— Не совсем… Она думает, что Дезире это чудо. Она просто хочет получить шанс чего-нибудь добиться.

Я пересказала то, что услышала от Лайзы.

— Самое лучшее, что она может сделать, — заявила Марта, — это упаковать свои вещи, вернуться назад, найти какого-нибудь фермера, который бы женился на ней, а потом доить коров.

— Откуда ты знаешь? — возразила мама. — У нее может оказаться талант. Во всяком случае, у нее хватило решимости приехать в Лондон.

— Решимость это еще не талант, как вы должны знать.

— Но это одно из необходимых слагаемых успеха.

— Это хлеб, выпеченный без дрожжей. Он никогда не подойдет.

— С каких это пор ты стала экспертом в кулинарии?

— Я в театре достаточно давно, чтобы знать о нем все. И на каждого, кто достигает вершины, приходится десять тысяч, кто пытался и не сумел этого сделать.

— Некоторые справляются с этим. Почему бы бедной девушке не попробовать? Во всяком случае, она имеет право на попытку. Она же пыталась играть в своей деревне.

— Деревенская публика это не лондонская публика.

— Конечно, между ними большая разница. Но не думаю, что эта девушка откажется от своего замысла раньше, чем получит шанс показать, на что она способна.

— Значит, вы уже прикидываете, можете ли дать ей такой шанс, верно? Как и многим другим, кому вы хотели помочь. И что вы получили в знак благодарности? Некоторые из них осмеливаются упрекать вас в том, что вы помешали им, потому что они полагали, что вы преподнесете им успех на блюдечке, а этого не произошло. Они говорят, что вы так поступали из зависти. Храни нас Господь от подобной чепухи.

— Думаю, каждый должен иметь свой шанс, — настаивала мама. — По крайней мере, стоит посмотреть, что она умеет делать.

— Только не забывайте, что у вас шесть спектаклей в неделю и еще два дневных представления, прежде чем приступите к осуществлению своего самаритянского акта.

— Буду помнить, — ответила мама, зевая. — Вечерний спектакль прошел прекрасно. Они были готовы держать нас на сцене до утра. Так приятно, когда зрители приветствуют тебя. Похоже, «Графиня Мауд» продержится долго.

— А еще похоже, что вам пора отправляться в постель, — выразительно заявила Марта.

— Знаю, — ответила мама, — иначе я не высплюсь.

Неожиданно для себя я поцеловала ее. Я подумала, какая она добрая. В самый расцвет своего успеха она думала о бедной девушке, и я не сомневалась, что мама сделает все, чтобы помочь ей.

Самая главная добродетель, подумала я, это забота о других.

Лайза Финнелл оставалась у нас чуть больше недели. Мама прослушала ее пение. Она нашла, что Лайза обладает весьма неплохим голосом. Достаточно нескольких уроков, чтобы его правильно поставить. Танцевала она тоже недурно. Было решено отправить ее к учителю пения, которого знала Дезире.

Дезире занялась этим с подлинным энтузиазмом. Она вела себя, по определению Марты, как настоящая самаритянка, а часто и просто как дурочка по отношению к своей «хромой милашке». Но Дезире настаивала, что раз ее экипаж повинен в несчастном случае, будет справедливо, если она поможет бедняжке, которая так пострадала. Девушка не имела средств к существованию, но она мужественно боролась, и маме казалось совершенно естественным взять ее под свое крыло.

Было решено, что Лайза останется у нас до тех пор, пока не поправится.

Лишь некоторые вещи Лайзы мы забрали из ее комнаты, бедность которой ошеломила нас обеих. Я вполне разделяла чувства мамы и тоже старалась помочь, чем могла.

После трех уроков пения мама сказала Марте и мне:

— Я не вижу оснований, почему бы Долли не дать ей место в хоре, я всегда полагала, что линия хора слишком редкая.

— Редкая! — вскричала Марта. — О чем ты говоришь?

— В том номере, где девушки кладут руки на плечи друг друга, они должны находиться как можно ближе друг к другу. Некоторые из них испытывают при этом трудности, что снижает эффект.

— Чепуха, — сказала Марта, — это один из лучших номеров.

— Но он может быть еще лучше. Тебе так не кажется, Ноэль?

Я не замечала, чтобы девушки испытывали какие-либо трудности, но поспешила согласиться с мамой.

— Да, — сказала я, — туда вполне можно включить еще одну девушку.

— Я поговорю с Долли, — заявила мама.

— Он сойдет с ума, — колко бросила Марта.

Я присутствовала при разговоре с Долли. Мама сказала мне перед этим:

— Я не хочу, чтобы Марта вмешивалась. Она будет на его стороне. Но ты останься, Ноэль. Ты его слабость, и он не станет при тебе вести себя категорично.

Итак, я присутствовала при разговоре.

— Долли, — начала мама, — мне кажется, что линия хора у нас немного редковата.

— Редковата? — вскричал Долли.

— Мне так показалось.

— Это очередное заблуждение.

— Тут есть девушка, — продолжала она, — хорошая девушка. Для нее это может стать чудесным стартом, к тому же она пострадала от моего экипажа. Думаю, что, если включить ее в хор, это будет для меня хорошим выходом из положения.

— Я занимаюсь театром не для того, чтобы впихивать кого-либо в хор лишь потому, что он попал под копыта твоей лошади.

— Послушай, Долли, это бедная девушка.

— Не хочу и слышать, если ты собираешься говорить о том, чтобы воткнуть одну из твоих протеже в мой хор.

— Твой хор! А кто сделал эту пьесу? Разве не я?

— С небольшой помощью с моей стороны да еще некоторых других. Актеры и актрисы всегда преувеличивают свою значимость.

— Долли, ты не такой дурак, каким хочешь казаться. Мы вполне можем принять еще одну девушку, в хор. И ты это знаешь.

— Нет, — твердо заявил Долли.

— Долли, я прошу тебя, — настаивала Дезире.

— Я полностью отдаю себе отчет во всем. Тебя одолевают бредовые идеи помогать всем, кто приходит к тебе со слезливыми сказочками. Это так похоже на тебя. И это не в первый раз. Только дай этой девушке работу, и к твоим дверям проложат дорогу тысячи. Ты будешь тысячами извлекать их из-под колес своего экипажа. Мы всю сцену забьем хористками. Для ведущих актеров не останется свободного уголка.

— Долли, я прошу всего лишь за одну.

Долли принял одну из своих театральных поз, сжал голову ладонями, лицо его приняло выражение крайнего отчаяния.

— Как я страдаю! Боже всемогущий, за что ты так наказываешь меня, ну что такого я сделал, что так страдаю из-за этой женщины? Она намерена разорить меня. Она намерена все разрушить. Она хочет угробить спектакль, в который я вложил все, чем обладаю. Она хочет заполонить мою сцену сотнями жеманных, идиотских хористок!

— Заткнись! — сказала мама. — Разве кто-нибудь говорил о сотнях? Еще раз повторяю — речь идет об одной. И если вы будете разорены, мистер Доллингтон, то сделаете это своею собственной рукой. Из-за вас я чувствую себя больной… слишком больной, чтобы приехать на вечерний спектакль. Вам придется пригласить Джанет Дэр. Посмотрим, как это понравится публике. Я не хочу играть с хором, который убог лишь потому, что мистер Доллингтон, воображающий себя Гарриком и Кином[10] одновременно, боится потратить еще несколько пенсов на шоу, в то время как другие работают так, что едва не сводят себя в могилу, тишь бы пьеса шла… Пойдем, Ноэль, сделай мне компресс с одеколоном. Я чувствую, как начинается приступ ужасной головной боли.

Она взяла меня за руку и направилась к двери.

— Ладно, — сказал Долли. — Я ничего не обещаю, но я должен хоть взглянуть на эту девицу.

Мама заулыбалась. Головная боль мгновенно исчезла.

— Долли, дорогой, — проворковала она, — я знала, что ты поступишь справедливо.

В результате Лайза Финнелл спела для Долли под аккомпанемент маминого пианиста Джорджа Гарленда. Мы с Мартой присутствовали при этом.

Лайза спела «Чем я могу быть вам полезной, мадам?», удачно имитируя маму.

Долли хмыкнул и попросил ее исполнить один из танцев, что та и сделала.