— Ну, давай же, давай! Давай! — твердил молодой человек.

— Сколько можно! Давать тебе будут в борделе, и прекрати мучить артефакт, он все равно не работает! — раздраженно рявкнул Шеф.

— Шеф, помолчите хоть минуту!

— Сам рот закрой! Ты не видишь, что этой тряпкой моль давно пообедала?!

— Ну, лети же, коврик, лети!

— Ага, прям вот так взял и полетел! Что, вазой последние мозги отбили?! А с кровати в детстве ты часом не падал?

— Да заткнись ты уже, маразматик старый! — все же вышел из себя Валер. — Я сейчас тебя обратно отвезу на застолье к родственникам! Можешь на собственном примере им объяснять, где находятся пресловутые мозги и с чем их следует готовить!

— Направление укажи, дебил господень, — возвел глаза к небу, но несколько присмиревшее бросил Шеф и бескультурно сплюнул на тротуар. Нецензурных комментариев больше не последовало. Похоже, безликие родственники подчиненного чем-то сильно ему не нравились.

— На юго-запад, в Столицу, — нерешительно произнес Валер и ковер, к огромному удивлению толпы, все-таки взлетел. Не прошло и пяти минут, как горе-путешественники стали не более, чем размытым пятном в вечернем небе.

— Ламьен? — тревожным шепотом позвала эльфа Луиза.

— Да? — судорожно осмысливая услышанное и увиденное, откликнулся он.

— Тебе ни о чем не говорит вопрос о вазе и то, что они едут в Столицу?

— Говорит. Ох, и не завидую я сейчас Сангрите!

— Агата, почему бы тебе не пойти обратно к гостям? — недовольно проворчал Эвальд Фламмен, отвлекаясь от бумаг и книг, в которых до этого что-то целенаправленно искал. Должно быть, нынешний клиент подкинул непростую задачку, раз ему понадобилось освежать свои и без того внушительные знания. Впрочем, за простые заказы он никогда и не брался. Это было совершенно неинтересно, а мэтр Фламмен имел достаточно высокое положение, чтобы позволить себе выбирать.

— Вот сам и общайся с этими кобылами, — в тон ответила Сангрита, даже не двигаясь с места. Делать ей больше нечего, кроме как принимать весь этот родовитый светский сброд, что зачастил к ним с визитами после ее возвращения. Хотя… да, делать ей как раз таки больше и нечего. Снова путешествовать, как летом, дедушка ее точно не отпустит, в театр вернутся она тоже не может… после ее исчезновения несколько успешных мюзиклов пришлось убрать из репертуара только потому, что ей так и не смогли найти достойную замену. Фарине, вынужденный стать во главе театра после побега мерзавца Шута, с ней теперь даже не здоровался и не принимал ее обратно просто из принципа. Если бы у нее, хотя бы, была с собой партитура «Грязной революции»… но партитура осталась в Лохбурге, у Леттера. Она так и не успела с ним поговорить. Хотя, в чем-то это и хорошо. По крайней мере, его никто не арестовывал, как ее и Шута. В конце концов, у Филиппа-то нет всемогущего дедушки. Кто знает, где бы она сейчас была, не будь она внучкой Эвальда Фламмена. Наверное, там же, где и Шут, а в его благополучии она очень и очень сомневалась. Впрочем, не хватало еще опять его жалеть. Он-то о ней не заботился никогда. Он не достоин ее жалости, даже если полиция явилась по их душу вовсе не по его вине, как она сгоряча подумала. Хотя, нельзя все-таки сбрасывать со счетов то, что к прошлому Людвига Вэрбе он отнесся совершенно наплевательски, несмотря на то, что она, в наивном стремлении найти с его стороны хоть какую-то поддержку, поделилась своими подозрениями. И он еще полагает, что она может ему довериться после этого?

Но, что не говори и сколько не клянись в абсолютном равнодушии в проклятому эльфу, а затронуть душу он умел. Именно поэтому ведьмочка никак не могла выкинуть его из головы, хоть и очень старалась. Вся ее сущность словно бы сопротивлялась призывам рассудка, чему, также, не могло не способствовать и ее упрямо неумирающее чувство сострадания. Дурацкое и совершенно непрактичное, по ее мнению, качество, но избавиться она от него не могла. К тому же, он почти признался ей в любви. Точнее, признался, но в тот момент она была слишком напугана перспективой снова угодить в немилость стражей закона, чтобы дать этому психу довести свое неадекватное «я тебя, КАЖЕТСЯ(!), люблю» до чего-то более-менее вразумительного. А еще она бессердечно бросила его на растерзание этому преотвратному лорду Джастису. Без сомнений, за эльфа он принялся еще упорнее, раз уж из нее никакой полезной информации выжать не удалось. Хотя, маэстро Демолир как раз ничего интересного ни о Людвиге, ни о Луизе и не знал. Впрочем, это очень хорошо. Это она будет молчать во что бы то ни стало, выгораживая сестру лучшего друга, вдобавок ко всему вернувшую ей магию. Шуту же подобное благородство чуждо, особенно если учесть, что он с Луизой даже не знаком. В существовании же в нем чувства солидарности к любимой девушке, если она все-таки таковой являлась, Сангрита очень сомневалась. Она вообще не знала, как к нему лучше относиться. Как правило, люди, столько прошедшие вместе, становятся или близкими друзьями или лютыми врагами. Но, ни к той, ни к другой категории ведьма его отнести не могла. Бывали, конечно, моменты, когда ей жутко хотелось по-дружески ему довериться… наверное, потому, что друзей у нее было не так уж и много. А бывало и так, что она всерьез желала ему смерти. Примерно в таком состоянии она покидала Лохбург. Пребывая в абсолютной истерике, она чувствовала себя преданной, запуганной, одинокой девочкой, потерявшейся в огромном мире несправедливости, жестокости и грязи. Она в тот момент нуждалась в утешении и ласке, а судьба подсунула ей бесчувственного прокурора, что, в конце концов, махнул на нее рукой и выставил из города, дабы не действовала на нервы. Но, кто знает, сложись обстоятельства хоть на сотую долю менее жестоким образом, возможно, она и не уехала бы так скоропалительно.

Впрочем, что толку перемусоливать былое? Все сложилось именно так, а не иначе. Она давно в Столице, и самое неприятное, что может подсунуть серая реальность — это длинные языки и неугомонная фантазия светских кумушек.

Такой же коллегиум расфуфыренных дамочек восседал сейчас в гостиной, развлекаемый Маргой. Строго говоря, пришли они, главным образом, для того, чтобы лично убедиться, что широкоизвестная героиня столичных сплетен Агата Фламмен действительно имела наглость вернуться, а потом пересказывать на ухо подругам свои красочные впечатления от общения с этой «распутной девкой». А впечатления у них, как правило, действительно были красочными, хотя бы даже потому, что Сангрита никогда не походила на канон светской леди. Главным ее пороком, с точки зрения общества, было то, что она постоянно совала свой нос, куда не требуется, вместо того, чтобы вышивать крестиком и рисовать в мечтах свадебное платье. Что ж, возможно, это действительно было так. Эвальд Фламмен воспитывал свою внучку, прежде всего, волшебницей. Замашки нежной барышни позже ей пыталась привить Марга, но, увлеченная магией, Сангрита все больше слушала дедушку. Когда же мэтр спохватился и вспомнил о том, что внучку-то давно пора выдавать замуж, оказалось, что ей замуж вовсе не хочется, а хочется, как дедушка в молодости, путешествовать, на практике совершенствуясь в волшебстве. Поскольку в характере девушки, казалось, сконцентрировалось упрямство всех предков-Фламменов вместе взятых, пришлось пойти на уступки и отпустить внучку, взяв с нее клятвенное обещание особенно не увлекаться и быть осторожной. В результате же обещанной осторожности, ведьма умудрилась оказаться изнасилованной эльфом и потерять магию. Должно быть, то же святое чувство осторожности и позволило ей через полгода оказаться в лохбургском борделе, случайно убить официанта и ввязаться в местные криминальные разборки. Пожалуй, в том, что даже Эвальд Фламмен начал соглашаться с мнением света не было ничего странного. Магия магией, но непревзойденный талант Сангриты находить приключения на пятую точку мог повергнуть в ужас кого угодно. Ужас этот, к огромному сожалению девушки, обладал вдобавок еще и удивительным постоянством. Нет, мэтра тоже можно было понять. Ее мать умерла еще при родах. Отец же, от горя, с головой погрузился в магию и, затеяв разработку какого-то особого оружия против нечисти, погиб в собственной лаборатории, не справившись с Потоком. Конечно, Эвальд и Марга, тяжело пережившие утрату сына и невестки, вовсе не хотели потерять еще и единственную внучку. Ей же, как назло, все не сиделось на месте. Даже в театре, под неусыпным оком бабушки, она умудрилась наткнуться на неприятности в лице Вельта Демолира! Как результат, мэтр Фламмен словно с цели сорвался и, по возвращении Сангриты домой, принялся активно делать из нее любимый обществом образец добродетели, послушания и сладкого идиотизма. Получалось, правда, плохо. Точнее никак. К тому же, дедушка, судя по всему, свою внучку иной, нежели она есть, вообще не представлял. Но, тем не менее, упрямо таскал ее по балам, которые она ненавидела, и заставлял терпеливо беседовать с каждой светской клячей, что приезжала к ним в гости. Сангрита, правда, быстро разобралась в ситуации и вскоре заимела привычку приветливо здороваться с гостями, а потом отлучаться на минутку по какому-нибудь «важному» делу. Минутка, как правило, растягивалась до конца визита.