Меган отстранилась от него, понурив голову.

— Эта напасть у меня с детства. Стоит только поесть грибов, как сразу же вскакивают волдыри. Эта ужасная сыпь мучила меня до пятнадцати лет, пока был жив наш старый повар. Когда он умер и наняли другого, мы поняли, что причиной были грибы. К счастью, новый повар их не жаловал.

— Хорошо, что установили сам факт. Это уже большое дело. — Лорд Кенсингтон, казалось, испытал облегчение, услышав ее объяснение.

— Мне следовало быть осторожнее, — едва слышно сказала Меган. — Одно только зрелище может отвратить. Я не могу допустить, чтобы Баррет это увидел.

— Тогда вам нужно ехать ко мне.

— И вы отвезете меня к себе в дом? — спросила Меган.

— Дитя мое, я не собираюсь вам лгать. — Лорд Кенсингтон взял ее руку и крепко сжал. — У меня есть скрытые мотивы. Признаюсь вам, при первой встрече я подумал, что вы не подходите моему сыну. Но теперь я все больше убеждаюсь, что мой сын не подходит вам. — Прежде чем произнести следующие слова, герцог сделал паузу. Глаза его слегка затуманились. — Вы так напоминаете мою Ведетту, что я не позволю Баррету загубить вашу жизнь. И пока я нахожусь рядом с вами, он не сделает вас несчастной. Я убежден, что мой сын не способен заботиться о других. Он пропащий человек и, к моему прискорбию, такой, каким я его сотворил. — Каждая морщинка на лице лорда Кенсингтона была пропитана горечью.

Меган почувствовала его боль, и ей захотелось сказать ему что-то такое, что могло бы изменить прошлое. Но никакие слова не могли перечеркнуть многолетнюю вражду, выросшую подобно стене. Поэтому она только сжала ему руку и сказала:

— Не нужно беспокоиться за меня, ваша светлость. Я не возлагала никаких надежд, когда вступала в этот брак. — На глазах у нее снова выступили слезы.

Двумя часами позже она осматривала свою комнату в доме лорда Кенсингтона. Кровать розового дерева не достигала и половины ее широченной кровати в Пеллем-Хаусе. Правда, сама спальня со светло-синими стенами была такая же уютная, как ее собственная в Фенвик-Холле, и не загромождена мебелью. Кроме кровати, в комнате стояли только софа и трюмо. Скорее бы пятна поблекли, тогда можно будет вернуться домой. Может, Баррет не заметит ее отсутствия? Не все ли ему равно?

Да, он говорил ей комплименты и делал подарки. Да, его поцелуи были божественны, особенно в те минуты, когда он дал ей познать истинное наслаждение. Но он подарил ей эти ласки только тогда, когда она открыла ему свое сердце и упрекнула за причиненную боль. Для него это был просто способ очистить совесть, точно так же как и его подношения.

Меган подошла к окну. Росший перед домом дуб загораживал от нее небо, и как она ни подстраивалась к узловатым цепким ветвям, сквозь них не было видно ничего, кроме облаков. И сколько бы она ни напрягала зрение, ей так и не удалось разглядеть ни единой звезды, ни луны. Чувствуя себя капитаном, потерявшимся в открытом море, она оставила это занятие. И так же, как мореход, отчаявшись увидеть гавань, дрейфует по волнам, она решила подчиниться воле случая. Во времена одинокого детства звезды были единственным ее утешением. Сегодня вечером, когда они нужны ей как никогда, их нет, и ей будет очень неуютно.

В тот день родители устраивали рождественский бал. В доме с утра царило праздничное настроение. Слуги, словно армия муравьев, сновали взад-вперед, занятые приготовлениями. Все вокруг пропиталось запахами черносливового пудинга, сидра и корицы.

Меган в своей комнате на третьем этаже смотрела в телескоп. Погода была отличная, как по заказу для торжественного случая. Небо, затянутое густыми белыми облаками, предвещало, что к вечеру начнется снегопад.

Двенадцатилетняя девочка с пышными каштановыми волосами и фиалковыми глазами еще не успела отвернуться от окна. Посмотрев на отражение в стекле, она не узнала себя: лицо сплошь покрывали безобразные красные пятна. Тогда до нее вдруг дошло, почему в комнате нет зеркала. Она нахмурилась и, отступив от окна, подошла к книжному шкафу.

Пробежала глазами по корешкам книг. Ни одно из названий не вызвало в ней интереса. Почти все, что ей разрешалось читать, она уже давно прочитала. Она заперта здесь на неделю — столько продержится сыпь. И пройдет ли она когда-нибудь? Теперь они с Локленом не смогут играть вместе. А она так жаждала его увидеть! Но мать не позволит выходить из дома.

Сзади послышались шаги. Меган наблюдала, как в комнату быстрой походкой входит Лилиан в платье цвета темного индиго. Ее мать была красивой женщиной. Стройная, темноволосая, с чистой, идеально белой кожей, она чем-то напоминала одну из фарфоровых кукол Меган. Мать часто подчеркивала, что благодаря отсутствию изъянов на лице никто не дает ей ее сорока лет.

— Дорогая моя. — Губы Лилиан вытянулись в сочувственной улыбке, когда она погладила Меган по голове. В такие дни она никогда се не целовала и не прикасалась к ней, будто боялась заразиться.

— Да, мама. — Меган наблюдала, как мать уронила руку и отошла на шаг.

— Я просто пришла сказать… Мне очень жаль, что ты не сможешь присоединиться к нам на праздничном вечере.

— Но я пропустила прошлогодний бал.

— Я знаю, моя милая. Но мы не можем безбоязненно себе этого позволить. В таком виде тебе нельзя появляться на людях. Они бывают жестоки, ты сама знаешь. Мы должны приложить все усилия, чтобы сохранить в тайне твою болезнь.

— Почему?

— Потому что это навредит твоему брату. Тогда он никогда не найдет выгодной партии. А ведь ты желаешь ему добра, не правда ли?

— Конечно, мама. — Меган так сильно закачала головой, что ее длинные локоны запрыгали по спине.

— Узнаю свою дочь. Тогда будь умницей и оставайся в комнате. — Лилиан улыбнулась и потрепала ее по плечу. — Ну, я пойду. Пора готовиться к приему гостей. Нам всем будет тебя недоставать. — Лилиан послала ей воздушный поцелуй и павой выплыла из комнаты.

Посмотрев в пустоту дверного проема, Меган подумала, что, в сущности, не жалеет о пропавшем вечере. Ей самой было бы неприятно, если б кто-то увидел ее с таким лицом. Но она хотела, чтобы мать обняла ее. Хотя бы раз Лилиан сделала это, когда с ее дочерью случалось несчастье. Хотя бы раз…

Наконец, избавившись от воспоминаний, она отошла от окна и направилась к кровати. В горле снова вырастал проклятый комок. Только бы опять не расплакаться… Она поддернула закатанные рукава халата, одолженного лордом Кенсингтоном, и уже собралась залезть в постель, когда неожиданно услышала доносившиеся снизу громкие крики.

Сердитый голос Баррета было невозможно спутать ни с чьим другим. Она огляделась кругом, затем бросилась к трюмо и, напрягшись изо всех сил, придвинула его к двери.

— Ты не смеешь ее беспокоить! — кричал снизу мужчина. Меган узнала голос лорда Кенсингтона.

— Почему это я не смею, черт побери? Она моя жена! — Никогда еще в голосе Баррета не звучало столько гнева.

— Ты недостоин жены.

— Вы отдаете себе отчет, что я чуть рассудка не лишился, пока ее разыскивал? Могли хотя бы дать мне знать, что моя жена здесь. Где она?

Послышался шум открывающихся дверей. От стука в доме сотрясались стены.

Меган вздрагивала после каждого удара.

— О Боже! — бормотала она, кусая губы.

— Послушай, куда ты? — зарычал лорд Кенсингтон.

— Посторонитесь!

Баррет приблизился к ее комнате и принялся дергать ручку двери.

— Меган, я знаю, ты здесь. Открой эту проклятую дверь!

— Нет! Я не хочу с тобой разговаривать. Уходи!

Баррет не должен ее видеть. Она скорее умрет, чем допустит это. В поисках выхода Меган лихорадочно смотрела по сторонам. Окно!

Дверь с грохотом сотрясалась на петлях.

— Меган, я не шучу! Открой дверь — или я сейчас ее разнесу к черту!

— Я не желаю с тобой разговаривать, — ответила девушка, взбираясь на подоконник.

— Что ты делаешь?! — вопил за дверью лорд Кенсингтон. — Не трогай статую! Она же античная!

Последовал сильный удар. Дубовая дверь не выдержала и раскололась в верхней части. В расщелине показался мраморный бюст.