И ведь проснулась ровно через три с половиной часа безо всяких будильников! Ну, чем не Штирлиц? Даже выспаться умудрилась. Понимая, что в столь ответственный день я не имею права опаздывать ни на минуту, лучше даже приехать пораньше, чтоб уж выслужиться, так выслужиться, я торопливо проглотила чашку кофе, оделась, чмокнула Лавруху в кожаный нос, сказав, что гулять его поведет Тая, чтобы он ее будил, не стеснялся, и помчалась в родимую редакцию.

Должно быть впервые за долгие годы самоотверженного труда на ниве "желтой прессы" я прискакала к издательскому дому "Комета" за пятнадцать минут до начала рабочего дня. Немыслимое дело! В уверенности, что придется потоптаться в коридоре под закрытой дверью в ожидании любимого начальства, я поднялась на второй этаж и прошествовала к двери с табличкой "Редакция газеты "Непознанный мир". Офис". Слово "Офис" в этой надписи мне особенно нравилось, внушало чувство гордости. Как ни странно, дверь оказалась не заперта, я даже занервничала – уж не прорвались ли преступные элементы в самое сердце "Непознанного мира", желая стырить бесценные сокровища редакции? На цыпочках я прокралась в предбанник, Петюнино рабочее место пустовало, наш секретарь-кроссвордист заступал на рабочую вахту ровно в девять ноль-ноль, ни минутой раньше, ни секундой позже. Заскочила непосредственно в "офис" – тоже никого, не имел привычки наш отважный коллектив припираться на работу раньше времени. Затем отважилась заглянуть в кабинет начальства. За своим фундаментальным письменным столом восседал Конякин С. С. собственной персоной, красными глазами смотрел он в монитор.

– З-з-здрасте, – малость растерялась я.

– Здравствуй, Сена, – сурово ответил он, не отрывая взгляда от монитора. – Что, буфет уже открылся?

В моей душе шевельнулось тревожное подозрение, что любимое начальство немного перетрудилось. Не рассчитало, так сказать, своих усилий, возделывая неблагодарную почву желтой прессы.

– Что вы, Станислав Станиславович, – ласково засюсюкала я, заходя в кабинет, – еще рано. Буфетик попозже немножечко откроется.

– Да? – он все-таки оторвался от компьютера и посмотрел сквозь меня туманным потусторонним взором. Вместе с красными глазами смотрелось жутковато… – А, сколько сейчас времени?

– Без десяти девять.

– Утра? – уточнил несчастный.

– Да, Станислав Станиславович, утра.

На всякий случай, я назвала ему число, год, день недели и город, в котором мы находимся.

– Надо же, как это всё, оказывается, затягивает… – пробормотал Конякин, вылезая из-за стола. Я на всякий случай отступила к выходу. – Глянь-ка, Сена, вода в чайнике есть?

Он кивнул на электрический чайник, стоявший на подоконнике. Рядом в строгом порядке размещались две чашки, три блюдца, граненый стакан с чайными ложечками, банка кофе и упаковка кускового сахара. Вода в чайнике имелась. Включив его, я с робкой надеждой на небольшое улучшение мозговой деятельности, предложила свихнувшемуся начальству набодяжить горяченького кофейку. Авось просветление случится.

– Две ложки кофе и три куска сахара, – милостиво кивнул Конякин. – Нет, ну надо же, как затягивает, и не заметил, как всю ночь просидел. Ты и себе кофе сделай.

И раз уж мы собрались вместе пить кофе прямо таки по-дружески, накоротке, я осмелилась поинтересоваться, что же так затянуло, увлекло, зачаровало наше светлейшее начальство?

– Да вон, – кивнул он на компьютер, – знакомства эти виртуальные. И представить себе не мог, что у нас столько одиноких женщин!

Станислав Станиславович приоткрыл окно и закурил. Я залила кипятком кофе и, размешивая, сказала, что одиноких женщин у нас действительно пруд пруди, и, между прочим, мы с подругой тоже к ним относимся. Даже не думала, что Конякин так сильно удивится, узнав, что мы с Тайкой закоренелые холостяки… холостячки.

– Так давай и тебе анкету сделаем! – тоном, не терпящим возражений, произнес Конякин. – Завтра же принеси фото, Петр отсканирует и вперед!

Я не осмелилась возражать. Вперед, так вперед. Протянув начальству чашку, я не выдержала, и, раздираемая любопытством "на сотню маленьких медвежат", поинтересовалась, посетил ли Станислав Станиславович литературное кафе?

– Один разок сходил… с дамой, – Станислав Станиславович курил в монументальной, я бы даже сказала – творческо-возвышенной позе, хотя прямо сейчас памятник с него ваяй. – Интересное заведение, интересное…

– А даме понравилось? – затаила я дыхание.

– Даме-то да, – его голос неожиданно сделался сердитым, – а вот мне не очень! Там как раз литературный концерт проходил, выступали поэты! И во время их выступления дама тоже полезла на сцену читать свои стихи! И снять ее оттуда не представлялось возможным! И нас попросили покинуть заведение! Я даже антрекот не успел доесть, – добавил он с досадой.

Во как… стоит предположить, что первое свидание оказалось последним. Что ж так дама силы-то свои не рассчитала…

Напившись кофия, Конякин посветлел лицом, окончательно вернулся из виртуальной реальности в обыкновенную и поинтересовался, где меня столько времени носило? И почему, собственно, я так упорно игнорирую свою работу, за которую мне, между прочим, деньги платят? Я поняла, что дружба кончилась и спешно принялась оправдываться, вытаскивая из сумки дискету с плодами ночного бдения.

– Станислав Станиславович, – решила я сменить темы, чтобы начальство не сильно глубоко погружалось в неприятные воспоминания, и не больно пинало меня за прогулы, – у меня тут возникла небольшая креативная идейка, касательно нашей газеты.

Слово "креативный" Конякину очень нравилось, поэтому он взглянул в мою сторону с долей интереса.

– Почему бы нам не поместить на последнюю страницу кулинарную рубрику? Но печатать не просто рецепты вкусных, а самых что ни на есть магических блюд? Например, для улучшения энергетического фона, для усиления любовных чувств и все такое прочее? Это привлекло бы женскую аудиторию, а то не всем домохозяйкам интересны аномальные и криминальные явления, а так, глядишь, и подтянутся стройными рядами.

– Хм-м-м, – задумчиво произнес Конякин. – А что, интересная мысль, надо ее обдумать, посоветоваться с коллективом. Если добавим рубрику, ты ее вести и будешь.

Подумав, что инициатив штука опасная, я потихоньку стала отползать к выходу.

Ровно в девять прискакал Петюня и с ходу получил приказ начальства распечатать все с моей дискеты. И, не отряхнув пыли дорожной, Петюня бросился распечатывать. Следом подтянулись остальные члены нашего маленького, но борзого и непобедимого коллектива, и жизнь закипела, зафонтанировала в авральном режиме – до сдачи номера оставалось три дня. В честь такого серьезного события, художник Левик Иловайский даже в чистой рубашке пришел и, в кои-то веки, не с похмелья. В общем, вкалывали во все железки, чуть обед не пропустили, так заработались.

– Сена, – прозвучал над ухом голос Влада, – тебе Тая звонит.

– Ага, спасибо, – я взяла протянутый мобильник. – Да, слушаю.

– Сенофонд, ты разговаривать сейчас можешь? – взволнованно спросила Тайка.

– Могу, – я бросила взгляд на часы, обед начался пятнадцать минут назад, значит, имею полное право общаться. – Чего надо?

– Только что Горбачев звонил и рассказал…

– Погоди, я в коридор выйду.

Я поспешно выскочила из "офиса" и потопала в конец коридора, к курилке.

– И что он рассказал?

– Он связался с тульской милицией, они съездили к Любе, а она… она, ты представляешь, она, похоже напилась в лоскуты после нашего ухода и в общем… в общем, с пьяных глаз она перепутала четвертушку водки с бутылкой уксусной кислоты! – выпалила Тая. – И спасти ее не удалось!

– Во как… – зайдя в курилку, я присела на подоконник.

– Ага, не успело правосудие свершиться! – судя по голосу, подруга сильно расстроилась. – Отвертелась, негодяйка, от ареста!

– Тай, если принять во внимание возможное существование высшей справедливости, то неизвестно, что для нее хуже.