«Не покладая рук и не жалея себя, работники академии спасали ее сокровища от гибели: мы дежурили по ночам поочередно, охраняя академические музеи. Утро мы начинали с носки, пилки и колки дров. Во время этой работы часто велись организационно-научные совещания. Потом мы переходили в нетопленные помещения и сидели в пальто за работой. Все помнят, как тогда приходилось питаться и как особенно в жуткие 1919 и 1920 годы мы все долгими месяцами голодали. А работа шла все время… Кипела теоретическая мысль, разрабатывались методы».

Когда А. М. Горький как член «Комиссии помощи И. П. Павлову» пришел к ученому узнать, в чем он нуждается, тот отвечал:

— Собак нужно, собак… Положение такое, что хоть еам бегай по улицам и лови… Подозреваю, что сотрудники мои так и делают. Нужен воз сена, и лошадей нужно, хоть две-три, пусть хромые, раненые… Лошади — чтобы получать сыворотку из их крови.

«В комнате было так же холодно, как на улице, — пишет Горький. — Иван Петрович — в толстом пальто, на ногах — валяные ботики, на голове — шапка».

Владимир Ильич высоко ценил труды И. П. Павлова и в его учении об условных рефлексах видел одну из важнейших естественнонаучных основ исторического материализма. Руководитель Главнауки Народного комиссариата просвещения Федор Николаевич Петров, вспоминая о посещении И. П. Павлова, рассказывает:

«Помню, какой изумленный вид был у академика Ивана Петровича Павлова, когда я сообщил ему, что Владимир Ильич Ленин дал указание создать для работы Павлова максимально благоприятные условия. На мой вопрос, сколько нужно денег, академик недоверчиво переспросил: „А разве вы можете дать деньги, ведь нужно золото, нужно закупать приборы за границей“. Я ответил, что Советская власть для науки ни золота, ничего не пожалеет. После некоторого раздумья он сел и составил скромный список приборов на тысячу рублей золотом. И как же был тронут, когда узнал, что Владимир Ильич предложил Наркомпросу открыть неограниченный кредит для организации лаборатории великого ученого».

В постановлении Совета Народных Комиссаров от 24 января 1921 года, подписанном В. И. Лениным, научные заслуги И. П. Павлова определялись как «совершенно исключительные, имеющие огромное значение для трудящихся всего мира», и время не только не умалило эти заслуги И. П. Павлова и их мировое значение, но, как и должно быть, возрастило их. Правда, время от времени даже у пас еще появляются сочинения вроде «Эвристики» В. Н. Пушкина, где самого имени И. П. Павлова не упоминается, хотя обильно цитируются его идейные противники, но гениальные открытия не были бы гениальными, если бы немедленно становились общепризнанными, общепонятными.

Марксизм-ленинизм является свидетельством тому.

27 января 1921 года состоялась встреча В. И. Ленина с учеными по вопросу об улучшении труда и быта работников науки и культуры. Участниками встречи были вице-президент академии В. А. Стеклов, непременный секретарь С. Ф. Ольденбург и начальник Военно-медицинской академии В. Н. Гонков. Представлял ученых А. М. Горький.

Вспоминая эту встречу, С. Ф. Ольденбург писал в газете «За социалистическую науку»:

«Во время беседы с учеными Ленин исчерпывающе выяснил их нужды, определил их задачи и обещал им всемерное содействие.

— Я лично, — сказал он, заканчивая разговор, — глубоко интересуюсь наукой и придаю ей громадное значение. Когда вам что нужно будет, обращайтесь прямо ко мне!

Это обещание он сдержал много раз», — свидетельствует Ольденбург.

— Пусть ученые поймут, — говорил Ленин, — что мы хотели бы сделать для них гораздо больше того, что можем пока сделать. Но когда голодают все, мы не можем даже для самых ценных и нужных нам людей делать сколько-нибудь значительно более, чем для других! Мы хорошо понимаем, что мало еще поставить ученого в лучшие личные материальные условия, необходимо еще поставить в лучшие условия и его научную работу, а это сделать иногда всего труднее!

Вспоминая, в свою очередь, об этой встрече, Горький рассказывает, что, проводив ученых, Ленин удовлетворенно сказал:

— Это я понимаю. Это — умники. Все у них просто, все сформулировано строю, сразу видишь, что люди хорошо знают, чего хотят. С такими работать — одно удовольствие. Особенно понравился мне этот…

И он назвал В. А. Стеклова, а через день уже говорил по телефону Горькому:

— Спросите Стеклова, пойдет он работать с нами?

Стеклов принял предложение. Это искренне обрадовало Ленина, потирая руки, он шутил:

— Вот так, одного за другим, мы перетянем всех русских и европейских Архимедов, тогда мир, хочет не хочет, а — перевернется!

И героическая приверженность к своему делу, и настойчивость в достижении поставленной цели, и строгое, точное, почти математически ясное мышление ученых крупного масштаба — все в них было близко и понятно Владимиру Ильичу. Великий социолог и ученый, он сам считал, что работа каждого настоящего ученого нужна стране, что новая жизнь может быть построена правильно и прочно, только если будет опираться на науку, на истинное знание.

Академик А. В. Пейве рассказывает, что уже в 1921 году Владимир Ильич потребовал резкого подъема деятельности научно-технического отдела Высшего Совета Народного Хозяйства. В начале сентября он вызвал Н. П. Горбунова и дал ему знаменитое поручение — «разбудить научно-технический отдел ВСНХ».

Искренний и честный большевик, с первых дней Октябрьской революции Николай Петрович становится активным ее деятелем. Принципиальность молодого ученого, талант организатора, необыкновенная работоспособность и, главное, умение быстро и точно решать трудные задачи привлекли внимание В. И. Ленина. При образовании Совета Народных Комиссаров Владимир Ильич назначает Горбунова своим секретарем. В августе 1918 года Горбунов назначается заведующим научно-технического отдела Высшего Совета Народного Хозяйства.

Он-то и провел огромную работу по созданию сети научно-исследовательских учреждений. В эти годы возник ряд научно-исследовательских институтов, в том числе в 1929 году Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, президентом которой был назначен Н. И, Вавилов, а вице-президентом — Н. П. Горбунов.

Благодаря своему организаторскому таланту Николаю Петровичу удалось «разбудить научно-технический отдел ВСНХ» и прекрасно выполнить поручение Владимира Ильича. К сожалению, научная и общественно-политическая деятельность Горбунова, как и многих других верных ленинцев, была трагически прервана в 1938 году.

Одновременно с арестом Николая Петровича был арестован и Г. А. Озеров, представлявший в ЦАГИ научно-технический отдел ВСНХ. Но труды их по организации советской науки не пропали даром.

Когда возобновились научные связи с зарубежными странами, мир был поражен сообщениями о высоком состоянии русской науки, вместо ожидавшейся гибели всякой культуры при большевиках.

Одним из первых в 1920 году был командирован в Германию для приобретения научного оборудования профессор Михаил Исаевич Неменов, директор основанного им совместно с академиком А. Ф. Иоффе Института рентгенологии и радиогеологии. Присланные им немецкие газеты называли поражающим известие о том, что в России «уже два года тому назад был задуман и действительно создан колоссальных размеров научно-исследовательский институт, которому вряд ли можно найти равный в мире».

«Немецкий медицинский еженедельник» писал в заключение:

«Многие покачивают головой, узнав, что голодающая Россия не побоялась тратить средства на предприятие с широким размахом. Нам следовало бы брать пример с России, так как только успехи в области культуры могут спасти нас из настоящего бедственного положения».

«Когда в 1920 году группа советских ученых была командирована за границу, мы были посланцами и сторонниками той самой Советской власти, против которой ополчился весь капиталистический мир от социал-демократов до реакционеров, — пишет А. Ф. Иоффе в своих воспоминаниях „Встречи с физиками“. — Прошло три года Советской власти, которую зарубежные газеты изображали как разрушителя культуры, как врага передовых ученых, а в нашем лице перед западным миром представали знакомые ему раньше физики, которые рассказывали, как за эти три года развернулась научная деятельность, как Советская власть организовала новые научные институты. Иностранные ученые узнали о десятках физических исследований, о бурном росте советской культуры. Все это создавало резкий контраст с газетной информацией и вызывало тем более живой интерес ученых, привыкших верить фактам больше, чем словам».