- Я ничего не вижу, - прокричала в ответ девушка, выполнив его приказ. Затем она добавила несколько слов, которых он не понял.

- Что? Что вы сказали?

- Я спросила, все ли у вас в порядке!

- Господи! - простонал он. - Она ещё спрашивает, все ли у меня в порядке! Ну, и что вы ещё скажете?

- Тогда я пойду, спасибо.

Ухватившись обеими руками за рею, которую, казалось, она сжимает просто с любовью, она громко смеялась под водопадом брызг, и продолжала осматривать бушующее море, явно получая удовольствие. Пятнадцать лет, почти ребенок - и одна, или почти одна, ведь на борту у неё не было ни одной преданной души. С самого момента отплытия с Мартиники капитан знал, что она не признает никаких резонов, но - ради Бога - теперь он нес за неё ответственность. Вот почему он нашел в себе силы, чтобы его голос хотя бы на три секунды преодолел рев бури, приказал девушке вернуться в свою каюту и добавил:

- Если вы тотчас же не сделаете этого, то я вас отшлепаю!

- Здесь! И вы думаете, что это вам удастся! Ведь у вас же не четыре руки! (И она снова рассмеялась.)

Надо же, какая нахалка! Он закричал, что отшлепает её позже, когда сочтет это необходимым, так как она не должна доводить капитана своими словами до бешенства, но, Боже мой! Он ведь тоже живой человек! И при мысли о том, как он задерет нижние юбки этой нахалке и спустит её кружевные панталончики из тонкого батиста, капитан испытал волнение, ничего общего с гневом не имеющее.

Мгновение спустя (не заметив неожиданно обрушившейся на них огромной волны) он был менее всего в настроении рассматривать ягодицы этой маленькой грациозной прелестницы, но у него не было времени изменить свои намерения и привестиугрозы в действие, так как именно в этот момент она закричала, что там, впереди видит судно, появившееся в бушующих волнах.

- Да? Я ничего не вижу. Много пушек? - закричал он испуганно.

- Нет. Это кто-то терпит кораблекрушение. Подождите, пока я взгляну в бинокль.

Без мачт, без бушприта, суденышко, поднятое на вершину волны, которая неожиданно стала пологой, казалось пустым.

- "Сэр Бэзил Джонс" - закричала девушка.

- Ха-ха-ха!

- Вот по крайней мере один англичанин, который не собирается познакомиться с нами, - насмешливо бросил капитан Гамелен. И именно в этот момент "Сэр Бэзил Джонс" словно в последнем усилии с такой силой ударился о корпус шхуны "Иль де Франс", что Гамелен чуть было не вылетел за борт. Слава Богу, он ударился головой о поручни, которые его и остановили.

Немного прийдя в себя, он обнаружил, что лежит в своей каюте. Кто-то, перевязывая ему голову, сказал:

- Господин Трюден временно встал к штурвалу, не волнуйтесь.

- Я и не волнуюсь. И я чувствую себя уже достаточно хорошо, - сказал капитан несколько вялым голосом. И так как он ещё далеко не полностью пришел в себя, то просунул свою смелую пятерню под юбки этой нахальной молодой девчонки, пробормотав при этом:

- Ах ты, плутовка Роза!

- Теперь вам нужно поспать, - сказала плутовка, но таким суровым голосом, что капитан раскрыл глаза и узнал отца Эсперандье, долговязого кюре, которого они взяли на борт на Мартинике, и который был намерен отправить его на несколько лет в чистилище. Только у него никогда не было шансов. Никогда.

* * *

Крошечная каюта, в которую через иллюминатор падали лучи солнца; неширокая кровать из красного дерева, украшенная розовыми занавесями, на которой он лежал, - вот первое, что увидел Тюльпан, когда открыл глаза. И еще: буря кончилась, так как не ощущалось ни килевой, ни бортовойой качки и в воздухе снова было слышно полоскание только что поставленных парусов.

Мгновение спустя он подумал:

- "Очень хорошо, я умер."

Затем, полностью придя в себя:

- Очень хорошо, я не умер, но я в плену!

И поправил сам себя:

- Честное слово, англичане обращаются со мной не так уж плохо!

Он не имел ни малейшего представления, что случилось с ним после того, как его несчастный "Сэр Бэзил Джонс" лег на борт и начал тонуть, но то, что он находился в плену у англичан, не вызывало сомнения, так как возле него на столике, привинченном к полу, стоял чайник, носик которого дымился. Он намеревался налить себе чашку, философски ожидая дальнейшего развития событий, когда дверь осторожно открылась, не сомненно для того, чтобы впустить нескольких надменных рыжих типов, намеревающихся его допросить...

Однако нет, вошла маленькая юная девушка в ночной рубашке!

Закрыв дверь она сказала, улыбнувшись, с необычным певучим акцентом:

- Наконец-то!. Наконец-то мой потерпевший кораблекрушение пришел в себя! Я уже начала бояться за то время, что ты был без сознания.

Затем она наклонилась над ним для того, чтобы положить руку ему на лоб (так что он крупным планом увидел грудки этого прелестного ребенка, так как это был чертовски прелестный ребенок, черт возьми!).

- Меня зовут Роза, - сказала она. И присела рядом, разглядывая его с огромным интересом. Изящная, с матовым цветом лица, мягким взглядом, полуобнаженная, - понятно, что все это не могло не вызвать волнения, которое слышалось в голосе Тюльпана, когда он ответил:

- Меня зовут Фанфан, Фанфан-Тюльпан.

- Какое смешное имя! Но прекрасное, - заметила она с улыбкой, все более и более обольстительной, которая теперь не без умысла приоткрыла ослепительные зубки.

- Ты знаешь, что ты в моей постели?

- В этом я не сомневаюсь. Такая чудесная подушка! Скажи мне, Роза, как я в ней оказался?

- Твое суденышко во время бури разбилось о нашу шхуну. Я думала, что на нем никого нет. Знаешь, такое судно-призрак. Но когда оно развалилось, я увидела тебя, боровшегося со всеми этими досками. Я закричала как безумная и боцман при бежал как раз вовремя, чтобы бросить тебе спасательный круг на конце веревки. Вдвоем мы тебя вытащили. Ты сказал: "Благодарю вас, джентльмены" и упал в обморок, вот и все.

- Ну, мне было от чего упасть в обморок, - галантно сказал Тюльпан. Он разглядывал гладкие и круглые бедра Розы, которая повидимому не думала о том, что её рубашка излишне прозрачна. И под ней ничего не было, - это бросалось в глаза. Поэтому нет ничего удивительного, что через некоторое время Тюльпан почувствовал, - он весь дрожит.

- Нет, нет, - сказал он, - это не от холода. Это...гм... это последствия пережитого.

- Да, но ты же совершенно замерз! - сказала Роза; так как под рукой не было ничего, чтобы дополнительно укрыть Тюльпана, стало ясно, что она не колеблясь устроится рядом с ним, чтобы согреть его своим телом. Наконец, после некоторого размышления она скользнула под одеяло:

- Как хорошо, что я оказалась здесь, - сказала она с таким видом, словно думала о чем-то другом.

- Где? - спросил он, не зная о чем говорить и учащенно дыша, стараясь при этом ради соблюдения приличий не позволить ей обнаружить то колоссальное возбуждение, которое его охватило, но Роза деликатно положила свою руку сверху.

- Мм...мм! - протянула она. И затем ответила, не убирая руки:

- Ну, здесь же, конечно! Чтобы встретить тебя. Откуда ты?

- Из Франции, - простонал он. - О! Господи, Роза, остановись!

Но та, не останавливаясь, воскликнула: - О! Как здорово, я ведь тоже оттуда.

Тут к нему на секунду вернулось самообладание:

- Как? Это не английское судно?

- Нет. Это "Иль де франс". Мы плывем с Мартиники. Как ты прекрасно сложен...прямо как негр. Я плыву во Францию, чтобы выйти замуж, - добавила она без всякого перехода, прыснув со смеху.

Он выпрыгнул из постели, перебравшись через неё и скрыв, хотя и не совсем, с помощью накидки для чайника неопровержимые доказательства своих эмоций.

- Но тогда на борту должна быть твоя семья? Что я буду делать, если они нас застанут!

- Они больны, - небрежно бросила она. - Все совершенно больны с самого начала путешествия, кто больше, кто меньше. Поэтому иди обратно, мой милый. Кроме того, я заперла дверь на ключ.