Джеймс Вулрич вспомнил недавние метаморфозы. Не столь уж давно американским журналистам и литераторам, всем тем, кто затрагивал проблемы деятельности спецслужб, не рекомендовалось писать о зарубежных резидентурах Центрального разведывательного управления. «Не рекомендовалось» — сказано мягко. Эта тема была запретной. Могли пострадать кадровые разведчики и особенно агенты, действующие в глубоком подполье. И запрету подчинялись. Абсолютным табу для средств массовой информации оставалась московская резидентура ЦРУ.

Соблазнительная тема, полная богатейших сенсаций! Но, увы, нельзя писать о победах — неизбежно будут раскрыты каналы разведывательного проникновения, источники получения информации, будет нанесен непоправимый урон самоотверженным агентам разведки, окажутся расшифрованными сотрудники ЦРУ, использующие дипломатические и иные прикрытия.

С другой стороны, — у Вулрича не было никаких сомнений, — нельзя касаться поражений, нанесенных «главным противником». По тем же причинам. А главное — непатриотично. Да и не следует настраивать против Лэнгли доверчивую общественность.

«Ныне положение существенно изменилось. Новые руководители Центрального разведывательного управления, — горько размышлял Вулрич, объявили себя поборниками гласности, забывая о том, что разведка сильна конспирацией. О ней заботились яркие умы американской разведки — Аллен Даллес, Дик Хелмс, Уильям Кейси. Они внедряли правила конспирации в сознание своих подчиненных, особенно в сознание и понимание правительственных чиновников и Конгресса, равнодушных к секретам разведки. И не было такого разгула публикаций о ЦРУ, раскрывающих методы его работы и — даже страшно подумать! — ее верных агентов».

Среди его бывших коллег нашлись любители поговорить о ЦРУ, предаться воспоминаниям. Он, Джеймс Вулрич, не напишет мемуаров. Хотя и мог бы! Книга бывшего руководителя Советского отдела Оперативного Директората ЦРУ, написанная со знанием дела, наверняка стала бы бестселлером. Конечно, он написал бы о «волках» из разведки — ведь он сам был из их породы. Да и о «кротах» американской разведки, проникших в важные объекты Советского Союза, он мог бы сообщить немало любопытного. Советский отдел мог похвалиться успехами.

Тщеславно подумал: и гонорар за такой бестселлер был бы баснословным! Да и в КГБ многое дали бы за то, чтобы появились мемуары начальника Советского отдела.

Джеймс «Волк» Вулрич не напишет книги о своем отделе, о московской резидентуре Центрального разведывательного управления, о подразделениях Лэнгли в странах советского блока — в Праге, Берлине, Варшаве, Софии, Бухаресте. В странах, граничащих с Советским Союзом, — в Хельсинки, Осло, Анкаре и Стамбуле, Тегеране и Кабуле. В «нейтральном» Стокгольме. Там, где в резидентурах ЦРУ действуют «русские группы», поставляющие «товар» в Советский отдел.

В чем же причина? — Он и сам еще не до конца осознал, что пришлось бы писать не только и, может быть, не столько об успехах и победах, сколько о неудачах и поражениях подразделений разведки. И в первую очередь о провалах московской резидентуры. Ему пришлось бы рассказывать любопытным читателям о крупных провалах агентов американской разведки в Советском Союзе, о разоблачении органами КГБ в последние годы уходящего десятилетия агентов Центрального разведывательного управления Калинина, Московцева, Толкачева, Полещука, Полякова, Поташева и других. О захвате советской контрразведкой с поличным разведчиков ЦРУ, действовавших под «крышей» американских дипломатических представительств в СССР, — Питера Богатыря, Луиса Томаса, Ричарда Осборна, Пола Стомбауха, Лона Аугустенборга, Майкла Селлерса, Эрика Сайтса. О раскрытии Комитетом государственной безопасности Советского Союза специальных оперативно-технических мероприятий ЦРУ в Москве, у берегов Камчатки, на железнодорожной магистрали Находка — Ленинград. Обо всем том, что заставило американского писателя-публициста Дэвида Уайза, автора многих книг о Центральном разведывательном управлении, горько признавать, что в восьмидесятые годы в Москве были провалены многие операции ЦРУ, что была разгромлена агентурная сеть, которая создавалась годами и которую теперь трудно будет восстановить, раскрыты принципиально важные направления разведывательной работы, которые уже не утаить от противника. «Размер понесенного нами в Советском Союзе ущерба, — сетовал американец, — исключительно велик. Для нас там обрублены все концы».

«Нет, нисколько не лукавил маститый писатель, — подумал Вулрич, — но слова его тем не менее впечатляют. Не каждому дано делать такие признания».

Нет, Джеймс Вулрич не напишет книги о московской резидентуре. Это однозначно. Зачем предаваться печальным и неприятным воспоминаниям? Зачем ворошить прошлое и каяться, если каяться не в чем!

Возможно, что и о самом «Пилигриме» Вулрич уже не вспоминал. Стоит ли думать о провалившемся агенте, когда ты сам делал все правильно. Да и какое может быть дело до исковерканной жизни «Пилигрима», до судеб его родных и близких?

Джеймс «Волк» Вулрич пережил многих руководителей Центрального разведывательного управления. Одни тихо покинули Лэнгли сами, с другими расправились политики. Сейчас он думает о том, с кем был связан пик его карьеры, его собственной жизни. И его уже нет. Бедный Кейси! Он ушел из жизни еще до того, как отправили в отставку Джеймса Вулрича. Ушел, так и не увидев плодов своих трудов по сокрушению ненавистной «империи зла».

Как кое-кто из его коллег, Уильям Кейси не срывался на истошные вопли «русские идут!», не бросался с высоты небоскреба, одержимый безумным видением русских танков, грохочущих по американской земле, в отчаянии от свалившихся на него бед. Он хладнокровно и настойчиво делал свое дело. И руководствовался своими принципами, в которые безоговорочно верил и которые соблюдал.

«Мы живем в джунглях, — говорил Редьярд Киплинг, — а в джунглях нет места цивилизации и действует право сильного, — таков был основной закон для покойного директора ЦРУ. Таково же было и кредо начальника Советского отдела Оперативного Директората. Отошедший от дел, поверженный в некоторых своих расчетах и надеждах, он роптал лишь на то, что судьба не дала ему возможности добиться большего…

В этой, последней, главе читатель не встретится с прежними героями повествования. Перед ним предстанут новые персонажи. И новые обстоятельства, которые покажут, как опасно почивать на лаврах.

В середине девяностых годов в средствах массовой информации, и зарубежных, и российских, появились сенсационные сообщения. Из торопливых статей журналистов, из сообщений радио, из телевизионных программ, из хлынувших на книжные рынки опусов писателей, освоивших благодатную тему деятельности спецслужб, из официальных материалов громких расследований деятельности американской разведки в Конгрессе Соединенных Штатов — из всего этого открылась подводная часть огромного айсберга Лэнгли. То, что в Вашингтоне всегда стремились скрыть от посторонних глаз и окутать густой пеленой секретности.

Впрочем, нет необходимости удивляться. То, что произошло, должно было случиться рано или поздно. И дело было не в осуждении Центрального разведывательного управления американскими законодателями, хотя их вмешательство в дела разведки дорого обошлось Лэнгли, сломало карьеры некоторых руководителей и оперативных сотрудников ЦРУ и стоило многим изрядной головной боли и нервотрепки. И дело не в том, что американские писатели и журналисты вдруг воспылали любовью к справедливости.

Расследования в Конгрессе и все, что предшествовало и последовало за скандальными событиями на Капитолийском холме, — плод тяжелейших провалов Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов в СССР и в постсоветской России.

Толчок всем этим потрясениям, сорвавшим покровы тайны с деятельности ЦРУ, был дан арестом высокопоставленного сотрудника Лэнгли Олдрича Эймса, обвиненного в сотрудничестве с органами государственной безопасности нашей страны. Как ни поразительно это прозвучит, «дело Эймса» дало хитрым пиарщикам из Вашингтона некоторые «козыри» — на него тут же попытались излить все свои «обиды» изворотливые стратеги из Лэнгли. Эймсу приписали все поражения американской разведки восьмидесятых-девяностых годов, даже те, к которым он не имел ни малейшего отношения. Ловкости картежников от политики можно только изумляться! Политика, как это бывает, часто смахивает на лицедейство. В этом театре актеры приспосабливают свои представления к вкусам и требованиям тех, кто оплачивает их игру. У хороших лицедеев плач и стенания очень правдоподобны.