– Дитя Тьмы… – хриплый, грубый голос, похожий и не похожий на прежний. – Где мой Меч? Где мои пальцы?
Торисен пополз к первой башенке. Позади мертвецы вокруг Ганса зашевелились, медленно, неуверенно распутывая клубок рук и ног. Тори почти скатился вниз по лестнице. У подножия до него долетели шуршание и скрежет – из угла впереди. Мертвые просыпались.
«Ловушка, – пронеслась дикая мысль, – я сам зашел в ловушку… Спокойно, мальчик, спокойно. Раз, два, три!»
Он помчался по темным комнатам второго этажа, оскальзываясь на поворотах. А вот и лестница. Вниз, вниз, а теперь через главный зал.
Из тени, шатаясь, вышла черная фигура и преградила дорогу к дверям. Торисен попытался увернуться и проскользнуть мимо, но споткнулся о разбитую скамью и тяжело упал. Кто-то навис над ним.
– … не прав… – просипел знакомый голос. – Я был неправ… Ничто не перевесит слово лорда. Сними с меня ответственность, дитя. Она жжет меня… жжет…
Торисен в ужасе поднял глаза на лицо Анара. Огонь омерзительно исказил его, обнажив кости скул и куски черепа. Лорд издал нечленораздельный крик, оттолкнул мерлога, с трудом поднялся на ноги и повернулся к дверям. Дребезжащий голос преследовал его:
– Дитя, отпусти меня… отпусти нас всех, дай нам свободу…
Киндри отступил на середину внутреннего двора, подальше от костра, подальше от каменных бараков, наполнившихся теперь потаенными звуками. Торисен схватил его за грудки:
– Руны, слышишь ты, воспламеняющие погребальные руны… Можешь произнести их?
Шанир в ужасе уставился на него:
– Н-не зн-наю…
Он вскрикнул, оборвав сам себя. Груда обгорелых тел у двери лениво заколыхалась. Торисен тряхнул его:
– Говори, чтоб тебя! Освободи их!
Бледный юноша издал булькающий звук и закрыл глаза. Торисен готов был дать ему пощечину, думая, что он в обмороке, но тут Киндри глубоко вдохнул, набрав в грудь побольше воздуха, и произнес руны. Они с трудом прорвались наружу из его горла, как живые твари, и шанир, сотрясаемый рвотой, упал на землю. Торисен поддержал его. Гора сплетенных тел занялась пламенем. Внезапный огонь вспыхнул и внутри сараев, и в главном зале замка, заревел за зубчатыми стенами башен. Торисен выволок Киндри из ворот, протащил по мосту и только на склоне холма позволил истощенному шаниру упасть в высокую траву, а сам лорд, тяжело дыша, остался стоять, глядя на свой полыхающий дом.
Пятнадцать лет назад он задержался на этом самом месте, чтобы оглянуться в последний раз перед дальней дорогой на юг. Если бы он не оставил эти стены, рано или поздно Ганс убил бы его. Тогда бы Три Народа остались сейчас без него – сейчас, когда он больше всего им нужен. Но он оставил беднягу Анара, сжигаемого виной, и это постыдно, сколь благими бы ни были причины. Может, по букве закона честь его и осталась спасена, но дух был подорван, и сердце стонало от боли.
Лорд встряхнулся. Такие мысли никому не принесут пользы, кроме его врагов. Да, наверняка все случившееся было ловушкой, но кто ее подстроил и, главное, для кого? Подозревать можно только перевратов, столь близких к Темному Порогу и так стремящихся остановить Торисена. Сперва нападение шанира в Тентире, потом топорная, но почти смертельная засада Гришарки, затем бережно сохраненный и не слишком тщательно спрятанный почтовый пакет. Любой кенцир знает, какие последствия вызвало бы это безнадежное послание. Конечно же, Войско поспешило к Водопадам по кратчайшему пути. А теперь все пошло наперекосяк. Верховный Лорд мог даже и не заметить, как далекие Белые Холмы стали вдруг похожи на Гиблые Земли, а тем более никто его не заставлял отправляться на разведку. Но он пошел, и там поджидал замок, гноящийся нарыв, готовый лопнуть. Возможно, одно лишь его присутствие спровоцировало взрыв. Возможно, на это и рассчитывали перевраты.
Внизу красный свет вылился из дверей башни и покатился по ступеням во двор. Языки пламени пробрались сквозь зарешеченное оконце и лизнули стену. Сейчас в зале, должно быть, настоящее пекло. Погребальные руны действуют только на мертвую плоть, но она легко может поджечь и дерево. Сколько же там мертвецов…
Пламя, огонь, огненная комната, Тентир…
«Так что же может действительно напугать тебя, а? Давай поищем?»
«Дитя Тьмы! Где мой меч? Где мои…»
Да, ему было страшно слышать слова из кошмара, повторяемые мертвым ртом, но они напугали его не настолько, насколько ужаснули бы истинного похитителя Кольца и Меча. Но кто мог забрать их?
Тут он вспомнил о тряпочке, выхваченной им из-за пазухи Ганса, которую он до сих пор сжимал в руках. Торисен развернул ее. Это была совсем не погребальная ткань, а просто кусок ткани, вырванный из чьей-то рубахи. В самом центре прямоугольника темнело одно пятнышко, отметка кровного родства. Но ведь из семьи Ганса выжил он один, кроме… кроме…
Джейм, шанир, Дитя Тьмы, его сестра – она должна была вернуться. На секунду Торисен застыл, оглушенный. Потом рухнул, словно ноги у него подкосились, на склон и начал смеяться, беспомощно, почти истерически.
– Милорд? – это прохрипел Киндри.
– Нет, нет, я не потерял рассудок – надеюсь. Ох, дураки! Столько работы, чтобы загнать в капкан не того близнеца! – Он закашлялся, оборвав смех. – Надо возвращаться обратно в лагерь, а то я и впрямь попаду в беду. Но как?
– Пешком, полагаю.
– Три сотни лиг?
– Надеюсь, меньше, – торопливо ответил Киндри, словно опасаясь, что Торисен снова засмеется. – Ведь эта девочка не могла бы уйти так далеко от своих останков. Мы пойдем за ней след в след, а то, боюсь, прогулка действительно окажется слишком долгой.
– Да… Да, конечно.
Торисен поднялся и пошел вслед за пляшущей детской тенью. Он все еще пытался привести в порядок рассудок, а это была нелегкая работенка. Он знал, что смертельно напугал шанира. Киндри так и держался от него поодаль, как от чего-то опасного и непредсказуемого. Торисен неожиданно повернулся к молодому человеку, заставив его отпрянуть.
– Ты странно дышишь. С тобой все в порядке?
– Д-да, лорд. Просто руны немного обожгли язык. Я поправлюсь.
– Как и всегда, да? – Торисен тут же понял, что слова прозвучали насмешкой. Трое, да что же с ним такое?
Но Киндри воспринял вопрос серьезно:
– До сих пор мне это удавалось, лорд. Я, может, и не силен, но куда крепче, чем выгляжу, – фамильная черта. Видишь ли, моя прабабушка была из Норфов. – Он пристально посмотрел на Торисена. – Я знаю, это не дает мне права притязать на вхождение в дом Норфа, но все-таки какая-то гордость во мне есть. Ты не должен был отсылать меня с Донкерри в Вирдене.
– О зубы и когти бога! Я видел, что Каинрон сделал из-за меня с твоей спиной. Думаешь, я хочу снова подвергать тебя опасности? Но это все-таки случилось, и я опять в долгу у тебя – куда больше, чем прежде.
Он говорил с такой горечью, что Киндри вздрогнул:
– Ох, лорд, пожалуйста! Не думай об этом так. Да, правда, что ты мой истинный лорд. Ни ты, ни я не можем этого изменить. Но если ты не хочешь признать меня, то я… я бы предпочел, чтобы об этом вовсе забыли.
– Очень благородно, но это не освобождает меня от чувства признательности, не так ли? Кто-то, может, и скажет, что он всего лишь хочет то, что я могу свободно дать, но ты явно ищешь способы сделать меня своим должником.
Лорд развернулся и пошел дальше за тенью девочки, подпрыгивающей чуть нетерпеливее, чем прежде, оставив Киндри за спиной. Трижды проклятие. Годами он не сталкивался с шанирами и уже почти убедил себя, что преодолел свое бессознательное отвращение к ним. А тут вот оно и вылезло снова из глубин сознания и навалилось всей тяжестью на одного человека, плюясь беспощадными словами, достойными безумного отца. Раскаленный пепел Ганса освещает сейчас дорогу. Во имя Порога, почему его тень все время ложится поперек жизни сына?
Киндри вскрикнул. Торисен взглянул – шанир неуклюже растянулся на земле, угодив ногой в заполненную туманом яму. Пытаясь догнать лорда, он подошел слишком близко к скрытой дыре и, по-видимому, провалился. Туман полз вверх по его ногам. Кажется, он не мог подняться.
