В пять часов мама согласилась, что в этот день играть не сможет. К тому времени Долли был уже на взводе. Что на сей раз скажет публика? Они решат, что нет смысла заранее покупать билеты, поскольку неизвестно, что тебе покажут. А газетчикам только этого и нужно. Они и так уже намекали, что у Дезире проблемы с алкоголем. Такие вещи не нравятся публике. Кто поверит в эти желудочные колики?
В этом-то и была проблема. Я тоже не очень-то в них верила. Я ужасно боялась, что причина не в том, что она съела что-то неподходящее.
Мама сказала мне:
— Поезжай сегодня в театр. Думаю, Лайзе будет легче, если ты будешь рядом. Робер тоже в городе. Он пойдет с тобой.
Я не хотела, чтобы она почувствовала, как я волнуюсь за нее, поэтому согласилась. Завтра мы с Мартой подумаем и решим, что делать. Скорее всего следует пригласить специалиста и выяснить, нет ли чего-то серьезного.
Перед самым отбытием Лайзы в театр я перекинулась с ней парой слов.
Она была бледна и очень волновалась.
— Я осмелилась сделать одну вещь, — сказала она. — Даже не знаю, что меня заставило. Я написала записку Родерику Клэверхему и пригласила его сегодня в театр, поскольку играю главную роль.
Я была поражена.
— Что он может подумать? — продолжала она. — Наверное, он не придет.
— Зачем ты это сделала?
— У меня было желание собрать в зрительном зале всех друзей, всех, кого смогу.
— Все будет хорошо, — сказала я. — Интересно, он придет?
— Он же говорил, что жалеет, что не видел меня в этой роли.
Но я не могла ни о чем думать, кроме здоровья моей матери. Мне хотелось поговорить об этом с Мартой. Чарли как назло уехал из Лондона. Он бы проявил понимание и помог найти хорошего специалиста. Мы с Мартой не сомневались в необходимости этого.
Я была очень рада, что Робер был со мной в тот вечер. Он обычно ангажировал ложу в театре на все время, пока моя мать играла в спектакле, так что мы могли пользоваться ею в любой момент. Это было очень удобно.
Я взглянула вниз. В десятом ряду партера я увидела Родерика. Он посмотрел вверх на ложу и помахал мне рукой. Значит, он пришел посмотреть Лайзу.
Я предполагала, что произойдет, когда Долли выйдет на сцену и произнесет свой монолог. Публика была ошеломлена, затем послышался ропот.
У Долли был чрезвычайно расстроенный вид, весь его облик выражал глубочайшую скорбь. Он мужественно вышел навстречу судьбе.
— Дезире в отчаянии. Она надеется, что вы простите ее. Поверьте, если бы она была в состоянии дойти до сцены, она бы сделала это.
Из зала вышли один или два человека. Мы с тревогой ждали, что за ними последуют другие. Мы пережили несколько неприятных моментов, затем все успокоилось.
Зрители пришли посмотреть спектакль. Они пришли развлечься, и хотя им предложили не совсем то, на что они рассчитывали, предпочли остаться.
Занавес поднялся, запел хор, затем хористы расступились, и появилась Лайза. «Могу ли я помочь вам, мадам?» Она выложилась полностью. Мне показалось, она была превосходна.
«Пусть она им понравится», — молилась я про себя.
В ложу тихо вошел Долли и сел рядом с нами, больше глядя в зал, чем на сцену.
Спустя некоторое время напряжение спало. Все шло совсем неплохо. Я чувствовала, что даже Долли немного успокоился.
В антракте он вышел.
Робер сказал:
— Совсем неплохо. Эта молодая девушка… Она, конечно, не Дезире, но очень хорошая актриса.
Я отозвалась:
— Да, она исполняет эту роль уже в третий раз, и с каждым разом получается все лучше и лучше.
— Для нее это тяжелое испытание.
Открылась дверь, и в ложу заглянул Родерик.
— Привет, — воскликнула я, — я видела тебя внизу. Робер, это Родерик Клэверхем, сын Чарли. Родерик, это месье Робер Буше.
Они обменялись приветствиями.
— Очень хорошо, что ты пришел, — сказала я. — Лайза будет рада.
— Как чувствует себя твоя мама?
— У нее опять приступ. Мы собираемся показать ее специалисту. Так больше не может продолжаться. Как тебе нравится спектакль?
— Очень. Я сижу довольно далеко от сцены, однако это самое лучшее, что я смог достать за такой короткий срок.
Я взглянула на Робера и сказала:
— Это ложа месье Буше. Он любезно разрешает нам пользоваться ею.
Робер быстро вмешался:
— Вы можете присоединиться к нам. Здесь хорошо видно сцену, за исключением правого угла. Но это не так важно.
— Очень любезно с вашей стороны. Я буду признателен.
— Ты долго пробудешь в Лондоне? — спросила я Родерика.
— Нет. Я обычно надолго не приезжаю. Дома много работы.
— А твой отец?
— Он сейчас дома. Думаю, скоро приедет в Лондон.
Зазвенел звонок, и начал подниматься занавес.
Я с интересом наблюдала, как Родерик смотрит на Лайзу.
— У нее хорошо получается, — сказала я. — Я очень рада.
Он кивнул.
Наконец занавес опустился в последний раз. Лайза с очевидным удовольствием выходила на поклон. Но вызывали ее не так уж много. Если бы играла мама, то ее вызывали бы бесконечно.
Мы пошли к Лайзе в ее уборную, чтобы поздравить. Она была немного возбуждена, немного встревожена и казалась такой незащищенной и хрупкой. Мне стало жаль ее, и я почувствовала, что Родерик испытывает то же. Тот шанс, который она получила, не принес ей ожидаемого успеха.
Родерик сказал:
— Мне бы хотелось пригласить вас на скромный ужин — вас и Ноэль и, может быть, месье Буше присоединится к нам?
— Прекрасная мысль! — воскликнула Лайза.
Робер извинился и отказался, а я сказала, что должна немедленно вернуться домой и посмотреть, как там мама.
У Лайзы вытянулось лицо, да и Родерик выглядел расстроенным.
Робер предложил:
— Почему бы вам двоим не пойти, а? Мисс Финнелл не помешает подкрепиться и, — как это вы выражаетесь, — немного расслабиться. Я отвезу Ноэль домой.
— Томас заедет за мной и Мартой, — сказала я.
— Тогда мы вместе сядем в экипаж, а этих двоих оставим поужинать.
Родерик вопросительно посмотрел на Лайзу. Я подумала, что он хотел бы поехать к нам и узнать о состоянии мамы, однако у Лайзы был такой несчастный вид, и Робер, конечно, прав, ей необходимо расслабиться. Что касается Родерика, он не мог отказаться от своего приглашения, раз уж сделал его. Так что мы решили, что Родерик и Лайза поедут ужинать, а все остальные отправятся домой.
Когда мы приехали, Робер остался внизу дожидаться известия о здоровье мамы, а мы с Мартой сразу же пошли в ее комнату.
Марта постучала. Но никто не отозвался.
— Спит, — прошептала она. — Это хорошо.
Она открыла дверь и заглянула в комнату. При свете луны мы увидели, что кровать пуста.
Мы вбежали в комнату. И тогда мы увидели ее. Она лежала на полу, и мне бросилось в глаза, что голова ее неестественно откинута. Затем я увидела кровь на ее лице.
Я бросилась к ней и опустилась на колени. Она выглядела очень странно, совсем непохоже на себя.
Я в тревоге окликнула ее. Она не пошевелилась, не ответила; и я внезапно поняла, что она больше никогда не ответит мне.
Та ночь навсегда осталась в моей памяти. Я помню, как все собрались в комнате, в том числе и Робер. Все были потрясены, никто не мог поверить, что произошло нечто ужасное.
Приехал доктор Грин.
Он сказал:
— Должно быть, она упала и ударилась головой об угол столика.
Маму отвезли в больницу, но к тому времени уже стало ясно, что ничего сделать нельзя.
Мы потеряли ее. Я пыталась представить, как мы будем жить без нее, без ее голоса, смеха, без ее веселья. Все осталось в прошлом, мы лишились всего за считанные часы.
Сначала в это невозможно было поверить. Я думала, что никогда не примирюсь со случившимся. Жизнь уже никогда не станет прежней. Я просто не могла представить жизнь без нее. Это было невыносимо.
Почему я не осталась дома в тот вечер? Я могла бы поддержать ее, чтобы она не упала. Я могла бы спасти ее. Пока я была в театре, ни о чем не подозревая, разговаривала с Родериком, Лайзой, Робером, произошло это. И теперь ее нет. Она ушла навсегда.