Литмир - Электронная Библиотека

Я завертела головой, и вскоре увидела эту чёртову лестницу — слева, метрах в ста от меня. Берег там понижался, и вниз вела цепочка каменных выступов, по которым вполне можно было спуститься. Значит, я просто сбилась с пути и выскочила на берег не там, где надо. Ну, это поправимо, тем более что у основания каменной лестницы, за громадным круглым валуном, я увидела корму моторной лодки — капитан Флинт ждал ценный груз.

Я перевела дух, перехватила Шепотка поудобнее, и в это время кусты там, откуда я прибежала, раздвинулись.

Из кустов появились две тёмные фигуры в чёрных масках с прорезями для глаз и носа (я почему-то вспомнила безлицых — пленных орков, слуг дракона Кост-а-Лома) и пошли ко мне, медленно и молча.

Бежать было некуда.

Я стояла на краю обрыва, глядя на зловещие чёрные фигуры и зная, что сейчас будет. Безлицые изнасилуют меня прямо тут, на камнях, а потом перережут мне горло и сбросят в реку — зачем я им нужна? А моего сына, моего Шепотка, они унесут с собой, чтобы в каком-нибудь секретном центре вырастить из него беспощадного и непобедимого убийцу. В нашем мире и так много зла, а станет ещё больше, когда мой сын вырастет и превратится в то, что из него сделают.

И тут меня снова, как когда-то в кабинете директора фирмы, где я работала, окатило горячей волной.

…Я (или не совсем я — вместо куртки и джинсов на мне было какое-то старинное платье) стояла с ребёнком на руках (его волосы щекотали мне щёку) у высокого окна терема и смотрела вниз, на чёрные камни мощёного двора. Было темно, в воздухе кружился снег. В темноте угадывались контуры домов, притихших в ожидании неминучей беды. Небо было чёрным, но с одной стороны густо подкрашенное багровым — с той стороны, откуда шла эта беда.

Там, за этим багряным сполохом, остался мой ладо, муж мой, отказавшийся отдать на поругание поганому царю Батыге меня, жену свою, и принявший смерть под татарскими саблями. Он остался лежать там непогребённый-неоплаканный, и чёрные вороны выклевали очи его ясные, и волки серые растащили его белые косточки. А град мой отчий, моя Рязань, обречён — придут под его стены несметные полчища, и стены эти падут, и дома рассыплются горячим пеплом, и кровь затопит улицы, где по весне так вкусно пахнет яблоневым цветом. И меня притащат на аркане к ханскому шатру и бросят на вонючий войлок, чтобы я стала усладой ворогу. А из сына моего, из моей кровиночки, вырастят злого пса, и поскачет он со стаей таких же лютых диких псов на мирные города и селения, оставляя за собой золу, кровь и слёзы. А не бывать этому!

И я (та, другая я) падаю вниз, на чёрные мокрые камни…

Морок растаял — я снова стояла над обрывом, и внизу снова бормотала река.

Мне некогда было разбираться в том, что я видела — безлицие были уже рядом. И я (настоящая я) точно так же, как это сделала другая я, жившая почти восемьсот лет назад, шагнула вниз, навстречу острым камням и глухому ворчанию реки, слыша, как отчаянно колотится сердечко прижавшегося ко мне сына.

Глава 8

Куратор проекта «Дети-уникумы» бушевал — казалось, воздух в его кабинете насыщен грозовым электричеством, то и дело разряжавшимся гневными молниями.

— Сидоров, ты обосрался! Жидко! Пэвэошники сработали на «отлично» — сбили эту чёртову вертушку, не задавая лишних вопросов, — а вы? Спецы, мать вашу… Какого хрена твои скорохваты стали изображать из себя киборгов-убийц? Что, нельзя бы крикнуть — мол, не бойся, дура, мы свои? Или парализовать её, в конце концов… Вы же перепугали бабу до смерти, вот она и сиганула с обрыва. Идиоты, одно название! Терминаторы долбанные… Не понимаете вы, сопляки, в женщинах ни хрена — вам бы только постебушки-потрахушки, как сейчас говорят… Литературу читай, Сидоров, — художественную! — а не только нормативные документы. Загнанная в угол русская женщина-мать — это же граната на боевом взводе! Она ведь видела перед собой врагов, понял, нет? Врагов!

Майор Сидоров, стоявший по стойке «смирно» перед разъярённым начальством, сильно напоминал кота, которого принудительно вымыли, а потом высушили в центрифуге стиральной машины.

— Нельзя было стрелять иглой, — уныло оправдывался он. — Она стояла на самом краю — так и так упала бы вниз. Капитан Иванов и лейтенант Смирнов действовали по методике, рекомендованной психологами: медленное приближение к объекту захвата парализует волю объекта и снижает вероятность неадекватной реакции с его стороны.

— Психологи? Дерьмологи, фрейды-кустари! Вот вы и снизили девчонке реакцию на… — сколько там, говоришь, высоты было?

— Порядка двадцати метров, товарищ генерал.

— …на двадцать метров. Орлы, ничего не скажешь! И что теперь? Тела нашли?

— Никак нет, товарищ генерал, — майор окончательно превратился в символ уныния. — Следов крови или клочков одежды на скалах тоже не обнаружено — как рассветёт, осмотрим всё более тщательно. Есть вероятность, что они каким-то чудом упали в реку, и…

Генерал походил на бульдозер, пыхтящий на холостом ходу, однако при этих словах своего подчинённого грозное генеральское сопение стало чуть менее угрожающим.

— В реке уже работают водолазы, — майор слегка приободрился, — правда, поиски пока безрезультатны. И есть ещё один вариант, — поспешно добавил он, заметив, что бульдозер в генеральских погонах снова начал набирать обороты.

— Ну?

— Недалеко от места падения, ниже по течению, стояла моторная лодка, и…

— Ну?

— …и вскоре после прыжка Алины лодка дала ход и быстро скрылась за поворотом реки. Задержать её мы не смогли — пока мои ребята нашли спуск, пока спускались… — майор втянул голову в плечи, ожидая новой вспышки начальственного гнева. — На корме лодки сидел только один человек, но в ней вполне мог находиться — лёжа на дне — и ещё кто-то. Поэтому по лодке не был открыт огонь — а вдруг?

— Хоть на это хватило ума… Да, — генерал задумался, — теоретически возможно. Их могли подобрать из воды… А что за лодка? Что она там делала на ночь глядя? И случайно ли она там оказалась?

— Никак нет, не случайно, товарищ генерал.

— Даже так?

— Так точно. Дал показания парень, который вёз эту сумасшедшую, — мы взяли его живым, хотя он сдуру начал отстреливаться. И его показания совпали с показаниями приведённого в чувство отчима Алины. Лодка ждала наших подопечных — она должна была доставить их в военно-спортивный лагерь патриотического фонда «Россия».

— Ах вот оно что… То-то эти фондовцы засуетились — меня тут уже теребили.

— И на машине они ехали туда же — лодка была страховочным вариантом.

— Хм, так вот какая тут мозаика…

Генерал надолго задумался. Майор молчал, опасаясь слишком громко дышать.

— Значит, так, — произнёс, наконец, куратор программы «Дети-уникумы». — Если, на наше счастье, Алина и её сын живы-здоровы, они должны быть в этом лагере — не могли же они бесследно исчезнуть.

— Прикажете послать туда группу захвата?

— Отставить ненужное рвение, майор, — раньше надо было думать, причём головой, а не задницей. Я сам туда поеду. Вокруг этого мальчишки уже слишком много шума — кто-то здорово постарался. Хватит пальбы — пора дипломатничать. Если они там, то всё обойдётся — может быть.

— А если нет? — осторожно поинтересовался майор.

— А если нет, подыскивай себе место охранника на платной автостоянке, Сидоров, — это тебя ждёт в лучшем случае. А меня уйдут на пенсию, и это тоже в лучшем случае.

И генерал тяжело вздохнул.

* * *

…Меня несло, переворачивало, кидало из стороны в сторону. Я не чувствовала своего тела, а сознание было каким-то ватным, и там мухой в паутине билась одна мысль: «Сашенька… Шепоток…». Волной накатывало забытьё, и я растворялась непонятно в чём — хрен его знает, как это состояние называется. Приплыли, короче. И всё — тьма беззвучная…

А потом я открыла глаза и с некоторым удивлением поняла, что я как бы жива. Это меня вообще-то порадовало, не буду врать, — оставалось только понять, где я нахожусь, и самое главное: где мой сын и что с ним. Я очень отчётливо помнила всё вплоть до того мига, как я шагнула в пропасть, а вот дальше — ну ни фига не помню. Амнезия называется.

14
{"b":"121079","o":1}