Нельзя без возмущения читать, г-н судья, доклад судебной полиции за подписями Hauret и Boilet. По поводу подготовки серии покушений на жизнь Седова доклад говорит: "По-видимому, его политическая деятельность действительно составляла предмет достаточно тесного наблюдения со стороны его противников". Одна эта фраза выдает судебную полицию с головой?! Там, где дело идет о подготовке во Франции убийства Седова, французская полиция говорит о "достаточно тесном наблюдении со стороны анонимных противников" и прибавляет словечко "по-видимому". Г-н судья, полиция не хочет раскрытия истины, как она ее не раскрыла в деле похищения моих архивов, как она ничего не раскрыла в деле похищения Рудольфа Клемента. ГПУ имеет во французской полиции и над ней могущественных сообщников. Миллионы червонцев расходуются ежегодно на то, чтоб обеспечить безнаказанность сталинской мафии во Франции. К этому надо еще прибавить соображения "патриотического" и "дипломатического" порядка, которыми с удобством пользуются убийцы, состоящие на службе Сталина и орудующие в Париже как у себя дома. Вот почему следствие по делу о смерти Седова носило и носит фиктивный характер.

24 августа 1938 г.

Койоакан Л. Троцкий

7 февраля 1939 г.

Милостивый государь г. министр!

Если я позволю себе утруждать Ваше внимание по личному делу, то не потому, конечно, что оно имеет исключительное значение для меня - этого было бы совершенно недостаточно, - а потому, что оно входит в область Вашего ведения. Дело идет о моем тринадцатилетнем внуке Всеволоде Волкове, который проживает в настоящее время в Париже и которого я хочу перевезти к себе в Мексику, где в настоящее время проживаю сам. История этого ребенка в кратких словах такова: в 1931 г. он прибыл из Москвы со своей матерью, моей родной дочерью Зинаидой, по мужу Волковой, которая, с разрешения советского правительства проделывала за границей курс лечения от туберкулеза. Именно в этот период советские власти лишили меня, а заодно и мою дочь, прав советского гражданства. Паспорт был у дочери отнят, когда она явилась в советское консульство в Берлине. Оторванная от остальных членов семьи, Зинаида Волкова кончила самоубийством такого-то числа. Всеволод оставался в семье моего сына Льва Седова, который проживал в то время в Берлине вместе со своей подругой, французской гражданкой Жанной Молинье. После прихода Гитлера к власти сын оказался вынужденным переселиться в Париж вместе с Жанной Молинье и с мальчиком. Как Вы, может быть, осведомлены, г. министр, сын мой умер 16 февраля 1938 г. при обстоятельствах, которые продолжают оставаться для меня загадочными. С того времени мальчик оставался в руках госпожи Жанны Молинье.

Юридическое положение Всеволода Волкова таково:

Мать его, как уже сказано, умерла. Отец его, проживавший в СССР, уже около пяти лет как исчез бесследно. Так как он участвовал в свое время активно в оппозиции, то не может быть ни малейших сомнений, что он погиб во время одной из "чисток". Советские власти считают, несомненно, Всеволода Волкова лишенным прав гражданства. Ждать каких бы то ни было справок или документов с их стороны было бы совершенно иллюзорно.

Единственным кровным родственником Всеволода, моего законного внука, остаюсь я, нижеподписавшийся. Если факт этот нелегко при нынешних условиях доказать официальными документами, то его можно без труда установить (если вообще необходима проверка) десятками свидетельских показаний со стороны французских граждан, прекрасно осведомленных о моем семейном положении. В приложении к этому письму я даю перечень известного числа таких граждан.

Никаких других кровных или сводных родственников во Франции или в какой-либо другой стране мира у Всеволода Волкова нет. Г-жа Жанна Молинье не находится с ним в родстве, ни в свойстве. Я предлагал Жанне Молинье, на руках которой находится сейчас Всеволод, прибыть с ним в Мексику. По причинам личного характера она от этого отказалась. Так как я сам не имею возможности прибыть во Францию, то я вынужден организовать переселение моего внука через посредство третьих лиц. Представителем моих интересов в этом вопросе является метр Жерар Розенталь.

Очень простое и совершенно бесспорное в своей фактической основе дело может, однако, ввиду указанного выше переплета обстоятельств, представиться в высшей степени сложным юридически, так как у Всеволода Волкова нет никаких бумаг, которые доказывали бы все изложенные выше факты. При чисто бюрократическом подходе дело такого рода может затянуться на неопределенно долгий срок. Ваше авторитетное вмешательство, г. министр, способно разрубить запутанный узел в 24 часа.

Именно это и заставляет меня утруждать Ваше внимание.

Прошу Вас, г. министр, принять уверения в моих искренних чувствах.

Милостливый государь господин редактор!

25 ноября в Вашей газете напечатано письмо г. Гамильтона, которое начинается со слов "Л. Троцкого письмо в Нью-Йорк Таймс" полно недоказанными инсинуациями". Это очень серьезное обвинение и т. д. Вы позволите мне, надеюсь, доказать, что оно ложно, не попутно обнаружить какими недостойными методами Москва и ее агенты вводят в заблуждение значительную часть общественного мнения всего мира. Данный повод особенно благоприятен, так как теоретический и политический вопрос, затронутый в моем письме, сам по себе представляет огромный интерес для всякого мыслящего человека, независимо от идеологического направления, и так г. Гамильтон - по неведению или по неосторожности - нажал на клапан, особенно неприятный богатыми сюрпризами как для него самого, так и для его подзащитного Сталина. В моем письме заключалось утверждение, что Ленин и вся большевистская партия без единого исключения считали невозможным построение социалистического общества в отдельной стране, тем более столь отсталой, как Россия; и что Сталин только в конце 1924 г. совершил в этом вопросе поворот в 180°, объявив свой собственный вчерашний взгляд "контрреволюционным троцкизмом". Политическая причина поворота Сталина состояла в том, что советская бюрократия успела к этому времени построить свой собственный "социализм", т. е. прочно обеспечить свою власть и благополучие... в отдельной стране. Вопрос этот давно уже вышел за пределы внутренних споров в марксизме. Нельзя понимать ни эволюцию правящей партии СССР, ни характера нынешней советской власти и ее международной политики, если не отдать себе ясный отчет в том, как и почему Сталин порвал с традицией большевизма в вопросе о международном характере социалистической революции. Чтобы доказать, что никакого разрыва не было, г. Гамильтон приводит следующую цитату из статьи Ленина, написанной в 1-915 г. [:].

"Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной отдельно взятой капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств".

Эти строки выражают ту элементарную мысль, что социалистическая революция не может возникнуть в одно и то же время во всех странах мира, а должна неизбежно начаться "сперва" (first или in the beginning) в немногих или даже в одной стране. Под "победой социализма" Ленин понимает здесь, как видно из всей цитаты, завоевание власти пролетариатом и национализацию средств производства, а отнюдь не построение изолированного социалистического общества. Наоборот, Ленин прямо говорит, что завоевание власти должно дать в руки пролетариата средства для развития революции в международном масштабе. Весь аргумент Гамильтона, как и его московских учителей, опирается на отождествление победы социалистической революции с построением социалистического общества. Это грубый софизм! Октябрьскую революцию мы не раз называли "победой социализма". Но мы видели в ней лишь начало исторической эпохи, которая должна преобразовать человеческое общество в международном масштабе.