Зиновий ответил, надо полагать, Дегтярь не делает для себя исключение.
Катерина громко закричала «фу!» и сказала про своего мужа, что у дурака и шутки дурацкие. Иона Овсеич покачал головой: Катерина зря нападает, тем более, что в словах Зиновия есть доля правды. И все-таки это удивительно: гость приходит в дом, приносит хорошую новость, а монету берут на зуб и пробуют, не фальшивая ли. Значит, опять позволил себе бестактность Зиновий, бывали случаи, когда совали фальшивую.
— А я, — сказала Катерина, — верю товарищу Дегтярю, как себе самой. Еще больше.
— Ладно, — подбил итог Иона Овсеич, — цыплят по осени считают. Через неделю встретимся. А в эти дни пусть кто-нибудь сидит дома, могут наведаться гости из жилотдела.
В четверг, бабушка Оля оставалась одна с внуками, пришла депутат из Сталинского райсовета и с ней техник домохозяйства. Техник объяснил, какие трудности могут встретиться при укладке канализации, поскольку в подвале по соседству расположены промтоварные склады, но депутат с ходу ответила ему, что здоровье человека для нас дороже, чем тысяча тюков хлопчатки и габардина, тем более в доме дети. Бабушка Оля подвела к депутату обоих внуков и велела сказать тете октябренское спасибо. Миша сказал, а Гриша не захотел — на том основании, что они еще не октябрята и даже в старшей группе еще не все октябрята.
— Молодец, — депутат погладила Гришу и ласково потрепала за ухо, — надо быть всегда принципиальным.
Техник заявил, что ему необходимо спуститься в подвал, и тогда он сможет дать более конкретное заключение, но сегодня уже поздно.
— Товарищ депутат, — возмутилась бабушка Оля, — что он морочит голову! На этом месте при Николае и в первые годы Советской власти была дворовая прачечная, потом построили для детей форпост, куда же могла деваться канализация?
Техник ответил, что в древнем Риме тоже была канализация.
— Хабарник, — закричала бабушка Оля, — он хочет, чтобы ему дали на лапу, а этого он не хочет?!
Оля поднесла технику кукиш под самый нос, депутат засмеялась и просила успокоиться. Техник предупредил товарища депутата, что в последний раз ходит с ней по таким делам, а заключение пусть сама пишет: он не будет брать на себя ответственность.
— Послушайте, — рассердилась депутат, — я прошу разговаривать со мной другим тоном!
Техник ответил, что другого тона не будет и он напишет докладную на имя председателя райисполкома.
— Какую докладную? — оторопела депутат.
— Что лезете не в свои дела и настраиваете людей, — нахально объяснил техник.
— Хабарник, — от сильного волнения Оля Чеперуха побелела, — как ты разговариваешь с депутатом, она с тобой свиней не пасла.
Техник пропустил оскорбительные слова мимо ушей и поставил в известность товарища депутата, что без согласия горпромторга никакой канализации здесь проводить не будут, а горпромторг даст согласие после дождичка в четверг.
— Не слушайте его, — заломила руки бабушка Оля, — я здесь живу тридцать пять лет: дом принадлежал полковнику Котляревскому, спросите у мадам Малой, на этом месте находилась прачечная, потом прачечную переделали в форпост, чтобы дети имели где играть, а после войны форпост переделали в квартиру, и теперь здесь живет мой сын. Он потерял на фронте негу, жена тоже была на фронте, кроме того, двое маленьких детей. Гриша, Миша, подойдите к тете — пусть она хорошо на вас посмотрит. Товарищ депутат, вы не представляете себе, какие это золотые дети!
Товарищ депутат сказала, что все дети для своих родителей и бабушек самые лучшие на свете, но не надо закатывать истерики, а то действительно получается неприглядная картина.
— Что же вы решили? — Бабушка Оля прижала к себе внуков и невольно остановилась у дверей, как будто загораживала выход.
— Мы ничего не решили, — спокойно объяснила депутат, — и вообще я не решаю, а только докладываю на исполкоме, но сначала должен дать свое заключение специалист.
— Значит, опять он? — Бабушка Оля показала пальцем на техника. — А без него Советская власть не может шагу ступить?
— Не волнуйтесь, — сказала товарищ депутат, — у нас в Советском Союзе есть законы, и все будет по закону.
Зиновий, когда узнал, как проходило обследование, немедленно побежал к Ионе Овсеичу и прямо заявил, что здесь дело уже не в личном интересе, а в принципе, и он будет писать непосредственно на имя первого секретаря обкома.
— Пиши, — ответил Иона Овсеич, — пиши, но раньше хорошо подумай, есть у техника настоящие козыри или он только берет на бога, как некоторые другие спецы его профиля.
Зиновий возмутился: откуда настоящие козыри, если в комнате стоит кран с отливом и само собой понятно, что там, где прачечная, там и канализация!
— Чудак, — улыбнулся товарищ Дегтярь, — а где у тебя доказательства, что канализация была проведена по всем правилам, тем более почти сто лет назад? А во-вторых, где доказательства, что за такое время она сохранилась и сегодня пригодна для эксплуатации?
— Подождите, — вернулся к прежнему Зиновий, — но у меня же сегодня стоит кран с отливом!
— Тот факт, что есть, — опять улыбнулся Иона Овсеич, — это еще не доказательство, что так и должно быть.
Зиновий задумался, громко вздохнул и спросил, что же конкретно предлагает товарищ Дегтярь.
— О, — Иона Овсеич хлопнул ладонью по столу, — наконец я слышу голос мужчины. Перво-наперво прикрути форсунку, а дальше мы будем ходатайствовать, чтобы коммунотдел прислал квалифицированного специалиста, который имеет все полномочия дать окончательное заключение. Ты меня понял?
Зиновий минуту молчал, потом протянул Ионе Овсеичу руку и сказал, что в прошлом он бывал иногда не совсем справедлив к товарищу Дегтярю, но больше это не повторится.
— Горячий человек, — укоризненно покачал головой Иона Овсеич, — я больше не хочу слышать от тебя таких слов: ты всегда поступал, как подсказывала тебе твоя совесть. И когда ты помог Аде Лапидису устроиться на завод Кирова, чтобы он был всегда перед глазами, тебе тоже подсказала твоя рабочая совесть.
Иона Овсеич внимательно смотрел на Зиновия, как будто давно в последний раз виделись и немножко призабыл, потом поинтересовался, поскольку уже зашел разговор, как складываются у Ади отношения на заводе: с коллективом, с отдельными рабочими, какие поднимаются вопросы, что говорят про начальство, про кино, про книги. Зиновий ответил, что они с Адей работают в разных цехах и практически почти не видятся, но если Иона Овсеич хочет знать подробности, надо связаться с комитетом комсомола и цехкомом.
Иона Овсеич взял Зиновия за руку выше локтя и велел уточнить, кто должен связаться: он или это сделает сам Зиновий?
Зиновий сказал, что ему связываться с комитетом и цехкомом незачем, поскольку его без того хорошо знают там и в случае надобности сразу найдут, а товарищу Дегтярю, если будет нужно, ничего не стоит поднять трубку и позвонить на завод.
Иона Овсеич заложил большой палец под борт тужурки, склонил голову набок и попросил разрешения задать один вопрос, а именно: почему, когда речь идет о сооружении в бывшем форпосте, где теперь квартира Зиновия Чеперухи, санузла, Дегтярь ни на минуту не задумывается о трудностях и берет на себя все заботы, а Зиновий Чеперуха, молодой, полный сил и энергии, в ответ на обращение того же Дегтяря, не желает помочь и позаботиться о судьбе своего младшего товарища, в данном случае Ади Лапидиса, в его же собственных интересах?
Зиновий поправил руками свой протез, немножко ослабил ремни, сделал движение, как будто хочет встать из-за стола, но остался на месте и сказал, что за откровенность надо платить откровенностью, а именно: всю свою жизнь в этом доме он бегал в дворовую уборную, и ничего, здоровья не потерял, его сыновья тоже могут побегать, но за личный туалет, даже с ванной, пусть Дегтярь зарубит у себя на носу, их папа никогда не станет сексотом.
Иона Овсеич побледнел, потом сделался красный как вареный рак, видно было, что человеку трудно дышать, пришлось расстегнуть воротник, и набросился на Зиновия:
