Я цеплялась за Родерика. Он здесь… В безопасности… Рядом со мной. Меня утешали, но я не могла выбросить из головы эти мысли.
Я убеждала себя: «Это сделала Лайза, неумышленно, конечно». Должно быть, все произошло именно так как предполагала в своих показаниях леди Констанс. Мы вышли из суда с облегчением. Но сомнения остались, и они преследовали нас все шесть лет.
Через год после вердикта мы с Родериком поженились. То, что случилось, наложило отпечаток на всех нас. Мари-Кристин очень счастлива. Но и она о чем-то размышляет, и в ее глазах живут тайны. Ее уже нельзя назвать ребенком.
У нас с Родериком сын и дочь. Роджеру четыре года, Кэтрин около трех. Они чудесные дети. Когда я наблюдаю, как они играют в саду или катаются на пони, я счастлива. Затем я иду в дом и прохожу мимо комнаты, где жила Лайза. Здесь нет ее видимых следов… Но тем не менее она остается там.
Мой отец навещает нас. Он очень гордится своими внуками и часто повторяет, что самым счастливым днем для него был тот, когда я разыскала его. Он очень хорошо ладит с Чарли, я думаю, они часто говорят о маме.
Я была глубоко тронута, когда он отдал мне статуэтку «Танцующей девушки». Он хотел, чтобы она хранилась у меня. Я знала, что это самая дорогая вещь для него и не хотела брать, но он настоял. Он объяснил мне:
— Когда я смотрел на нее, я чувствовал, что она рядом. Это было большим утешением для меня. Теперь у меня есть дочь и внуки. И так получается, что она должна остаться у тебя.
Она стоит в моей комнате. Я вижу в ней мою маму. Сходство схвачено, есть что-то, что, безусловно, было присуще только ей. Когда я смотрю на статуэтку, я воображаю, что она рядом, удовлетворенно улыбается, потому что я преодолела все трудности на пути к счастью.
Леди Констанс и я — лучшие друзья. Великую радость ей доставляют внуки. По натуре она холодна, но ее привязанность ко мне велика, и не может быть сомнений в ее любви к внукам.
Когда Леверсон-Мейнор стал нашим домом, Мари-Кристин была очень довольна. Ее интерес к археологии перерос в страсть. Сейчас она дружит с молодым археологом, с которым познакомилась через Фиону и Джека. Верю, что неизбежна помолвка. Но память о Лайзе не дает покоя даже Мари-Кристин. Неужели это навсегда? Все в доме задаются этим вопросом. Я знаю это от Герти. Недавно я откровенно беседовала с ней. Она сказала:
— Я забеспокоилась, когда глупая Мейбл стала говорить в суде. Ее слова испугали меня, но я твердо решила: необходимо доказать, что ее показаниям нельзя верить.
— Ты объяснила, что у нее неустойчивая психика, и, когда ее вызвали, она подтвердила это, — напомнила я.
— Она, наверное, слышала разговоры слуг, — предположила Герти.
— Разговоры о чем? — удивилась я.
— Все знали, что вы были обручены с мистером Родериком, и все расстроились, потому что вы думали, что он ваш брат. Потом он женился, а вы обнаружили, что он вам не брат и вы могли пожениться.
— Откуда ты все это знаешь? — Я была изумлена.
— Прислуга всегда все знает. Что-то услышат в одном месте, что-то в другом. Одно дополняет другое. Слуги любят вас. Они ждали, что вы и мистер Родерик поженитесь.
— Ты хочешь сказать, что они все знали, но промолчали?
— Они отвечали на вопросы. Они не собирались говорить больше, чем их спрашивали.
— Кроме Мейбл.
— Ну, она многого не знала. Так, собирала частицы своим сумасшедшим способом, а потом все перепутала.
— Герти, — сказала я, — твои показания все изменили.
— Я этого и добивалась. Я не хотела неприятностей. Я никогда не забуду о том бюсте. Меня бы выгнали, если бы не вы.
— А что они на самом деле думают о смерти миссис Клэверхем?
— О, они уверены, что она приняла лекарство сама. Думают, по ошибке.
Я поняла. Они бы хотели так думать. Что они думали на самом деле? И часто ли они об этом вспоминают?
Был чудесный весенний день. Я сидела в саду с леди Констанс, как бывало часто. Дети играли на лужайке, и я видела, что она наблюдает за ними.
— Красивые дети, — сказала она. — Я вижу в них и тебя, и Родерика.
— Правда? А я тщетно пытаюсь найти сходство.
— Оно есть. Спасибо тебе, дорогая. Я была так рада, что ты вернулась. Я часто вспоминаю то время, которое мы провели вместе в глубокой темной дыре. Сейчас все восхищаются мозаикой, проходя по тому полу, где мы с тобой сидели, думая, что нам пришел конец. Это стало поворотом в моей жизни.
— Это было началом нашей дружбы, я так благодарна судьбе.
— Для меня это было откровением.
Улыбаясь, к нам подошла Кэтрин и показала сорванную маргаритку.
— Это мне? — спросила леди Констанс.
Кэтрин покачала головой и протянула цветок мне.
— Я нашел только одну, бабушка. — К нам подбежал Роджер. — Это тебе.
Я была тронута выражением удовольствия на ее лице. Я подумала о том, как мы счастливы. И взглянула через плечо на окно комнаты, где жила Лайза. Я могла вообразить, что вижу ее там. Это случалось часто. Неужели так будет всегда?
Дети убежали.
— Хорошо, что все так обернулось, — сказала леди Констанс.
— Мы очень счастливы, — подтвердила я.
— Мы никогда не были бы счастливы, если… Мы должны забыть то время, Ноэль. Оно все больше отодвигается от нас. Но я знаю, что ты не можешь забыть полностью.
— А вы можете?
Она покачала головой.
— Вспоминаю временами. Прошлое иногда приходит. Я говорю: «Уходи. Ты принесло достаточно горя в свое время». Я рада… Рада, что она умерла, Ноэль. Так было лучше и для нее, и для нас.
— Она могла выздороветь.
— Она никогда не была бы полностью здорова. Я не могу представить себе жизни без внуков. Новые поколения Клэверхемов будут жить здесь. Важно будущее, но я все помню и буду помнить. — Она откинулась в кресле и замолчала.
Некоторое время стояла тишина. Я посмотрела: ее глаза были закрыты. Я подумала, что она спит, но через некоторое время встревожилась. Я тихонько заговорила с ней. Ответа не было. Я тронула ее за руку. Она не шевельнулась. Я позвала на помощь. Мы отнесли ее в кровать и вызвали врача.
У нее был сердечный приступ, но через несколько дней она поправилась. Она была еще очень слаба, и доктор Дафти сказал, что ей нужен покой.
Он серьезно поговорил с нами.
— Она должна ходить осторожно. Она слишком активна. Пусть больше отдыхает. Я знаю, как трудно заставить леди Констанс делать то, что ей не хочется, но это необходимо. Вы должны быть тверды.
— Вы думаете, все будет в порядке?
— Сердце — жизненно важный орган, как вы знаете. У нее было сильное потрясение, когда умерла миссис Лайза Клэверхем, и это отразилось на ее здоровье. Следите, чтобы она ходила очень медленно. И при малейшей опасности сообщите мне.
Ей становилось все хуже. После полудня мы с детьми навестили ее.
Наступил вечер. Дети пришли пожелать ей спокойной ночи, прежде чем отправиться спать.
Она попросила:
— Останься со мной. Ноэль.
Она лежала на подушках. Дети утомили ее, хотя она не хотела в этом признаваться. Она выглядела очень уязвимой. Хотя это слово так не подходило к ней.
— Я хочу поговорить с тобой. И с Родериком тоже. С вами обоими.
— Он скоро будет дома.
Она улыбнулась и кивнула.
Я обрадовалась, когда вернулся Родерик. Мы крепко обнялись, как делали всегда, даже если расставались ненадолго. Мы не переставали благодарить судьбу за то, что мы вместе. Неуверенность прошлого все еще оставалась.
Я сообщила:
— Что-то случилось. Твоя мама хочет поговорить с нами.
— Ей хуже? — с тревогой спросил он.
— С ней что-то произошло. Я думаю, мы должны пойти к ней немедленно.
Ее лицо просветлело, когда мы вошли. Я села с одной стороны постели, Родерик — с другой.
Она произнесла:
— Я хочу поговорить с вами обоими. Я чувствую, что у меня осталось немного времени, а я должна вам кое-что рассказать.
— Не утомляй себя, мама, — попросил Родерик.