– У тебя совершенно больной вид, – заявил Скот Макнелли и впился зубами в сандвич.

– Да нет. Я нормально себя чувствую, – ответил Ник, отпил воды со льдом и вздрогнул от холода.

– Сейчас тебе станет лучше. Мои цифры тебя подбодрят! – с этими словами Скотт вытащил две пачки переплетенных документов и подсунул один экземпляр Нику.

Отчет о доходах, отчет о потоках наличности, бухгалтерский баланс…

– Читай, читай!.. Какие вкусные у них тут булочки! Интересно, на чем они их жарят? – Макнелли отхлебнул кока-колы. – А ты чего не ешь?

– Нет аппетита.

Ник рассеянно листал документы. Скотт некоторое время изучал кока-колу у себя в стакане и внезапно заявил:

– Я читал, что после введения заменителя сахара в организм крыс те теряют интерес к жизни.

Ник хмыкнул, не слушая Скотта.

– Ты видал крысу, потерявшую интерес к жизни? – продолжал тот. – Она сворачивается в клубок и не движется. Иногда она даже отказывается от кукурузы.

С этими словами Скотт снова впился в сандвич.

– А что такое «Стрэттон-Азия»? – спросил Ник.

– А я-то думал, ты вообще не читаешь… Это наша дочерняя фирма. Я создал ее, чтобы она распространяла нашу продукцию в Азии и в бассейне Тихого океана. Такой фирме легче получить все необходимые разрешения, и она может воспользоваться налоговыми льготами по соглашениям между США и многими азиатскими странами.

– Здорово. И что это, все законно?

– А ты, конечно, думал, что соблюдать законы не стоит?

– Не говори глупостей! – Ник поднял глаза на Скотта Макнелли. – Я что-то не понимаю. Неужели наши доходы действительно растут?

Скотт кивнул, попытался что-то сказать, но с полным ртом выдавил из себя лишь нечленораздельное мычание. Некоторое время Скотт энергично жевал и наконец заговорил:

– Как видишь, растут.

– Но ты же говорил, что наши дела не скоро пойдут в гору!

– Мало ли что я говорил? Как ты думаешь, за что мне платят здесь деньги? За мое умение находить правильные комбинации. Вот за что!

– Какие еще «комбинации»?

– Не забывай о том, что я хороший шахматист.

– Ладно. Подожди… – Ник вернулся к началу документа и стал внимательнее изучать цифры. – Вот ты пишешь, что наши продажи за рубежом выросли на двенадцать процентов. Сколько это в денежном выражении?

– Ты читай, читай. Там все написано. Черным по белому. Цифры не врут.

– Я только на прошлой неделе говорил с Джорджем Колесандро из Лондона. Джордж утверждает, что все очень плохо. Сомневаюсь, что Джордж считает хуже тебя.

– В Лондоне все считают в фунтах стерлингов, – покачал головой Скотт. – А фунт стерлингов по отношению к доллару сейчас очень вырос, – с загадочной улыбкой добавил он. – А мы должны все рассчитывать на основе самого последнего обменного курса, правда?

– Ах вот оно в чем дело! Ты все посчитал по другому курсу! – Ника трясло; сейчас он легко задушил бы хитрого Скотта Макнелли. – Выходит, на самом деле наши дела не лучше, а еще хуже, чем раньше, а ты замаскировал это, пересчитав все по другому обменному курсу?

– Общепринятые принципы бухгалтерии требуют, чтобы мы всегда пользовались самым последним обменным курсом.

– Принципы принципами, но на самом деле это только на твоей бумаге дела у нас лучше, чем в прошлом квартале! – Ник сжал пальцами виски. – А со «Стрэттон-Азией» ты проделал такую же «комбинацию»?

– Конечно. Я везде рассчитывал по новому обменному курсу, – проговорил Скотт, опасливо косясь на Ника.

– Но это же обман! – Ник хлопнул переплетенными документами по столу. – Ты что, хочешь меня подставить?

– Никто не собирается тебя подставлять! – Скотт покраснел и говорил, не поднимая глаз от тарелки. – Это не обман. Я просто смотрю на положение вещей с иной точки зрения. И вообще, если мы не покажем нашим хозяевам из Бостона, что у нас дела пошли в гору, они же порвут тебя первого. Послушай, в том, как я преподношу эти цифры, нет никакого обмана.

– Но они же не отражают истинного положения вещей!

– Скажем, они делают истинное положение вещей менее явным. Но ведь ты прибираешься дома перед приходом гостей? Моешь машину перед ее продажей?.. Никто из директоров ни о чем не догадается. Уверяю тебя.

– То есть ты считаешь, что твоя махинация сойдет нам с рук?

– Ну конечно же. И не забывай, пожалуйста, что сейчас речь идет о нашей с тобой работе, которую мы легко можем потерять!.. А так мы выиграем еще немного времени.

– Ну нет! – рявкнул Ник, нервно барабаня пальцами по столу. – Мы скажем им все как есть!

Макнелли покраснел еще больше то ли от стыда, то ли от злости или от того и от другого.

– А я-то надеялся, что ты поставишь мне памятник, – прошипел он сквозь сжатые зубы.

Ник невольно усмехнулся и вспомнил бывшего финансового директора «Стрэттона» Генри Хаченса. Старик Хаченс был непревзойденным бухгалтером старой школы. Никто не разбирался лучше него во всех хитростях старомодных бухгалтерских балансов, но он, конечно, ничего не знал о структурированном финансировании, производных ценных бумагах и других новомодных штучках, без которых теперь не могла выжить ни одна крупная фирма. Хаченс никогда не пошел бы на такое мошенничество, да он бы и не знал, как прокрутить такую комбинацию.

– Ты помнишь, что мы ужинаем сегодня вечером с Тоддом Мьюлдаром?

– Ровно в восемь, – ответил Ник.

Он с ужасом думал о предстоящем ужине. Мьюлдар позвонил ему несколько дней назад и сказал, что будет проездом в Фенвике таким тоном, что сразу стало понятно: без важного дела никому, тем более ему, не придет в голову «быть проездом в Фенвике», а уж тем более задерживаться в этом городишке на ужин.

– Я сказал Мьюлдару, что опишу ему наше финансовое положение перед ужином.

– Я попрошу при этом изложить все так, как оно есть.

– Бухгалтерия чем-то напоминает астрономию, – покачал головой Макнелли. – К одному астроному после лекции однажды подошла старушка и сказала, что он заблуждается, потому что земля плоская и покоится на панцире гигантской черепахи. «А на чем покоится черепаха?» – спросил старушку ученый. «Не заговаривайте мне зубы, молодой человек, – ответила ему старушка. – Черепаха всегда найдет, на что ей опереться».

– Ну и в какой роли ты выступишь сегодня перед Мьюлдаром? Астронома, старушки или, может быть, черепахи?

Макнелли пожал плечами.

– Короче, расскажешь ему все как есть. И будь что будет.

– Хорошо, – не поднимая глаз от тарелки, ответил Макнелли. – Будь по-твоему, директор здесь ты.

Телефон в кабинке у Одри зазвонил. Она посмотрела на номер звонившего и решила не поднимать трубку.

Одри хорошо знала этот номер. Это был номер женщины, регулярно звонившей ей раз в неделю с таких давних пор, что Одри уже не помнила, когда все это началось. А началось это тогда, когда был найден труп убитого сына этой женщины.

Женщину звали Этель Дорси. Это была приятная верующая негритянка, самостоятельно вырастившая четырех сыновей и гордившаяся ими, не имея ни малейшего представления о том, что трое из ее мальчиков по уши погрязли в бандитизме, торговле наркотиками и оружием. Когда сын Этель Дорси по имени Тайрон был найден застреленным в Гастингсе, Одри сразу поняла, что это убийство связано с наркотиками и, как и множество других связанных с наркотиками убийств, никогда не будет раскрыто. Теперь на Одри висело нераскрытое дело. Этель Дорси пострадала больше, она лишилась одного из сыновей, и Одри никак не могла набраться мужества и сказать бедной набожной женщине всю правду о том, что ее Тайрон погиб в перестрелке из-за наркотиков. Одри помнила слезы в глазах Этель, ее добрый открытый взгляд. Этель чем-то напоминала Одри ее бабушку. «Он хороший ребенок!» – повторяла Этель, и Одри была не в силах сообщить ей, что ее ребенка пристрелили, когда он торговал наркотиками. Пусть лучше Этель навсегда запомнит своего сына славным мальчуганом!

Этель звонила каждую неделю, вежливо извинялась и спрашивала, не нашли ли убийцу ее мальчика. А Одри говорила ей правду – нет, еще не нашли, но мы ищем и обязательно его найдем…