Я согласился на эту поездку без особых колебаний. По правде говоря, я счел идею вполне типичной для Криса – сумасбродной и забавной. В Ирландии я был только однажды, да и то два дня, не выезжая из Дублина, где проходили переговоры. К тому же, последние месяцы были действительно напряженными, и тихая неделя в провинциальном замке показалась кстати.

Самолет дался мне легче, чем могло бы быть – я летел в первом классе, а девушек предусмотрительно посадил в обычный салон. Это была просто забота о них – кресла там расположены ближе друг к другу, и они могли общаться.

Зато вертолет, хотя лететь было не так далеко, дался мне с трудом.

Златокудрая Пэм, стараясь перекричать двигатели, всю дорогу любезно развлекала меня своими соображениями. Я держался достойно, но когда она сообщила мне, что летала на вертолете единственный раз – «из Лос-Анджелеса на женевские острова», в одну секунду разразилась мигрень.

Одурев от ее щебетания, я смог ответить только, что это потрясающе. Кажется, она осталась довольна этой ремаркой, и поведала историю о том, как один ее знакомый миллионер организовал праздник прямо на вертолете, пригласил всех друзей, но она тогда не смогла поехать, а вертолет разбился вдребезги.

У меня мгновенно возник порыв постучать по дереву и, за неимением такового, я принял решение стукнуть несколько раз по златокудрой головке. Я как раз успел убедить себя в том, что меня оправдают, и тут мы пошли на снижение.

Не успели замереть лопасти вертолета, как я выпрыгнул на траву, и мне сразу полегчало. По полю уже шел подозрительно раскованной походкой Крис, а следом, позевывая, – неторопливый расслабленный Генри. Кажется, они уже начали отдыхать.

Мы обнялись и, обернувшись, замерли, завороженные неподражаемым зрелищем трех граций, выбиравшихся из чрева летательного аппарата на высоких каблуках. Первым придя в себя, Крис сделал широкий жест в сторону дам и произнес:

– Генри, это – Мэй, Пэт и Пэм. Рекомендую!

– Кого? – удивился Генри.

На пороге замка ждали холеный мужчина в смокинге и молодая девушка в белой кофточке и черной юбке до колен. Очевидно, горничная, хотя для прислуги она была очень хороша собой. Генри представил мне Малкольма и Мари.

Мари поздоровалась с таким очаровательным акцентом, что Малкольм, решив, что это требует пояснений, сказал:

– Мари – француженка, и находится в Ирландии на стажировке.

– О-о, только не это, – простонал шутливо Генри. – Француженки – моя слабость. Видимо, зов крови.

– Знаете, Мари, наш Генри ведет свой род от Камиля Демулена, великого оратора Французской революции, – решил проявить эрудицию Крис. – Все Демулены – из молодых и ранних героев. Впрочем, Генри уже значительно старше: Камилю, если помните из учебников истории, не повезло с партнерами, и они отрубили ему голову в весьма юном возрасте.

– Я очень польщена, сэр, – со сдержанным поклоном в сторону Генри произнесла Мари. – Наверняка у вас гораздо более уравновешенные друзья, чем Робеспьер, – добавила она, сверкнув из-под опущенных ресниц озорными глазами.

Эта девушка представляла настолько сильный контраст с моими воздушными спутницами, что я мгновенно забыл о них и даже удивился их появлению.

– Ах, какая старинная красота! – произнесла Пэм. – Здесь жили железные рыцари?

Никто не потрудился ответить, тем более, что налетел ветер, и прохладную тишину неожиданно разрезал визгливый скрежет флюгера на башне замка. Несмазанное устройство провернулось под резкими порывами ветра, как бы призывая приезжую публику обратить внимание на исторические достопримечательности Хэмфилда.

– Что это? – спросила впечатлительная Мэй, выискивая взглядом источник необычного звука. – Птица?

Внезапно ожили часы на башне в дальнем, полуразрушенном крыле замка, и гулко пробили три часа.

– Разве сейчас три? – спросил я.

– На них всегда три, сэр, – ответил Малкольм. – Позвольте проводить вас в вашу спальню. Мари, помогите, пожалуйста, разместиться юным дамам.

Я предпочел бы ровно противоположный порядок, но возражать, конечно, не стал.

Когда мы проходили мимо висящего в холле портрета, Малкольм на мгновение остановился, присмотрелся к лицу мрачного старика, пробормотал себе под нос что-то странное, вроде «сегодня улыбается», и пошел дальше.

– Это ваш родственник? – спросил я из вежливости.

– Нет, сэр, это герцог Уорвик. В замке необычайно много портретов, и некоторые из них, поверьте, совершенно уникальны.

В последнее время моя жизнь стала похожа на жевательную резинку. Знаете, когда кладешь в рот душисто-малиновую подушечку, впиваешься зубами в сладкую мякоть, и по всему рту распространяется свежесть, чувствуешь себя замечательно. Но когда от малины не осталось и следа, а ты еще возишь во рту эту противную, липнущую к зубам жвачку, не имея возможности просто выплюнуть ее, жизнь кажется невыносимой.

Именно такими были несколько последних месяцев. Бесконечные кастинги, медлительные стилисты, однообразные фотосессии. Во время последней мы с девочками вынуждены были изображать пылкую страсть к электроинструментам в пыльной комнате, декорированной под гараж. Поэтому известие о том, что нам целую неделю предстоит за неплохой гонорар провести с нормальными обеспеченными парнями в каком-то европейском замке, не могло меня не обрадовать.

Эта Ирландия, оказывается, очень забавная страна. Пока мы были в аэропорту, а потом летели на вертолете, погода сменилась несколько раз: сначала ослепительное солнце, затем дождь, и все небо заволокло серыми тучами, а потом вдруг – опять тепло, светло, как ни в чем не бывало. Больше всего мне понравились здешние барашки. Никогда не видела таких – словно игрушечные! Им бы еще бантики повязать, и можно ставить на витрину какого-нибудь милого магазинчика. А когда вдалеке показался замок, я чуть не вскрикнула от восторга. Просто настоящая готика, если я что-нибудь в этом понимаю. Загадочный, неприступный, башни уходят в голубое небо, а вокруг – луга ослепительно-зеленой травы.

Сверху все это выглядело сногсшибательно. Безумно красивая аллея, идущая к замку между двух рядов могучих деревьев, громада самого замка, изумрудное поле за ним, река за полем и лес…

Как только мы приземлились, Джефф выпрыгнул и пошел к замку. Нам с Пэм и Пэт пришлось выбираться из вертолета самим. Это было очень неудобно, учитывая высокие каблуки, я даже чуть не упала. Но, как оказалось, еще труднее было идти на каблуках по гравию. Мы с Пэм взяли друг друга под руки и пошли к замку. Со стороны, наверное, мы смотрелись удивительно глупо.

На ступеньках замка нас встретил дворецкий. Чопорный англичанин церемонно поклонился нам. Лицо круглое, излучающее знаменитое британское высокомерие, зато глаза – хитрющие и очень живые. Он сохранял серьезную мину, но почему-то все время казалось, что еще мгновение – и он подмигнет или состроит смешную физиономию.

И вот тяжелые старинные двери распахнулись, и мы попали в огромный каменный холл. На полу лежал невероятной красоты ковер, под высоким потолком висела гигантская чугунная люстра с множеством свечей, стены украшали зеркала в роскошных золоченых рамах. Из холла на второй этаж вела широкая парадная лестница.

– Добро пожаловать в Хэмфилд! – сказал Малкольм. – Думаю, время, проведенное здесь, будет для вас незабываемым праздником единения с историей былых веков.

Пэм не удержалась и хихикнула. Если уж мы и планировали уединиться здесь с кем-нибудь, то былые века тут были абсолютно не причем.

Малкольм никак не отреагировал на ее смешок и подозвал девушку в скучном неброском костюме и дешевых черных туфлях.

– Это Мари, – продолжал он, – старшая горничная замка.

– Буду рада быть вам полезной, – произнесла она с таким забавным акцентом, что тут уже мы втроем не удержались и прыснули.

Горничная улыбнулась какой-то странной, ничего не выражающей улыбкой – будто просто позволила своим полудетским, некрашеным губам чуть растянуться. При этом ее светлые, странные глаза необычного серо-зеленого оттенка были устремлены куда-то поверх наших голов, несмотря на то, что эта девица была как минимум на полголовы ниже любой из нас.