— Послушай, Хрум, — не выдержала я после того, как мы битых два часа прорубались сквозь густые сети, растянутые поперёк тропы пауками-костогрызами, — откуда тут столько всякой дряни? Это же Полуденная сторона!

— Эхо магической войны, — пояснил мой муж, протирая лезвие меча, — отзвук злых заклятий, когда-то пущенных в ход. Здесь шли бои — тяжёлые бои, — и маги с обеих сторон не скупились на заклинания, действие которых длится сотни лет. Вот и появились чудовища… А дикари Поперечного леса раньше были обычными эххами, но потом под воздействием магии они мутировали и стали такими, какие они есть. И поэтому мы не выжигаем лес и не истребляем всех его обитателей — мы хотим спасти этих несчастных. Наши форты — это ведь не только опорные пункты, но и центры помощи. И мы спасём лесных эххов — только ради этого почти каждый день в этом проклятом лесу гибнут наши воины.

Да, я чувствовала в лесу запах магии. Именно так — чувствовала. Я заметила, как во мне всё уверенней посыпается что-то, чего у меня отродясь не было. То ли это оживились приснопамятные «первичные умения эххийки», которыми меня одарила Окостенелла, то ли дали о себе знать навыки, полученные во время моего краткого обучения в Академии Магии, то ли у меня и в самом деле были кое-какие задатки. А ещё для меня не прошли даром годы, проведённые рядом с моим сынишкой, и ночи, проведённые с де Ликатесом. Я понемножку становилась эххийкой — не крутой магессой, понятное дело, но тем не менее. И уверовала я в это, когда однажды мимоходом сотворила своё первое самостоятельное волшебство.

Как-то утром, после ночёвки в очередном форте, я, как любая нормальная женщина, приводила себя в порядок. Если вы помните, в Эххленд я прибыла без своих косметических принадлежностей и даже без расчёски, что меня где-то как-то слегка напрягало. И в это утро я взяла эххийский гребешок и внутренне посетовала — ну неудобно мне было держать его в руке! И ручка у него какая-то дурацкая, и сам изгиб — вот если бы… И тут я ощутила тепло под ладонью и не поверила своим глазам: эххийская вшегонялка послушно приняла именно ту форму, которую я себе представила; изогнулась, словно пластилиновая, и вновь застыла. Я прибалдела и долго вертела перед собой эту чёртову расчёску, боясь поверить в то, что я сотворила. А когда я рассказала об этом Хруму, он только улыбнулся и сказал:

— Всё правильно — так и должно быть, — и поцеловал меня.

И только тогда я поняла, что я действительно проделала фокус с расчёской, и что это и в самом деле магия, пусть даже простенькая.

Так что нет худа без добра — Поперечный лес с его убойной экзотикой стал для меня типа тренажёром. Я приглядывалась, прислушивалась, принюхивалась (не глазами-ушами-носом, ясное дело), и небезуспешно: на шестой день пути я первой заметила затаившуюся в ветвях змейку-скакуна и предупредила де Ликатеса.

— Молодец, — похвалил меня Хрум, отряхивая с рукава пепел сожжённой им твари, — Вам-Кир-Дыку не поздоровится.

Я понимала, конечно, что он шутит, но мне всё равно было приятно — очень.

И всё-таки Поперечный лес за девять дней перехода надоел мне хуже горькой редьки — неудивительно, что я вздохнула с облегчением, когда он наконец-то кончился.

Вырвавшись на степной простор, мы поскакали куда резвей — аж в ушах засвистело. Кони прибавили прыти без понукания — им, как и всадникам, хотелось как можно скорей отдалиться от Поперечного леса на как можно большее расстояние. Я наслаждалась свежим ветром, голубым небом над головой вместо сумрачного зелёного полога, солнечным светом. Мне хотелось хлестнуть как следует свою кобылку, вырваться из кольца воинов и нестись, нестись, нестись вперёд — туда, за горизонт, где тёмной полоской уже виднелись обманчиво близкие Западные горы.

— Не увлекайся, — услышала я голос Хрума, — здешняя тишь обманчива. Степь — это, конечно, не лес, но и она таит не очень приятные сюрпризы — особенно там, где начинается пустыня.

— Это ты про песчаников, да? — я пренебрежительно махнула рукой. — А что они нам сделают? Верт, помнится, всего с тремя бойцами быстренько распотрошил одного такого, а нас тут вон сколько!

— В пустыне можно встретить не только песчаных попрыгунов — здесь водится и кое-кто ещё. Да и Полуночная сторона — она вон там, за горами, рукой подать, и оттуда иногда тоже приходят не слишком приятные гости. Так что будь осторожна, договорились?

В ответ я дёрнула плечами — подумаешь, мол, — однако стала поглядывать вокруг уже не так благодушно и даже с некоторой опаской.

Песчаников мы действительно встретили — спугнули двоих зарывшихся. Гигантские тараканы выскочили из-под земли в клубах пыли и помчались прочь, высоко вскидывая голенастые конечности. Десятка два воинов, горяча коней, с азартом устремились за ними в погоню, однако герцог властным окриком прекратил эту забаву.

— Сомкнуть круг! — скомандовал он. — Не отвлекаться! Капитан Верт, следи за своими людьми — мы не на охоте в окрестностях Ликатеса.

Пристыженный О'Прах быстро навёл порядок — мне показалось даже, что он пару раз сунул кое-кому кулаком под рёбра, — и мы двинулись дальше в строгом походно-боевом строю: впереди капитан с тремя десятками воинов и тремя рыцарями, сзади, в типа тыловом охранении, — слышала я это выражение от Петровича, — троица магов и дюжины две бойцов, в центре я с Хрумом и шестью его рыцарями, а вокруг нас — тройное кольцо готовых к бою всадников, зорко смотревших по сторонам.

Степь вскоре сменилась холмистой пустыней. То есть не совсем пустыней — тут и там торчали жёсткие кустики и колючая трава, — но под копытами была уже не земля, а что-то вроде растрескавшейся сухой глины — вроде той, которая остаётся на месте высохших луж. Она хрустела, словно мы скакали по черепице, ломавшейся под лошадиными ногами. Хруст был неприятным — как будто по костям едешь — и не располагающим к умиротворённости. Мне стало как-то не по себе, молчать было уже невмоготу, и я спросила Хрума:

— А почему пустыня?

— Что значит почему? — не понял мой муж.

— Ну, там, за рекой, в ликатесских степях, нет ничего такого. И у Восточных гор тоже нет, и за ними тоже. Зелёные равнины, а если и есть как бы прерии, то не такие мёртвые, как эта, — я кивнула в сторону чёрного деревца, торчавшего на вершине ближайшего песчаного бархана и напоминавшего обугленный скелет.

— Здесь тоже была война, Алина, — ответил рыцарь и, немного помолчав, добавил: — Страшная война, самая опустошительная из всех войн между тёмными и светлыми эххами. Полторы тысячи лет назад тогдашний Чёрный Владыка — древние легенды гласят, что он не был прирождённым эххом, а явился откуда-то из звёздных бездн, — вторгся на Полуденную сторону. Здесь, — Хрум сделал широкий круговой жест рукой, — была цветущая страна, такая же цветущая, как камеронские земли, и стояли города. Ты помнишь заклятье летучих гидр? Примерно такая же магия, только гораздо более мощная, пошла в ход и тут, на этих землях, и оставила после себя выжженную пустыню. Наши предки остановили полчища тёмных лишь в Поперечном лесу, но какой ценой — ты видела. И вот с тех пор…

— Хрум, а как же Вам-Кир-Дыку удалось прорваться к самым Восточным горам — ну, в прошлый раз, когда я была в Эххленде?

— Он шёл вдоль северного побережья — там нет пустынь, и полоса Поперечного леса гораздо уже. К тому же Вам-Кир-Дык напал внезапно, он выбрал удобный момент — Шумву-шах был слишком занят своими брачными делами.

— Ты ещё скажи, что во всём виноваты женщины, — фыркнула я. — И Троянская война состоялась из-за Елены, и Третья Мировая тоже начнётся из-за какой-нибудь порнозвезды. У вас, у мужиков, всегда виноват кто угодно, но только не вы сами с вашей вечной любовью к дракам!

— За красивую женщину можно и подраться, — маг усмехнулся, — хотя причины войн, конечно, другие. Войны идут на разных уровнях и на разных планах бытия — я не знаю, есть ли во Вселенной хотя бы один Мир без войн. И я не знаю, наступит ли когда-нибудь такое время, когда войн не будет. Созидание и разрушение — или добро и зло, можно сказать и так, — вечно борются между собой. Это закон Мироздания — великий Закон Равновесия, Алина.