Все перечисленные выше качества могут принадлежать разным лицам, а могут и объединяться в одном человеке. И среди революционеров всех стран и эпох подобные типы, то есть бунтари, составляют большинство. Впрочем, включающие в себя весь комплекс отмеченных черт довольно редки, но они особенно опасны.
В околодекабристской среде, кажется, всего два-три человека могут быть зачислены в группу безнравственных авантюристов: Дмитрий и Ипполит Завалишины и Роман Медокс (см. о них в статье Ю. М. Лотмана «О Хлестакове», перепечатанной из тартуских «Ученых записок» в книге ученого «В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь», М., 1988, и в первом томе его «Избранных статей», Таллинн, 1992).
Вокруг Петрашевского тоже наберется два-три человека с комплексом авантюризма или зависти (см. о них в моей книге «Петрашевцы», Л., 1988). Наиболее колоритен из них В. П. Катенев, в минуту откровенности признавшийся, что подростком увидел, как на окраине Петербурга народ восторженно приветствовал императора, и поклялся, что любыми способами добьется, чтобы и его встречала ликующая толпа.
Два-три человека найдется и среди «шестидесятников», среди поколения Чернышевского и Писарева. Но, конечно, всех перещеголял, всех затмил главный объект предлагаемой книги, С. Г. Нечаев. Он даже персонажей романа Достоевского «Бесы» затмевает. А ведь, как известно, в основу сюжета «Бесов» положено нечаевское дело; да еще Достоевского много лет обвиняли в клевете на революционеров; куда там! Реальная жизнь Нечаева демонстрирует такие бездны, что теперь можно бы упрекать писателя в некотором приглаживании-приукрашивании темных сторон действительности…
Нечаев собрал в себе весь комплекс перечисленных черт, добавив к ним немало других бесовских качеств, полученных, видно, от природы, но взлелеянных и распустившихся в соответствующей благоприятной среде. Ведь не одиночкой он был, вокруг него находились живые люди, но большинство-то из них, по крайней мере — на первых порах, не оттолкнуло его, не ужаснулось. Значит, были точки соприкосновения, была солидарность. Такие люди нужны революции.
Исследования о Нечаеве стали появляться еще до Октября 17-го года. Известно несколько публикаций в эмигрантской печати, а после 1905 года стало возможно обнародование трудов и в России. П. Е. Щеголев в журнале «Былое» (1906, № 7) напечатал статью «С. Г. Нечаев в Алексеевском равелине» (за нее он чуть не сел в тюрьму!), В. Ф. Цеховский в 1907 году выпустил компилятивную книжку «С. Г. Нечаев». Но настоящий бум начался после 1917 года: одна за другой выходили статьи и книги (отметим книги Р. М. Кантора «В погоне за Нечаевым», Л., 1925 и А. Гамбарова «В спорах о Нечаеве», М; Л., 1926), в розовом цвете рисовавшие облик героя. Наивная апологетика доходила до прямого связывания Нечаева с идеями и делами партии Ленина-Сталина; например, книга А. Гамбарова заканчивалась таким пассажем: «Как отдаленного предшественника русского большевизма, история его не только реабилитирует, но она давно уже его реабилитировала». Конечно, важно, что в ряде изданий были опубликованы ценные архивные материалы: см., например, сборник, подготовленный Б. П. Козьминым, «Нечаев и нечаевцы» (М.; Л., 1931). Кстати, это последний труд тех лет о Нечаеве — дальше наступила полоса многолетнего молчания. Она была прервана книгой А. И. Володина, Ю. Ф. Карякина, Е. Г. Плимака «Чернышевский или Нечаев?» (М., 1976), слава богу, не апологетической, но она мало что добавила фактического к прежним публикациям.
И вот перед нами — первая обстоятельная документальная монография об известном деятеле революционного движения. Написана она не предвзято, спокойно; автору, наверное, хотелось подчеркнуть, что острый детективный сюжет говорит сам за себя, что черты Нечаева лучше всего раскрываются не в публицистических декларациях исследователя, а в документах и фактах. Ф. М. Лурье проштудировал и использовал всю доступную ему печатную продукцию, где только можно было найти какие-либо сведения о Нечаеве, серьезно пропахал шесть московских и питерских архивов и извлек из них громадное количество ценнейших новых документов, впервые предлагаемых читателю (Военно-исторический архив — РГВИА; бывший архив Октябрьской революции, ныне — ГАРФ, с фондом III отделения; бывшая «Ленинка», ныне — РГБ; бывшая питерская «Публичка», ныне — РНБ; Пушкинский Дом; исторический архив — РГИА).
Феликс Моисеевич Лурье (род. 1931) — сын известного историка революционного движения М. Л. Лурье, погибшего на фронте в 1941 году. Сын вначале из-за житейских обстоятельств не пошел по научным стопам отца: с четырнадцатилетнего возраста он вынужден был работать на заводах и стройках, чтобы кормить осиротевшую семью (одновременно учился в вечерней школе). В 1956 году окончил Горный институт и много лет трудился на шахтах и в различных строительных организациях. В 1977 году успешно защитил диссертацию. Но отцовское дело привлекало его все больше и больше, Ф. М. Лурье с головой ушел в исторические разыскания, начал публиковать статьи, а когда Лениздат заключил с ним договор на книгу «Хранители прошлого» (о журнале «Былое»; книга вышла в 1990 г.), он в 1987 году распрощался с прежней профессией и стал вольным историком. Ныне — член Союза писателей Санкт-Петербурга, автор одиннадцати книг, лауреат премии «Северная Пальмира».
«Во Французской революции, вследствие того, что законы религии были отменены одновременно с ниспровержением гражданских законов, человеческий ум совершенно потерял под собой почву; он не знал, чего держаться и где остановиться. Появились революционеры невиданного типа, которые довели смелость до безумия, не знали сомнений и колебаний перед осуществлением какого бы то ни было намерения. И не следует думать, будто эти новые существа были единичными и мимолетными порождениями известного момента, осужденными исчезнуть вместе с ним. С тех пор они образовали целую расу, которая размножилась и распространилась по всем частям цивилизованного мира, везде сохраняя одну и ту же физиономию, один и тот же характер. Мы знали ее при ее зарождении, и до сих пор она у нас перед глазами».
Алексис Токвиль, 1856 год
НЕЧАЕВЩИНА
10 декабря 1873 года Федор Михайлович Достоевский, желая дать авторский комментарий к роману «Бесы» и объяснить его общественное значение, опубликовал статью «Одна из современных фальшей». Излагая в ней свой взгляд на российское освободительное движение, он писал:
«Без сомнения, из всего этого (то есть из нетерпения голодных людей, разжигаемых теориями будущего блаженства) произошел впоследствии социализм политический, сущность которого, несмотря на все возвещаемые цели, покамест состоит лишь в желании повсеместного грабежа всех собственников классами неимущими, а затем «будь что будет». (Ибо по-настоящему ничего еще не решено, чем будущее общество заменится, а решено лишь только, чтоб настоящее провалилось, — и вот пока вся формула политического социализма.)»[1]
Теоретики «политического социализма» появились в России в первой половине XIX столетия. Недовольство абсолютизмом и умелая против него агитация быстро увеличивали число сторонников разрушения государственного устройства. Антагонизм между властью и теми, кто жаждал ее захвата, разжигаемый взаимной ненавистью, ожесточался и ширился. Так с нарастающей силой продолжалось вплоть до октябрьского переворота. В смертельное противостояние вовлекались все большие массы людей.
Обман, шантаж, мистификация проникли в политическую борьбу задолго до появления на горизонтах российского освободительного движения создателя конспиративного сообщества «Народная расправа» Сергея Геннадиевича Нечаева. Все аморальное в действиях противоправительственных объединений, накопленное предшественниками Нечаева, было старательно им впитано, сконцентрировано и внедрено в практику «Народной расправы». Нечаев не только заимствовал уже известные приемы, но и внес свой вклад во вседозволенность, усвоенную вслед за ним всеми революционными партиями. Организовав убийство отказавшегося повиноваться товарища, он первый осуществил «насилие внутри насилия» (М. Конфино). Именно Нечаев провозгласил вседозволенность главнейшим средством революционного движения. Поэтому назовем нечаевщиной вседозволенность в политической борьбе.
