— Трой, ты меня совсем не любишь, — печально сказала Люська. — Обижаешь по каждому пустяку.

— Пора тебе быть взрослой и совершать взрослые поступки. — Осмелел Кирюша, ему очень хотелось подравняться к Трою.

Люся схватила трубочку для коктейля, пачка которых лежала на блюдечке на столе, сунула трубочку в стакан с компотом и дунула компотом на Кирюшу.

Получилось грубо. Люся хотела немедленно извиниться, но дернулся стол — его потащила веревка, она была прикручена к ножке.

Трой кинулся к выходу. По тротуару не спеша ехал трактор со скребком и подметальной проволочной щеткой, чистил от снега тротуар. Краем скребка зацепил канатик и теперь волок за собой Пеле и соответственно волок и стол в «Светлячке». Трактор был остановлен. Пеле спасен.

— Так можно снова оказаться в милиции, — сказал Николай Иванович после урегулирования конфликта.

— В один день два раза! — засмеялся Кирюша. — А канат крепкий, качественный.

— Манильский, — сказал Трой. — Всё физики-альпинисты. Мне подарило спортивное общество «Квант».

— Этот на тракторе чумовой, не видит, что ли, собака на поводке гуляет, — сказала Люся с возмущением.

— А хозяйка прохлаждается мороженым! — опять засмеялся Кирюша.

— А вы чуть «Светлячок» не разломали, — сказала Люська.

— Но это же твоя затея с удлинением поводка? — не выдержал и возмутился Кирюша.

— Не знаю. Не помню. Канат не мой, и я не физик.

Потом они расстались: Николай Иванович пошел домой — ему предстояло сесть за очередной отчет по складу, — Люся, Трой и Кирюша пошли еще погулять. Пеле, как всегда, тащился сзади — он все еще переживал встречу с трактором.

Сегодня Люська молча и деловито повела Николая Ивановича в магазин. Когда пришли, Николай Иванович понял — пощады не жди: магазин назывался «Спорттовары».

— У вас гири есть? — Спросила Люська продавца.

Николай Иванович вобрал голову в плечи: час его пробил. Да еще продавцом оказался Адидас — бывает же такое стечение обстоятельств. Адидас, конечно, Люську узнал, как и Люська его. Николай Иванович это почувствовал.

— Может быть, купим футбольный мяч для Пеле? — попробовал отвлечь Люську от гири Николай Иванович.

— Нет. Гирю. У вас есть гири? — повторила Люська вопрос.

— Есть, — ответил Адидас — Свежие. Утром получили. — Адидас решил свести с Люськой счеты, совершенно ясно.

— Почем килограмм? — Люська и не собиралась покинуть поле боя. Наоборот!

— Пятьдесят коп. Вам кусочком или нарезать?

— Целиком возьмем. Для него. — Люська показала на Николая Ивановича.

Адидас не спеша оглядел Николая Ивановича, улыбнулся, ответил Люське:

— Если целиком для него — вы пришли не по адресу.

— Это почему?

— Зайдите в гастроном, там гири на два и три килограмма. В самый раз.

— Между прочим, он летчик. — И Люська не выдержала и двинулась на Адидаса.

— Здесь магазин! — попытался удержать ее Николай Иванович.

Но Люська была уже неуправляемой.

Адидас и Люська побежали по магазину, как по физкультурному залу, перепрыгивая, перелезая и выделывая обманные движения, на удивление покупателей. Короче говоря, магазин необычайно оживился, задергался.

Пора бы Николаю Ивановичу физическое явление под названием Люська твердо усвоить, и, кажется, он начал его усваивать.

Гирю несли на продернутой в ушко палке Трой, Кирюша (вызванные специально по этому поводу), сама Люська и Николай Иванович.

Отдыхали на мосту через Москву-реку. Лед давно сошел, и река была уже свободной, но еще по-зимнему темной и строгой.

По реке плыли первые лодки со спортсменами-гребцами, только вместо маек на них были свитера. Люся сказала Николаю Ивановичу:

— Давай утопим твою шляпу.

— Как же так? — забеспокоился Кирюша.

— А вот так же так. Начинается новая жизнь.

— Люська, прекрати, — попробовал остановить Люську Трой. — Хватит и того, что купили гирю.

— Не хватит.

Шляпа Николая Ивановича полетела в воду. Падала она долго, постепенно снижаясь, но потом упала и поплыла вверх полями, как кастрюля.

— Ты все-таки дикая, — вздохнул Кирюша.

— Надо ее торпедировать, но нечем, — сказала Люська, оглядываясь в поиске какой-нибудь льдышки.

— Утонет, — опять вздохнул Кирюша.

— Ты должен набираться мужества, — утешила Люська Николая Ивановича.

Для чего ему набираться мужества, Николай Иванович не спросил, но Люська сама объяснила:

— Ты должен быть во всем похожим на меня.

— Почему он должен быть похожим на тебя? — удивился Кирюша.

— Я его дочь.

— Дочь должна быть похожа на отца, — сказал Трой.

— Так было раньше, — возразила Люська. — Теперь все наоборот. И перестаньте спорить со мной по любому поводу. Безобразие.

С моста они вместе с гирей выкатились, как сказала Люська, на старенькую набережную. Вскоре их догнал один из спортсменов-гребцов, сбоку на плече у него мелкими буквами было написано: «Квант». Он протянул Николаю Ивановичу шляпу.

— У вас слетела. — И с уважением наклонился к гире, потрогал ее, постучал пальцем. — Да, вещь.

Николай Иванович с испугом взял шляпу, поблагодарил Кванта, покосился на Люсю и шляпу надел. Она была мокрой, холодной, почти ледяной. «Как бы не заболеть», — подумал Николай Иванович.

Когда гирю в подъезде увидел механик по лифтам Сапожков, он сказал:

— Сильный сюжет.

Гиря нашла себе место в углу комнаты около батареи.

— Отсюда ты ее будешь брать и заниматься, — сказала Люська.

Николай Иванович не возражал. Главное, чтобы гиря не была на проходе, чтобы об нее не споткнуться и ненароком не убиться. Николай Иванович даже прикрыл гирю тряпочкой: вдруг ему повезет и Люська о ней забудет. Но это значило, что все-таки еще не до конца Николай Иванович усвоил такое физическое явление, как Люська.

Николай Иванович с Троем играли в стоклеточные шашки, Николай Иванович был закутан в шерстяной платок, который ему выдала Зоя Авдеевна: Николаю Ивановичу нездоровилось. Люся поднялась от тети Нюры — тетя Нюра учила Люсю вязать на спицах — и сидела молча, вязала (совершенно новое и неестественное для Люськи состояние). На стуле была тарелка с изюмом, и Люська ловко закидывала изюм в рот одной рукой, не прерывая вязания. Кирюша читал «Страницы истории нашей Родины». С некоторых пор он носит эту книгу с собой. В квартире полная тишина. Длилась она ровно до того момента, пока Кирюша не сказал, что царевич Дмитрий погиб в Угличе по собственной вине — никто его не убивал.

— А как же? — спросила Люська, шевеля спицами в неумелых еще пальцах.

— У него случился припадок черной болезни, и царевич сам себя смертельно ранил ножом. Вот написано: «Последний приступ болезни длился у царевича несколько дней, потом царевичу полегчало, и он вышел во двор, стал играть с мальчиками ножом в тычку, а тут снова напала на него немочь падучая, да в ту пору он накололся ножом сам и оттого умер».

— Что это за черная болезнь, отчего она берется? — спросила Люська и теперь уже спицей наколола изюм и отправила в рот.

Кирюша приготовился развить тему:

— Помнишь, когда ходили в музей биологии…

— Уже.

— Что?

— Забыла, когда ходили.

Люся отложила вязанье. Похоже, оно ей надоело, и Люся решила поскорее вернуться к своему естественному состоянию.

— В музее биологии… — опять начал Кирюша. — У человека двигательный центр… если его затормозить…

— Ты умный, я глупенькая, — перебила Кирюшу Люська. — Ты меня затормозил.

— Я? Когда?

— Сейчас. Не могу вязать.

Кирюша молчал. Люська умеет создавать неожиданную сложную обстановку, делает это естественно в силу своего характера, а может, ей просто нравится дразнить, выводить 'из равновесия кого-нибудь. Обычной жертвой, насколько успел заметить Николай Иванович, бывает Кирюша.