На столе в его гостиной крепко спал незнакомый обнаженный мужчина. Канарейки в комнате видно не было, зато кое-где вместо волос у гостя росли мелкие желтые перья, которые медленно, но верно превращались во вполне естественную для человека растительность. В принципе, это было логично. Если верить прочитанным им книгам о нечисти, превращаться из человека во что-то мелкое, как, например, певчая птица, очень больно, и большинство таких оборотней, перед тем как перекинуться, или напиваются в стельку, или принимают наркотики, или глотают обезболивающее. Судя по всему, чтобы боль была не такой мучительной, обратное превращение идет лишь во сне и настолько медленно, что на это требуется часов десять.

Проснулся гость только через час. За это время лорд Джастис успел позавтракать, прочесть утреннюю газету и отправить в прокуратуру записку с краткими указаниями на сегодняшний день. Как впоследствии оказалось, его предусмотрительность пришлась очень кстати, потому что самолично в прокуратуре он появился лишь поздним вечером. И то по дороге пришлось вытащить из постелей нескольких своих адъютантов.

Ну, кто бы мог подумать, что эта несчастная мокрая канарейка превратится в Филиппа Леттера, известного столичного композитора и брата не менее известной воровки Чертовки Луизы! Ее же полиция ищет по всему городу! И хотя местонахождение сестры маэстро ему не открыл, лорд Джастис узнал интереснейшую информацию о Людвиге Вэрбе — главном зачинщике Грязного Движения. Его ведь ищут еще интенсивнее, чем Луизу! А он гостит себе спокойненько в особняке сердобольного композитора. Потрясающе добрый, наивный и жалостливый человек! Приютил первого встречного вампира и ведь даже не представляет, кто он такой! По закону надо бы его казнить за принадлежность к нечистой расе и укрывательство государственного преступника… однако делать этого лорд Джастис не собирался. В Лохбурге правила существовали только для того, чтобы их нарушать, к тому же, чутье подсказывало прокурору, что Леттер еще сыграет свою роль в жизни города. Чутье милорда никогда не подводило.

— Значит, бросаешь меня здесь? — холодно и как-то безэмоционально произнес музыкант.

— Да, бросаю, — решительно подтвердила Сангрита.

Последние полчаса она с головокружительной скоростью носилась из комнаты в комнату, собирая по дому и кидая в небольшую дорожную сумку все те мелочи, без которых и дня не может прожить ни одна девушка, будь она хоть трижды ведьмой. Поскольку дом был большой, и поскольку определенного места у этих вещей не было, ведь жила она здесь всего ничего, найти что-то нужное можно было где угодно. Потому ведьма и умудрялась собираться так долго, хоть и уезжала налегке. Был, впрочем, и еще один задерживающий факт — Шут. Хоть она и старалась на него не смотреть, глаза находили его сами и тут же натыкались на стену ледяного отчуждения. Что на самом деле творилось у него в мыслях, ведьмочка и предположить не могла, но своим видом он успешно вселял в нее такое чувство вины, что она с ужасом ловила себя на порывах подойти, крепко-крепко обнять этого чокнутого эльфа и жалобно, как в детстве, разбив любимую бабушкину вазу, спросить, что же ей сделать, чтобы получить прощение.

О господи, о чем она думает?! Какая на ней может быть вина! Это она должна угощать его ледяными взглядами, это она должна спокойно, словно каменное изваяние, курить у окна, ожидая, пока обидчик созреет для того, чтобы приползти к ней с извинениями. И плевать на то, что она не курит и что никогда не бывает настолько равнодушна, чтобы искренне убивать таким взглядом, а фальшь ненавидит всей душой… Нет, не плевать. Да, она не выносит фальши… и это уже причина, по которой она никогда и ни за что не позволит себе снова пожалеть Вельта Демолира. И дело даже не в том, что он ощутимо покалечил ее жизнь. Все-таки она, вопреки его мнению, вовсе не злопамятна и уж точно не стервозна. Но сам он словно бы состоит из фальши. Из пресловутой фальши, которая убивала веру, которая была неумолимым шлагбаумом, не позволявшим хоть чуточку сократить дистанцию в отношениях.

А Шут, в свою очередь, чувствовал это. И истолковал в своей обычной пессимистично-апатичной манере. В общем-то, тут и истолковывать было нечего. Зимние сказки пишут про рыцарей-альтруистов на белых жеребцах, а он — подлец и негодяй, никому не нужный и даже не имеющий права на жизнь, как совершенно верно некогда отметила Сангрита.

Сигара подошла к концу, музыкант достал из хьюмидора [2] другую и, не утруждая себя правилами прикуривания ,[3] быстро зажег ее. В данный момент он просто не знал, куда себя деть и уж тем более его не волновал подпорченный вкус сигары. Ему вообще не хотелось курить. Но он знал также и то, что если не займет сейчас руки хоть чем-то — в ближайшие месяцы острые предметы от него лучше спрятать. Сегодня он ненавидел собственную жизнь сильнее, чем когда-либо… Настолько сильно, что эта ненависть даже начала переходить на его собственную личность, что для любого эльфа вообще вещь небывалая. Даже Волк почему-то вел себя тихо: не дерзил и не возмущался его болезненной привязанностью к Агате Фламмен. Он лежал, сжавшись в комок, и лишь изредка печально поглядывал на мир через его глаза. Должно быть, ему тоже не хватало тепла… Что ж, существует холод, от которого не спасет даже волчья шкура. Но что тогда спасет?.. Огонь? Да, наверное. Абсолютно непонятный и необъяснимый душевный огонь, которого у него не было вовсе, и который бушующим пламенем горел в Сангрите в любую погоду. Он, впрочем, горел в ней и сейчас. Рыжая ведьмочка как оголтелая носилась по особняку в поисках то шпилек для волос, то зеркальца, то потерянного магического амулета, то еще какой-нибудь ерунды. Только теперь этот огонь почему-то не спешил перекидываться на него. Может быть потому, что максимум через час его хозяйка исчезнет из его жизни? Конечно же, с огромным облегчением и, конечно же, навсегда. И даже на еще одно совпадение, на еще одну случайную встречу надеяться было бы глупо. Слишком уж их много было, этих совпадений.

Но куда она уезжает, зачем? Еще вчера он целовал ее, стоя по колено в снегу, а сегодня она врывается в мрачный особняк Леттера и с ходу начинает собирать вещи. Разумеется, ничего не объясняя. Когда она вообще ему что-то объясняла? Впрочем, в этот раз причина и без того была ясна. Скоростное письмо, слегка опаленное почтовым заклинанием, лежало на столе. На конверте значилось имя Агаты Фламмен и, должно быть, именно оно сподвигло ее так резко сорваться с места. Внутрь Шут не полез, все равно ведь заклинание не позволит ему без разрешения сунуть туда любопытный нос, а выпытывать у ведьмочки что случилось или, более того, просить не уезжать, гордость не позволяла. В конце концов, она всегда делает, что хочет и плюет на его мнение с высокой колокольни. Вот пусть и поступает так, как считает нужным, а он свое мнение, за ненадобностью, вообще выражать не будет.

«Э… Вельт? — неожиданно вскинул голову Волк и уставился на него полными презрительного недоумения глазами. — Что за бред ты несешь? Смахивает на дешевые отговорки».

«Что?.. Молчи! Молчи и не лезь не в свое дело!» — воскликнул мысленно эльф, с ужасом осознавая, что Волк абсолютно прав и он попросту безумно боится… боится… а чего он вообще боится? Черт его знает, но что-то подобное испытывают влюбленные мальчишки без капли мозгов в черепной коробке. Еще лучше, сравнил себя с влюбленным подростком… Нет, нет, нет! Все в порядке, все замечательно! И чего он вообще так расстроился? Жизнь прекрасна…

«Что, правда? Просвети, что ли, и меня, в каком же это месте она прекрасна?» — скептически поинтересовался Волк, и Вельту пришлось расписаться в своем полном бессилии позитивно взглянуть на мир.

А может послушаться раз в жизни вторую ипостась? Может, сказать ей? Да, наверное, нужно решиться. Но что сказать? «Сангрита, останься или я сойду с ума?» Слишком пафосно. «Сангрита, я не могу без тебя жить?» О боже, какая ахинея! «Сангрита, я… я…» Слова внезапно кончились и музыкант скорбно признал, что так трудно ему не было даже когда он делал предложение Мелиссе. Впрочем, ее как раз никто и не спрашивал. Завернув однажды на чай к ее родителям, он прямо сообщил о своих намерениях и те, не колеблясь, выдали дочь за богатого кавалера. Мда… Сангрита определенно исключительный случай. Черта с два она позволит что-то за себя решить. Тем более, он вовсе не собирается на ней жениться. Так что же ей, все-таки, сказать?