Нетерпеливо дернувшись, Кэролайн резко сказала:

— Что мы можем ей сообщить? Мы сами толком ничего не знаем. Сара захочет узнать, как погиб ее отец. А мы сами ждем, пока нам кто-нибудь об этом расскажет.

Быстрый взгляд, брошенный Маркусом Дюпейном на сестру, мог означать предупреждение. Затем старший брат сказал:

— Полагаю, что для окончательных выводов время не пришло, и все-таки какая-то информация у вас есть? Отчего, например, возник пожар? Это был несчастный случай?

— Пожар возник в машине. На голову ее хозяина вылили бензин и подожгли его. Несчастный случай полностью исключен.

На четверть минуты воцарилось молчание, потом Кэролайн Дюпейн сказала:

— То есть мы можем не сомневаться: пожар возник не случайно.

— Да, мы считаем эту смерть подозрительной.

Все опять замолчали. «Убийство» — казалось, будто это громоздкое, бескомпромиссное слово дрожало в неподвижном воздухе. Пора было задавать следующий вопрос, который в лучшем случае вызовет неудовольствие, а в худшем — боль. Некоторые офицеры, ведя расследование, предпочитают откладывать все расспросы до следующего дня. Дэлглиш придерживался другого подхода. Первые часы после подозрительной смерти часто бывают решающими. При этом сказанные им чуть раньше слова — «В состоянии ли вы ответить на несколько вопросов?» — не были дежурной фразой. Теперь беседой управляли Дюпейны, и Адам находил этот факт интересным.

— У меня к вам вопрос, задавать который нелегко; как, впрочем, и отвечать на него. Было ли в жизни вашего брата нечто способное вызвать желание покончить с собой?

Вопрос не должен застать их врасплох; в конце концов, они провели вместе целый час. Несмотря на это, их реакция удивила Дэлглиша. Опять установилось молчание, слишком продолжительное, чтобы быть естественным, и он почувствовал сдерживаемое беспокойство, словно Дюпейны боялись встретиться друг с другом взглядом. У него возникло подозрение — они не договорились ни о том, что говорить, ни об очередности. Первым ответил Маркус:

— Мой брат был не из тех, кто делится собственными проблемами с окружающими — во всяком случае, с членами семьи. Однако он ни разу не дал мне повода подумать, что может покончить с собой. Спроси вы меня об этом неделю назад, я бы ответил с большей уверенностью: ваше предположение нелепо. Теперь я не могу быть ни в чем уверенным. Во время нашей последней встречи, на собрании доверенных лиц, Невил казался более напряженным, чем обычно. У него, как и у всех нас, вызывало беспокойство будущее музея. Невила не удалось убедить, что мы в силах сохранить музей и добиться успеха; он был твердо уверен в обратном. При этом он казался неспособным к восприятию аргументов, к полноценному участию в обсуждениях. Во время заседания ему позвонили из больницы и сообщили, что жена одного из его пациентов покончила с собой. Невил был явно потрясен и вскоре ушел. Таким я его не видел никогда, и все же я не допускаю возможности суицида; эта мысль по-прежнему кажется мне бредовой. Я только утверждаю, что Невилу было не по себе. Похоже, у него были какие-то поводы для беспокойства, о которых нам ничего не известно.

Дэлглиш поглядел на Кэролайн Дюпейн.

Та сказала:

— До заседания мы с ним несколько недель не виделись. Вне всякого сомнения, он был не в своей тарелке и его что-то беспокоило, но я сомневаюсь, что это имело отношение к музею. Музей никогда его не интересовал, да мы с Маркусом и не ждали от него иного поведения. То заседание было первым, и мы лишь начали обсуждать предварительные вопросы. В завещании отсутствует двусмысленность, однако оно достаточно сложное, и для принятия окончательного решения требовалось проделать большую работу. Я не сомневаюсь, что Невил со временем пришел бы в себя. Он разделял это чувство: гордость за собственную семью. Если он и был чем-то сильно удручен, — а я думаю, так оно и было, — вы можете отнести это на счет его работы. Невил слишком серьезно к ней относился, слишком глубоко переживал. Он годами переутомлялся. О его жизни мне известно немного, и тем не менее это я знаю точно. Мы оба знаем. — Не дав Маркусу вставить слово, Кэролайн быстро добавила: — Не могли бы мы вернуться к этому в какое-нибудь другое время? Мы оба потрясены, устали и плохо соображаем. Мы ждали, пока увезут тело Невила, но, насколько я могу судить, сегодня вечером его уже не заберут.

— Это произойдет завтра утром, как можно раньше, — ответил Дэлглиш. — Боюсь, что сегодня ничего не получится.

Кэролайн Дюпейн словно забыла о своем желании свернуть беседу.

— Если это убийство, у вас уже есть главный подозреваемый. Талли Клаттон, конечно, рассказала вам о водителе, который ехал так быстро, что сбил ее. Уверена: искать его — задача куда более насущная, нежели эти вопросы к нам.

— Его постараются найти, — ответил Дэлглиш. — У миссис Клаттон есть ощущение, что она водителя видела раньше, но она не может вспомнить, когда и где. Полагаю, она рассказывала вам, как много успела заметить: высокий светловолосый мужчина, симпатичный, у него на редкость приятный голос. Он управлял большой черной машиной. Вам никто не приходит на ум?

— По моим ощущениям, под это описание подходит несколько сотен тысяч мужчин, живущих по всей Великобритании. Вы всерьез полагаете, что мы можем назвать его имя?

Дэлглиш сдержался.

— Я считал, что вы, может быть, знаете кого-нибудь похожего — друга или постоянного посетителя музея.

Кэролайн Дюпейн не ответила. Ее брат сказал:

— Если у вас возникло ощущение, что сестра не хочет вам помочь, извините ее. Мы оба стремимся к сотрудничеству: таково наше желание, такова наша обязанность. Наш брат умер ужасной смертью, и мы хотим, чтобы его убийца — если он существует — предстал перед судом. Может быть, дальнейшие вопросы потерпят до завтра? Тем временем я подумаю об этом загадочном автомобилисте, хотя вряд ли смогу чем-то помочь. Он может оказаться постоянным посетителем музея, да только я не могу его опознать. Не выглядит ли более вероятным, что он незаконно припарковал здесь машину и убежал, едва увидев пожар?

— Весьма вероятно, что дело объясняется именно этим, — сказал Дэлглиш. — И мы, конечно, можем дальнейшее обсуждение отложить до завтра. Однако есть одна вещь, которую я хотел бы выяснить сразу. Когда вы видели своего брата в последний раз?

Брат и сестра поглядели друг на друга. Заговорил Маркус:

— Я видел его этим вечером. Хотел обсудить с ним будущее музея. Собрание, состоявшееся в среду, получилось крайне неудачным, и ни к какому решению мы тогда не пришли. Я чувствовал: если двоим из нас удастся спокойно все обсудить, из этого выйдет какая-нибудь польза. По пятницам Невил всегда приезжает к шести часам в музей, чтобы забрать машину и уехать, так что я был у его квартиры в пять. Это в Кенсингтоне, на Хай-стрит. Припарковаться там невозможно, поэтому я нашел свободное место в Холланд-Парке и, оставив там машину, отправился пешком. Время для визита оказалось не самое подходящее. Все еще подавленный и сердитый, Невил не был готов к обсуждению музейных дел. Убедившись, что ничего не добьюсь, я пробыл у него десять минут и ушел. Я чувствовал необходимость пройтись, развеяться после своей неудачи, но опасался, что стоянку закроют на ночь. Так что я вернулся к машине через Кенсингтон-Черч-стрит и Холланд-Парк-авеню. На авеню оказалось полно машин: как-никак вечер пятницы. Когда Талли Клаттон позвонила мне домой и сообщила о пожаре, моя жена не смогла связаться со мной по мобильному телефону, поэтому я узнал обо всем уже дома. Со времени звонка Талли прошло только несколько минут, и я немедленно приехал сюда. Моя сестра была здесь.

— То есть вы последний из известных нам людей, кто видел вашего брата живым. Когда вы от него уходили, не возникло ли у вас в связи с его подавленным состоянием каких-то опасений?

— Нет. Возникни у меня такие опасения, я бы его, конечно, не оставил.

Дэлглиш повернулся к Кэролайн Дюпейн.

— В последний раз я видела Невила в среду, на собрании. С тех пор я с ним не пересекалась — ни ради обсуждения будущего музея, ни по какому другому поводу. По правде говоря, я и не считала, что смогу чего-то добиться. На мой взгляд, во время собрания Невил повел себя странно, и было правильнее оставить его на время одного. Догадываюсь, вам интересно знать, что я поделывала в этот вечер. Я ушла из музея в начале пятого и поехала на Оксфорд-стрит. Закупать еду на выходные я обычно езжу в «Маркс-энд-Спенсер» и «Селфриджиз», вне зависимости от того, где я провожу уикэнд — в Суотлинге или здесь. Найти место для парковки оказалось непросто, но мне посчастливилось встать у счетчика. На время покупок я всегда отключаю мобильный и включаю его уже только в машине. По моим оценкам, было шесть с небольшим, так как я пропустила лишь самое начало новостей по радио. Талли позвонила спустя где-то полчаса, я была еще на Найтсбридж. Я тут же вернулась.