чем идет речь. Крупная скидка на мебель могла сэкономить для школы сотни тысяч долларов в год.

Сандквист прикрыл веками глаза и покачал головой.

– Вы поступаете недостойно, Ник! – сказал он. – Что станет в будущем с вашим сыном, если он поймет, что может нарушать установленные для всех правила только потому, что его отец директор крупной компании?

– Он никогда не узнает о нашем разговоре! – поспешил заверить Сандквиста Ник, хотя и сам не мог поверить в то, что только что предложил директору школы взятку.

Как же он пал! Взятки – оружие Скотта Макнелли и Тодда Мьюлдара, а не Ника Коновера!

Теперь Сандквист смотрел на него взглядом, в котором сквозило разочарование и, возможно, даже презрение.

– Будем считать, что вы ничего такого не говорили, – процедил он сквозь зубы. – Но я окажу снисхождение вашему сыну по причине гибели его матери. Я сообщу полиции, что мы сами во всем разберемся. В таком случае они обычно не вмешиваются. Ваш сын исключается из школы на пять дней, но в течение этого периода и в течение всего остального учебного года он обязан регулярно посещать собеседования со школьным психологом. Если у него опять обнаружат наркотики, я немедленно передам его в руки полиции.

Ник встал и подошел к письменному столу директора.

– Благодарю вас, – проговорил он, протягивая Сандквисту руку. – Огромное вам спасибо за понимание и снисхождение.

Сандквист сделал вид, что не замечает протянутой руки.

Через десять минут Ник вышел вместе с Лукасом из стеклянных дверей школы. Дождь лил как из ведра. Ник открыл большой зонт, но Лукас зашагал вперед под дождем с таким видом, будто твердо решил вымокнуть до нитки.

Рядом с автомобилем отца Лукас тоже остановился в нерешительности. Казалось, он сейчас пустится наутек.

Пока Ник выезжал с парковки, в машине царило напряженное молчание.

Действие марихуаны явно прошло, и Лукас сидел подавленный и злой. У него был такой вид, словно он попал в плен и готовится ничего не говорить даже под пыткой.

Ник же молчал потому, что боялся того, что скажет, если откроет рот.

Лукас потянулся к магнитоле и нашел какую-то громкую рок-музыку.

Ник немедленно выключил радио.

– Ну что, небось гордишься собой? – сказал Ник.

Лукас молча смотрел на дворники, монотонно вытирающие мокрое ветровое стекло.

– Знаешь, таким поведением ты очень расстроил бы маму. Скажи спасибо, что ее больше нет с нами.

Лукас молчал, но Ник ждал ответа. Он уже собирался сказать еще что-то, когда его сын глухим голосом произнес:

– Ты об этом позаботился.

– Что ты несешь?!

Лукас не ответил.

– Что за чушь ты несешь?!

Внезапно Ник увидел на ветровом стекле перед собой собственную слюну, и до него дошло, что он уже не говорит, а орет. Остановив машину у тротуара, Ник повернулся к Лукасу.

– А что ты хотел бы от меня услышать? – проговорил Лукас глухим дрожащим голосом, избегая смотреть в глаза отцу.

Ник не верил своим ушам.

– Что ты все-таки имеешь в виду? – проговорил он, собрав последние крупицы спокойствия.