Вся эта работа анализа и критики фактической стороны судебного отчета уже произведена, отчасти опубликована (брошюры Л. Седова, В. Сержа, ряд статей и пр.). Всего этого материала более чем достаточно для того, чтоб требовать организации контрпроцесса. Авторитетная и беспристрастная следственная комиссия, действующая в обстановке полной независимости, способна будет, несмотря на противодействие ГПУ и Коминтерна, взвесить и оценить по достоинству все составные части московского процесса, т. е. все ингредиенты сталинской амальгамы. Создания такой международной комиссии мы добьемся. Уже сейчас над этой задачей работают в разных странах многие тысячи людей, в том числе видные деятели с безупречными именами. Пред лицом этой будущей комиссии мы предстанем не с пустыми руками. Мы вовсе не хотим недооценивать силы ГПУ. Дело идет для московских "вождей" о слишком большой ставке, и они не остановятся перед самыми сильнодействующими средствами (грабеж архивов в Париже - только скромное начало!)[17], чтоб помешать нам раскрыть правду. Тому или другому из нас могут физически помешать довести работу до конца. На этот счет техника ГПУ вполне стоит на высоте его злой воли. Но и физическая ликвидация еще оставшихся в живых "обвиняемых" не поможет московским Борджиа[18]. Вопрос поставлен открыто перед мировым форумом. Одно-два дополнительных убийства из-за угла лишь еще глубже всколыхнули бы общественное мнение рабочих организаций и совесть всех честных людей. Выпав из одних рук, расследование было бы подхвачено другими руками. Процесс Сталина и К0 будет доведен до конца!
Этими страницами дорожного дневника я не пытаюсь заменить расследование, а хочу лишь дать к нему политическое и психологическое введение. Все, что я пишу на этих беглых, может быть, слишком беглых, страницах, настолько связано со всей моей жизнью, с мыслями и чувствами каждого дня, что мне самому очень нелегко судить, насколько убедительно то или другое соображение для читателя. Во всяком случае я стараюсь дать ему хотя бы важнейшие нити для самостоятел[ьного анализа].
* * *
15 сентября, т. е. через две с лишним недели после интернирования, я отправил своему адвокату г. Пюнтервольду[19] обширное письмо, которое привожу ниже с некоторыми сокращениями:
"1. Советское правительство не считает возможным требовать моей выдачи. Почему? Дело ведь идет об убийстве и покушениях на убийство. Заговор с моим участием ведь "доказан". Доказательства могли иметь неоспоримый и непреодолимый характер, иначе нельзя было бы расстрелять 16 человек. Почему же не предъявить эти доказательства норвежской юстиции? Этим была бы достигнута двойная выгода: 1) недоверие всего цивилизованного человечества к московскому процессу было бы устранено одним ударом; 2) я был бы выдан. Этого, однако, они не сделали. Почему? Потому что они не имеют никаких доказательств, ни даже тени их. Потому что все это дело есть хладнокровно подстроенный подлог, не способный выдержать и легкого прикосновения свободной критики Образ действий советской дипломатии (требование высылки, а не прямой выдачи) есть прикрытое, но безошибочное доказательство преступления ГПУ. Общественное мнение всего мира должно отдать себе в этом отчет.
2. Рядом со мною объявлен "виновным" и мой сын, хотя и он не был ни судим, ни даже вызван в суд. Мой сын, оказывается, подбирал этих удивительных террористов из гестапо для посылки их в Москву. Сын мой проживает во Франции. Советское правительство обратилось со своей недружелюбной йотой только к норвежскому правительству, но не к французскому. Почему? Не потому ли, что Франция больше? Но разве юстиция измеряется квадратными километрами? Или потому, что Москва находится в союзе с Парижем? Или, наоборот, потому что со стороны французского правительства она опасалась более энергичного отпора? В разбор этих вопросов я не вхожу. Я констатирую лишь в высшей степени важный факт: Москва попыталась оказать открытое давление только на норвежское правительство.
Что касается двух нот норвежского правительства, то они интересуют меня здесь, разумеется, не с политической, а с юридической точки зрения. Москва говорит по существу: Троцкий организовал террористические акты, мы требуем его высылки из Норвегии. На это норвежокое правительство отвечает: "Но ведь мы его уже интернировали!" Фальсификаторы, в которых недостатка нет, могут истолковать этот ответ так, как если [бы норвежское правительство интернировало меня из-за террористических актов... В действительности же паспортная контора и норвежское правительство обвиняют меня не в том, что я, в союзе с гестапо, хочу опрокинуть русские Советы посредством террористических актов, а в том, что я, посредством своих статей и писем, хочу помочь рабочим массам Франции учредить французские Советы. Иначе сказать, норвежское правительство интернировало меня по обвинению в том, что я веду литературную работу в духе и смысле Четвертого Интернационала. Установление этого обстоятельства имеет важнейшее значение для противодействия ложным и клеветническим истолкованиям причин нашего (моего и моей жены) интернирования.
Последняя нота советского правительства гласит, что норвежское правительство несет отныне "полную ответственность за дальнейшее пребывание Троцкого в Норвегии". Эти слова можно было бы расценивать как пустую дипломатическую фразу для прикрытия отступления. По моему мнению, такая оценка была бы ложна. Московский процесс, если взять его в зеркале мирового общественного мнения, есть страшное фиаско. Но ведь 16 человек все же убиты! Правящая клика не может перенести это фиаско.
Как после крушения первого кировского процесса (январь 1935 г.) она вынуждена была подготовить второй, так и теперь, для поддержания своих обвинений против меня, она не может не открывать новые "покушения", "заговоры" и пр. Более того она должна позаботиться и о том, чтоб перенести операционную базу моего "терроризма" из Копенгагена в Осло (или даже Sundby).
В этой связи необходимо спросить себя: почему ГПУ столь неудачно уцепилось за Копенгаген, где мы провели всего только 8-9 дней? Ведь гораздо осторожнее было бы перенести мои "террористические" свидания в Турцию, где мы прожили четыре с половиной года. Объяснение напрашивается само собою: Копенгаген нужен был как параллель к Осло, как средство давления на норвежское правительство. С этой "параллелью" они, как вы знаете, скандально провалились. Не остается, значит, ничего другого, как исправить этот провал при помощи новой амальгамы. Возвещаются новые процессы. Новые провокаторы творят свою работу.
Как может, однако, ГПУ создать какую-либо "норвежскую" амальгаму? Этого я не знаю. Само ГПУ этого, может быть, еще не знает. Дело во всяком случае не легкое. Но оно должно быть выполнено, так как ставка "вождя" слишком велика. Я ограничусь поэтому здесь чисто гипотетическими соображениями:
а) среди 16-ти казненных не было ни одного "троцкиста": все они, если оставить в стороне агентов-провокаторов, капитулировали уже в 1928-29 гг. и с того времени открыто и резко боролись против меня. Этих людей ГПУ могло месить, как тесто. В Советском Союзе имеются, однако, действительные "троцкисты": тысячи их находятся в тюрьмах и ссылке. Эти люди не подходили для амальгам ГПУ. Их оставили поэтому в стороне. Теперь, однако, после процессов и казней, все они попадут под дуло ультиматума: либо раскаянье и "признанье", либо смерть. Возможно, что часть дрогнет под этим адским давлением и будет применена для новой судебной инсценировки.
б) Расстрел 16-ти, самоубийство, аресты новых тысяч, пытка голодом десятков тысяч, травля - все это может вызвать у известной части молодежи действительные террористические тенденции. Так всегда бывало в старой России. Так может случиться и на этот раз. Как в деле Кирова, ГПУ будет изо всех сил раздувать каждый террористический огонек. На этом пути можно избавиться мимоходом от какого-нибудь неудобного сановника и построить на этом новый, совсем свеженький процесс против троцкистов. Искусство ГПУ сведется в данном случае к тому, чтобы найти Ольбергов, Берманов-Юриных и пр., которые получили свои директивы прямехонько из Осло... Кто знает? Агент ГПУ может заявиться к вам, г. адвокат, чтобы самым дружественным образом справиться о моем здоровье, а затем этот негодяй заявит на новом процессе, что через посредство адвоката Пюнтервольда он получил химически написанные террористические инструкции, которые он затем, разумеется, "из предосторожности", сжег. Чтоб украсить свои показания, он может украсть с вашего стола парочку даже и таких "вещественных доказательств"!